— Заткнись. — прошипел СБшник, опуская взгляд, и сжимая кулаки, старясь взять себя в руки.

Ладно, выдержка у него есть, а значит — он не безнадежен!

— Вот этот вот всё, — сменил я ехидный голос на серьёзный — я узнал, просто слушая ваши вопросы. Я не залазил к вам в голову, как вы могли подумать, и не читал вашего личного дела пред тем как вы сюда пришли. Я вообще вас впервые вижу, хотя все же не могу сказать, что не слышал о вас ранее. Все же слухи, эх, — вздохнул я печально, понимая, что это вообще-то плохо — ходят даже по кремлю. Но всё, что я вам сейчас сказал, я узнал просто слушая ваши вопросы. А что вы обо мне узнали, задавая их? — заглянул вновь в глаза человеку, что сам их на меня поднял.

Человеку, что понял, что на допросе тут был он, а не я. Что даже вопросами, что он задавал, я манипулировал. И что осознал, чтобы он сейчас не сказал, это будет частью моего плана, и я извлеку из этого выгоду.

— Думаю, мы закончили. — проговорил он громко, и тоном начальника, будь то допрос, всегда был сугубо односторонним, и ничем не прерывался.

И ушел, словно победитель, забрав с собой и всех своих ребят, что до этого, подпирали стенки по углам. Так бы они пошмонали бумажки в моих шкафах и на столе, но… не имеют право! Так что были лишь декором, для создания авторитета.

Впрочем, не факт, что на этом все кончилось. Покушение было, тело лет тридцати все еще здесь, так что так просто это все не закончится, и трясти будут всех доступных еще ой как долго. И это правильно. Главное, чтобы в СБ все же были люди поумнее того паренька с древесной женой.

— А ведь вы его обманули. — проговорил мой помощник, запуская в кабинет группу санитаров, что наконец явилась по тело.

— Ага. — буркнул я, вновь вернувшись к окну, где багровый уже сменился золотым.

Я не умею читать людей по разговорам! А тем более — по их вопросам. Не пойму ни капельки, даже если мне объяснят… зато я знаю тех, кто так умеет! И знаю, что такие должны быть в нашей службе безопасности. А у меня… а у меня есть нюх.

— Что значит «не можете»?! — рявкнул я в трубку старого телефонного аппарата, кипя от возмущения — Мне что, сам… Вот то-то же — произнес уже спокойней, тут же остывая — ЧТО ЗНАЧИТ «ЗАВТРА»?! — но ненадолго — Да я, блин, вам что тут?!.. Даже блин, тоже тут сижу! Какие нафиг «одиннадцать часов»?! Иначе лично шкуру спущу! И поверь мне — усмехнулся я лукаво — это не пустое обещание.

И положил трубку, продолжая ухмыляться, представляя, как моего собеседника там передергивает от собственной фантазии. Я конечно суров, но…

— Эх… — вздохнул, и взглянул на заваленный бумагами стол.

И эта ночь обещает быть долгой! А когда было иначе? Я тут уже полгода сплю по четыре часа в неделю, разгребая бардак, и наводя порядок. И ни конца, ни края, пока не наблюдаю. А всё дело в… саботаже.

— Надо проветрится.

Пойти куда-нибудь прогуляться! Воздухом подышать… вспомнить беззаботную юность, когда я по подворотням бегал, упырей гонял! А не вот этот вот всё, бумажное. Вопросонеотлагательное, канализационно решательное… не, ну я же не главный сантехник города, чтобы решать, где новые очистные сооружения строить! Почему этот вопрос вообще сюда попал?! С печатями и на гербовой бумаге…

Надо проветрится.

— Двухсотый, ответьте триста сороковому. — приговорила рация-наушники, в неслышимом человеческим ухом диапазоне.

Видавшее виды устройство. Свежеокрашенное, но всё равно страшненькое. Глубокие «ссадины» краской не скрыть. Да и функционал устройства… уже не торт. Как наушники оно уже не работает. Динамики сдохли! И теперь издают только птичий скрежет, что ясен одному лишь мне. Микрофон тоже давно отжил своё, и теперь эта штука может работать только как ларингоскоп, болтаясь у меня на шее. И я порой даже не до конца понимаю. Как это все работает. Как-то вроде и так как всегда, и не так в тоже время.

— Двухсотый слушает. — отозвался я, птичьим скрежетом, хрипя гортанью как могу.

Начав тут же вслушиваться в то, что мне там вещают в ответ. Ничего хорошего! Ну, как обычно…

— Да, поняла… а без меня, чё, ни как? — вздохнул, взглянув на часы, и уже зная, что мне ответят — Ясно, буду через сорок минут.

Ведь еще успеваю на метро до закрытия! Правда дела бумажные придется отложить — бойтесь своих желаний! Теперь вот тащится на самый дальний край Москвы… в какую-то подворотню. Ведь там обнаружили «нечто», обязательно требующее «моего участия».

— Эх… — вздохнул, и потеребил свой многострадальный ошейник — Менять пора.

Вот только это не так просто! Система защиты, встроенная в этот агрегат, делает его совершенно неремонтопригодным! И может это и хорошо, ведь в этом деле безопасность в приоритете! Но, будучи прототипом, качеством изделие не смогло похвастаться, начав отказывать довольно рано, пусть и по периферии.

И его бы просто заменить целиком! Но невозможность вклинится в систему из вне, есть часть системы защиты. А это означает, что нельзя просто заменить двухсотый номер! Он будет утерян навсегда. А вместе с ним и все сто номеров, в плоть до двести девяносто девятого. Все их рации станут пустышками, если уничтожить мою. Такая вот, уязвимость системы.

И мне бы положить свой агрегат на полочку, что бы он работал чисто как ретранслятор, авось так дольше проживет, но я кажется, просто прирос к этим наушникам, сделав их частью себя. Не хочу их менять, не желаю.

Открываю окно, выпрыгиваю с шестого этажа. Приземляюсь не очень удачно — несмотря на замедленное падение и амортизационную подушку из света, ногам пришлось погасить уж слишком много энергии. Как итог — треснула берцовая кость. Хоть она у меня и не из кальция сделана!

Тренироваться надо больше, придурок! Или же не прыгать с парапетов — не по статусу это мне! Не по статусу! Чай не маленькая девочка. Хотя…

Обмен любезностями с охраной, что знает меня в лицо, марш-бросок до станции — само то, для травмированной костяшки! Лишь бы совсем не лопнула. А вообще, можно было бы попасть в метро и через туннели кремля, или обойти охрану тупо перепрыгнув стену — но зачем? Лучше я пройду через парадный вход, как белый человек.

Или обычный — всего на всего младший лейтенант милиции. У меня даже корочка есть! Настоящая! И погоны при мне… при мне же? Не потерял? Не, на месте… Только вот форму уже изрядно помятая, и пыльная, будь то я её в чулане год прохламил. Хотя на самом деле просто вторую неделю не снимал. Некогда было. Готовился, к одному мероприятию.

Охранник у турникета благодушно кивает завидев меня, знак приветствия, и немного уважения. Пусть для него я и всего на всего вчерашний кадет, но милиция нынче снова в моде, от того и страж порядка эскалатора и посылает мне свои лучи благорасположения.

Не сильно то большие, но и я не генерал! Опускаю монетку в щель, и проскакиваю на самодвижущие ступени лестницы, идущей глубоко под землю. Она почти пуста! Лишь почти внизу, на много ступеней ниже, стоит одинокий типчик в кожаной куртке. Кажется, он почти спит, и скоро ему придется либо свалится со ступеней мордой книзу, или же познакомится с Марь Ивановной — дежурной по эскалатору внизу. А она баба с норовом!

Но мне некогда ждать, я пускаюсь вниз, бренча подошвою подкованных сапог по ступеням, выбивая марш. На ходу отряхиваясь от пыли, и вообще, приводя себя в цивильный вид, насколько это конечно возможно.

В прибывшем составе, занимаю местечко в уголке. Хоть и вечер, а скорее уже ночь, пассажиров в вагоне предостаточно, и это не только «поздние гуляки». Хотя, скорее кто угодно, но только не они. Не на этой ветке, не сейчас — всего час назад закончилась третья смена на одном из предприятий, соединённых с сетью метрополитена именно этой веткой. А еще через час начнет работать «утренняя кухня».

Вернее, часы работы у кухни иные, с четырех! Но ведь еду еще надо приготовить! А это — не один час времени, да и метро с двух до четырех не работает — пути путейцам тоже нужно когда-то осматривать.