— Садитесь, — Урсула подвинула Фредеру кресло. — Для меня было неожиданностью ваше желание поговорить со мной.

— Фанеса Фарар, вы знаете, что меня к вам привело. Мы чужие люди, но одно нас объединяет. Даже не знаю, как начать…— Фредер замолчал, ища нужные слова. Стол Урсулы пустовал, за исключением чашечки чая и хрустящего печенья. Тоб и Уилл говорили, что на нём нет свободного места от бумаг и перьев. Фредер заметил, как бы Урсула не пыталась устроить ему королевский приём, заполненный папками шкаф, из ящиков стола и комода торчали листы бумаг. — У меня всё ещё стоят перед глазами Брас, Эйдин и Фон. У вас такого нет?

— Я не была на казни и не смотрела её по стеклу, — сказала Урсула, скорбно поджав губы. — Это очень тяжело — наблюдать за смертью людей. Я никогда не хожу на публичные казни. Не моё. Тяжело. Хотя я думаю, что должна была там присутствовать, если способствовала отправлению этих людей на смерть. Возможно, проглотила бы всё, как сделала это на площади Славы. Тогда же я позволила себе смотреть на умирающих в огне людей.

— Не вините себя в том, что не можете сделать. Ваше присутствие или отсутствие на трибуне для зрителей судьбу Эйдина, Фона и Брас не изменило бы. Фанеса Фарар, вы рады, что смерти избежал ваш приятель Марион?

Вопрос Фредера прозвучал слишком неожиданно для него самого. Он не хотел лезть в душу Урсуле, но в то же время он пытался понять, что происходит с человеком, который держит другого на краю пропасти и в любой момент может его отпустить. Или спасти.

— Да. Больно было ожидать приговора, страшно. Я не хотела смерти Джексону, хоть его поймала я.

— Он, должно быть, радуется несказанно своей победе?

— Возможно, да. Джексон стал слишком странным, чтобы его можно было понимать. Он стал другим. Высокомерным по неузнаваемости, королём, запертым в клетке.

— Мне говорили, что Джексон всё время высокомерен, — Фредер усмехнулся. — Я слышал, за два дня до вынесения приговора он написал жалобу, что якобы с ним жестоко обращаются в камере. Марион решил сочинять стихи и сочинил, что ему не приносят мятных конфет, тем самым у нет вдохновения для написания стихов, а это означает следующее — бесчеловечное обращение с заключённым. Теперь, перебравшись под домашний арест из тёмной камеры, Марион должен похлеще спектакли показывать.

Урсула покачала головой.

— Раньше, когда я навещала Джексона и пыталась с ним поговорить, у него на какое-то время падала маска. Хотя бы слова прощания перед моим уходом он произносил обычным не напыщенным голосом. А сейчас нет, я навещала его два раза в арестантской квартире — он ни разу не сменил спесивости. Я говорю ему, что видела Живчика, — это его любимая собака, Ваше Высочество, — Джексон и глазом не повёл.

— Что ж, будем радоваться, что хоть кто-то может себе позволять такую прекрасную самоуверенность!

Далёкий звук пистолетного выстрела ударил как гром. Фредер вздрогнул.

— Не пугайтесь, Ваше Высочество, — Урсула поспешила к окну и закрыла ставни. — Это просто мой сосед, полковник в отставке, в своём дворе сделал тир и каждый день проверяет свои навыки. Это не то, что вы подумали. Не освободители.

— Я не боюсь, — солгал Фред, поглядывая на окно.

Урсула заметила ложь в его голосе и понимающе улыбнулась.

— Не нужно мне врать. Ваш страх естественен. Вы должны опасаться за свою жизнь. Ваше Высочество, освободители сейчас в городе. Я после зимнего восстания хорошо общаюсь со столичными военными и с Зоркими Соколом, мне сказали, что в преддверии встречи Её Величества с Ваксмой Видономом освободители собираются устроить теракт в столице.

— Я знаю, — холодно заявил Фредер. — Но моего и вашего знания недостаточно для предотвращения бесчинств. Пока Зоркий Сокол не найдёт их логово, люди не перестанут бояться. Хорошо, конечно, что нашли склад с боеприпасами в Конории, но где склад самих освободителей? Они могут жить где угодно, с магией Тенрика не составляет труда перенести освободителей из другого города или даже из другой страны в Конорию. Фанеса Фарар, я вот зачем к вам пришёл…

Как только подошёл момент сказать самое волнующее, слова растерялись, Фред смолк и обессилел. Даже одна мысль отдавалась болью.

— Тобиан… я его теряю… Я теряю их обоих — Тоба и Уилла. Тобиан сказал, что только смерть сделает его свободным. Я даже не знал, что ему ответить… Он верит своим словам… Уилл давно смирился со своей участью, и даже боги, кажется, не смогут его растормошить… Фанеса Фарар, вы воспитывали Тоба и Уилла пять лет. Они жили под вашей крышей, ели ваши еду, проводили совместные с вами вечера, вы должны их знать как родная мать! Как можно спасти моего брата и моего друга?

Урсула сглотнула большой комок и виновато произнесла:

— Я не была и даже не пыталась стать им матерью. Я воспитывала Тоба и Уилла потому, что мне приказали и платили за выполнение моей работы.

— Но после неудачной попытки бегства шесть лет назад вы сами вызвались взять в свой дом Тобиана, чтобы спасти его и Уилла от наказания Огастуса.

— Это отголоски моего прошлого, проведённого в отряде освободителей Грэди и Линды Каньете… Ваше Высочество, мне постоянно приходится выбирать между двумя злами. Я иду в сторону меньшего и задумываюсь, а может быть такое, что большее зло окажется большим добром? Я ушла из отряда, выбрав между ним и своей безопасностью. Моя жизнь и свобода — вот что изгнало меня из отряда. Это потом я начала активно доказывать, что не одобряю деятельность освободителей, и лично пошла к армии бунтовщиков. Но где, скажите, где общее между кроткостью Линды и Грэди и войной их сына Тимера? Я люблю Уилла, и Тобиан мне дорог, но мне никогда не проникнуть в их разум. Это может сделать близкий человек, такой, как вы, Ваше Высочество.

— Я не подхожу, — пальцы Фреда напряглись. — Мы слишком разные, даже чужие. Тобиан мой брат-близнец, но из-за его буйного нрава, из-за его ложного облика я забываю часто, что мы на самом деле близнецы. Иногда я удивляюсь, когда перед собой вижу лицо не Бонтина, а Тобиана. Вот говорят, что между близнецами образуется невидимая связь, что если у одного заболит нога, то и второй почувствует боль. У нас такого никогда не было. Говорят, близнецы не хуже мыслечтецов могут видеть мысли и понимать о чём думает брат. У нас это было два раза в жизни — в имении Казокваров, когда я, наконец, пришёл за Тобом, и тогда, на восстании, когда мы поняли, что остались в живых. Проникнуть в душу Тобиана умел один человек — наш отец. Есть ли похожий человек у Уилла, я не знаю, моя надежда на вас. На казни мятежников мне не было так больно, как в академии, как во дворце Солнца, как в Загородном дворце, когда я смотрю, как медленно погибает мой лучший друг, будучи рабом.

Глаза Урсулы потемнели.

— Нулефер Свалоу. Она — важная частица в жизни Уилла.

— Если я попрошу вас её найти, — стальным голосом сказал Фредер. — Вы сможете выполнить мою просьбу? У меня нет никаких идей, но вдруг Нулефер сможет повлиять на Уилла. Я согласен на любой, даже на самый жестокий способ. В его положении раба даже нечаянная смерть от руки подруги будет лучшим исходом.

— Если бы я имела возможность найти Свалоу, я бы не сделала это? Я бы не поймала её и не сдала бы Соколу? — возразила Урсула. — Ваше Высочество, я одинаково на дух не выношу любого из подручных Тимера. Какая у меня причина пройти мимо Нулефер? Она больше не моя ученица. Но, знаете, я поддерживаю тёплые чувства Уилла к Нулефер. Он не считает её своим врагом и, Ваше Высочество, кто знает, закончилась ли в имении Казокваров история дружбы двух магов — Уилла и Нулефер…

— Вы хотите сказать, что Нулефер не исчезла из жизни моего друга?

— Освободители в городе. Нулефер, возможно, гуляет по тем же улицам, по которым ходит Уилл.

— Нельзя ли мою карету направить на улицу Нулефер? Встретились бы случайно, побеседовали.

— Случайно вас свести можно, но я не ручаюсь, что Нулефер сможет вернуться в своё логово. С вами всегда королевская охрана, которая не будет слушать ваших приказов и сообщит незамедлительно Зоркому соколу о том, что они нашли члена Кровавого общества. Для Уилла это станет ударом.