— Не надо. Я не перевариваю полбу.
— Тоже мне нашёлся умник, — хмыкнул за стойкой потрёпанный высушенный старик, — полбяную кашу не любит. Тебе мать что ли невкусно её делала?
Тобиан хмыкнул ему в ответ.
— Моя матушка никогда не занималась готовкой. Если она однажды приготовит мне какое-нибудь блюдо, то поспорю на миллион, одним из обязательных ингредиентов будет цианистый калий.
Старик пробурчал что-то, поражаясь непонятным, незнакомым ему термином, и стал ждать своего пива. А Тобиан продолжил ждать развязки камерутской танцовщицы, должна же она раздеться!
— Ай, пустите меня! Мне больно! Помогите!
Завизжала вдруг раздатчица еды. Её за руку схватил пьяный чиновник, положил животом к себе на колени и тянулся под юбку. Девушка, естественно, вырывалась, но мужчина держал её крепко, несдержано причмокивая губами.
Камерутчанка перестала танцевать, сельские мужики вместе с трактирщиком повыскакивали и бросились на помощь к девушке. Со стула слез и Тобиан, подошёл к девушке. Схватил пропойцу за шею, застыл, взглянув за голое плечо разносчицы еды. Чёрт, татуировка в виде трёх синих треугольничков. До чего же не вовремя встретил-то её. Отпустил чиновника и всю силу перебросил на хрупкую руку девушки.
— Пойдёмте сейчас со мной, мошенница.
Та забрыкалась, мужчины всполошились, стали выхватывать её из лап Тобиана.
— Что делаешь, зачем она тебе?
— Эта юная фанеса обвиняется в контрабанде, — надменным тоном произнёс Тобиан. — Она переправляла через границы Зенрута дорогие сигареты и магические зелья.
— Вы не имеет права меня арестовывать! Вы полицейский? Покажите ордер, где сказано о моём обвинении? — заотнекивалась девушка.
Дверь Тобиану перекрыли посетители трактира, пьяный чиновник тоже стал перед ним с глубокой досадой на лице — как посмел хватать его за шею? Но большую досаду в этот момент ощущал не он, а Тобиан. Дьявольски неприятно всё сложилось, опять тянись под куртку во внутренний карман, доставай дурацкую бумагу.
— Вот, — вытащил он документ. — Здесь написано, что я помощник Зоркого сокола из числа гражданских. Значит, я могу арестовывать любого, если у меня возникнут подозрения на его счёт. Даже в отсутствии возбуждённого дела на конкретного человека.
За окном раскинулась нескончаемая пустая земля. Если начнётся драка, его прирежут, пока он докричится до кого-нибудь из деревни. Но и что с того? Подумаешь — он умрёт, делов-то.
— Девушка, не сопротивляйтесь, — нетерпеливо сказал Тобиан. — Я ведь могу поступить иначе: сообщить о вашем месторасположении Зоркому соколу, и тогда, когда узнают ваш адрес, к вам в гости, прямо домой пожалует целый отряд. У вас маленький сын есть, слышал, и больная мать на попечении? С ними не будут церемониться, перепугают до смерти и уничтожат, пока будут скручивать вас в наручники, половину дома.
— Почему ты не арестуешь того мерзавца, что к ней пристал? — прозвучал камерутский акцент.
С деревянной сцены спустилась грациозная танцовщица с чёрными, гордыми глазами. Говорила она таким раздражённым голосом, словно Тобиан устроил эту сцену у неё дома. А так и было, никто не скрывал, что камерутчане считают Санпаву своей.
— Пьяные посетители трактиров никогда не были в приоритете у Зоркого сокола, — сквозь зубы буркнул Тобиан. — Захочет — пожалуется сама на него, я подтвержу её слова.
Шум, устроенный внутри, привлёк людей снаружи. Едва Тобиан открыл дверь, растолкнув мужчин, на него с ошарашенными глазами наскочил худой человек.
— Боги мои, Бонтин. Ты что? Ты… и в Зорком соколе?
Да что за день?! Килл Вампс, его знакомый, свободный шахтёр с земель Казоквара оказался здесь, в Санпаве… Надо отметить, очень хороший человек, всегда относившийся к нему как к равному. Презирал Килл Казокваров тоже сильно, как и страну в целом, сочувствовал всегда Бонтину и его товарищам.
— А я не верил слухам, что сам Бонтин здесь. Не верил! Куда ты пришёл? Проклятый, как ты с Зорким соколом можешь сотрудничать? — Килл заорал не своим голосом. — Тебе, Бонтин, герцог Огастус всю жизнь переломал, за сына не считал! А ты, гад, простил им все обиды. В Зоркий сокол вступил!
— Я работаю ради своей страны. Это женщина — преступница, и я хочу с ней разобраться.
— Но она только незаконно торговала!
Тобиан не считал нужным объяснять шахтёру последствия контрабанды. Как и разбираться в тяжести преступления одной единственной девушки. Она навредила Зенруту. А он обещал, что будет отслеживать таких как она — хрупких, молодых, но хитрых, злодеек, любящих прикрываться слезами. Жаль, не досмотрел танец восхитительной камерутчанки. Впрочем, горцы — гордый народ, навряд ли бы она обнажила своё тело. Он ведь тоже не собирается открывать свои мысли по поводу разносчицы еды, а его мысли сочувствуют девушке. Не из-за сытой жизни разносчица стала воровать сигареты и зелья, и будь она главарём контрабандистов, то явно бы обошлась и без работы в захудалом трактире.
Но служба есть служба, его осознанный выбор
***
— Поступили, Бонтин, сведения о готовящемся нападении освободителей на склады с зерном в ближайшие дни. Этого нельзя допустить, мы и так потеряли треть урожая из-за нашествия саранчи. Бонтин, будьте осторожны, не попадитесь под горячую руку освободителей. Бонтин! Бонтин, вы меня слышите?
— А? Извините, я задумался.
Голос Джейкоба Бейли внезапно ворвался в затуманенные воспоминания Тобиана, уколол его и вернул из прожжённого вином и пивом кабака на каменную брусчатку особняка. Ровная, приятно потрескивающая дорога, никак насыпей и ям. И нет визга пьяных девок, только слышны уверенные и красивые речи мимо проходящих санпавских аристократов. Один из которых, губернатор Джейкоб Бейли, идёт с ним рядом.
— Всё думаете о той девушке, разносчице еды? Шестица ж, Бонтин, прошла, — приятным, немного сочувствующим тоном сказал Бейли. — С вашим статусом вредно принимать каждую мелочь близко к сердце, это ваша работа. Впрочем, Бонтин, мне вас не понять. Ни дня не проходит, чтобы вы не влипли в очередное приключение. Научите меня так часто заводить врагов и попадать в неприятности.
Тобиан оторвал взгляд с ряда молодых саженцев дуба и перевёл его на губернатора. Первое, что бросилось в глаза, — прилизанные, гладко постриженные пучком волосы, еле видная щетина, отглаженный воротничок пиджака, вычищенные, будто вчера купленные сапоги. Почему он только сегодня обратил внимание на вид Джейкоба Бейли Санпавы и невольно вспомнил Джексона Мариона? Почему сегодня эта контрабандистка, случайно встреченная им в кабаке, снилась всю ночь и продолжает мелькать в глазах?
— Таким уродился, фанин Бейли.
Они остановились перед летающей каретой. Лакей открыл дверь и усадил губернатора Бейли, водитель положил руку на винамиатис.
— Вон, смотри, это Бонтин. Я же говорю тебе, он с ними заодно.
Двое рабов, принадлежащих кому-то из соседей Бейли или соседских гостей, украдкой посматривали на Тобиана. Опять, как шестицу назад, к горлу подскочил неприятный и мерзкий комок, а руки зачесались, как при падении в крапиву. Но Тобиан только отвесил двум рабам кивок, будто здороваясь, и уселся к губернатору.
— Про вас говорят? — спросил Бейли.
Сжатые до покраснения пальцы в кулаки отвечали за Тобиана. А тот молчал. Проклинал свой первый день в Санпаве и глупого охранника, раскрывшего его имя. И себя. Всё начиналось идеально, от вокзала до мэрии, где его ждал губернатор, нужно было пройти всего лишь одну милю. Да вот направил его треклятый Неонилиас под копыта бежавшей лошади. А дальше поломанный чемодан, разбросанные вещи, склока с всадником, толпа зевак, угроза начать драку и сердобольный охранник, кричащий Бонтину Бесфамильному оставить чемодан и поторапливался к губернатору на приём. Его фамилия, которая на суде против Дриса была гордостью, знаменем для жителей Зенрута не жалеть своих поработителей и стрелять в них, отрезать конечности, убивать, если так уж хочется, стала приносить один лишь позор.
