Действительно, Васек был прав. Судя по индикаторам все было исправно, но машина не реагировала ни на какие манипуляции. Он выглянул в окно, осмотрел агрегат, никаких видимых поломок у экскаватора не было. Неужели придется инженера-техника звать! Так можно и на два-три дня в простой уйти. И главное: сначала все было нормально – ковш пару-тройку раз штатно зацепил землю и высыпал её в кузов грузовика, в стоявшем рядом самосвале высился аккуратный холмик, а на четвертом черпаке словно увяз. И что теперь делать не понятно! Еще этот мелкий раздражающий снег валит!
– Васьк, тащи лопату, … – на хорошо понятном широкой русской душе языке крепко выразился Сергей и спрыгнул в образовавшуюся яму.
Сапоги сразу по щиколотку вошли в мокрую почву.
– Кидаю? – заржал Василий.
– Ага, только не промахнись. С такой работай – проще сразу лопатой по башке!
Сергей начал очищать лопатой ковш от заполнившего его грунта. Чё за хрен? Лопата наткнулась на какой-то мешок. Он хотел откинуть липкий мусор, но находка выглядела странно: плотно завернутая и довольно чистая, будто не её только что выловили из жижи.
– Слышь, тут какой-то сверток? Чё с ним делать?
– Да выбрось! Пакет поди из супермаркета!
– На такой глубине? Не! Брось! Дай-ка руку, – Васька резким движением выдернул приятеля из ямы.
– Дай позырить!
Впитавшаяся грязь будто сама отталкивалась от странной находки. Парни попытались развернуть туго свернутый свиток, но спрессованный защитный слой плохо поддавался. Наконец им удалось подковырнуть за край и освободить содержимое. На широкую грубую, мозолистую от постоянного физического труда ладонь Сергея выскользнул кусочек бересты!
– Ни кря! – восхищенно вымолвил он и поднял глаза на друга. Тот испытывал столь же восторженные и лаконично выражаемые чувства. Очевидно вещица им попалась фендебоберная, и за неё может даже получится выручить приятный кэш.
– Ай, капитанская бляха! – выкрикнул Серый и чуть не выронил свиток. Хорошо, что Вася успел перехватить его через кусок кожи, в который он был завернут. – Что за чертовщина? Он жгется!!?
– Мальчики, не ваше это, отдайте, пожалуйста, старой женщине, по-хорошему прошу, – молодые люди повернулись на голос, их взгляд уперся в пожилую цыганку.
Несмотря на дряблую кожу, тусклые, подернутые мутной пеленой глаза, серые, выцветшие неопрятные волосы, наследница ромалэ молодилась: на её лице был намазюкан яркий кричащий макияж, глаза обведены бирюзово-голубыми тенями, густо намазанные ресницы и красно-бордовая помада, нанесенная явно дрожащей рукой. Сверху несмотря на зимнюю слякоть была нахлобучена видавшая виды шляпа. Её длинные юбки намокли и забрызгались строительной грязью. Но она не замечала всего этого, уверенно протягивая руку к свитку.
– Дай, миленький. Не твое это. Тебе начертано найти было. И все. Спасибо. Нашел и уйди.
– Ты в своем уме! Старая шалава! Вали отседа, пока не дали! Уйди! Я это нашел! Может продам кому. За дорого! Машину куплю! Или в музей сдам. И там мою фамилию напишут на табличке.
– Отдай, или напишут твое имя на табличке. Только не на той, – она продолжала протягивать ладонь.
Сереге вдруг нестерпимо жалко стало отдавать этот кусок необыкновенной бересты, он уже хотел было толкнуть навязчивую старуху, но ее полуслепые глаза вдруг изнутри зажглись темным, колючим, игольчатым свечением. Она сверлила его этой теменью. В его голове начал закручиваться вихрь. Движения парня замедлились, как под действием гипноза он протянул старухе свое сокровище. Стоящий рядом Вася, казалось, совсем перестал соображать, что именно происходит. Он ритмично раскачивался как маятник и придурковато напевал детскую песенку: «В стране сидел кузнечик». Цыганка грубовато выхватило свиток из рук Сергея, сунула его за пазуху и, щелкнув по носу обоих молодых мужчин, выводя их из транса, чуть ли не бегом ринулась со строительной площадки, пока они окончательно не пришли в себя.
Глава 5. Путь
Желтый лист плывет.
У какого берега, цикада,
Вдруг проснешься ты?
Басё, хокку пер.с яп. Веры Марковой
Лиза открыла дверь своим ключом. Дома никого не было. Она оставила вещи и пошла на «Ривьеру». Зимнее море не такое как летнее. Оно словно сбрасывает всю поверхностную шелуху: теснящиеся шезлонги, брызги и гомон купающихся, музыку открытых кафе – и предстает перед человеком во всей своей исполинской красоте. Ты и стихия. Наедине. В этот вечер Черное море было серым. Лиза сидела на покатой, отполированной временем, но от этого не менее твердой, гальке, всматриваясь в одну точку где-то за линией горизонта, пока всё окружающее ее пространство не окрасилось иссиня-черными чернилами. За тем она встала и пошла на огонек катиной квартиры, горящий специально для нее.
– Я привезла тебе подарок, – она протянула шуршащий подарочной бумагой пакет. – И мама настойчиво зовет тебя в гости.
– У тебя был день рождения? Почему ты не сказала, нужно отметить в выходные!
– Да ладно. Говорят, что 26 не отмечают, – отделалась Катя поверхностной шуткой.
Ребята «чокнулись» чаем и постепенно разбрелись по своим углам. Лиза не спала, она всматривалась в черноту ночи. Зачем она вернулась? Какой странный голос звал её в этот город? Лиза понимала, что уже слышала его, но чтобы разобрать слова ей нужно быть ближе к точке, из которой исходил звук.
***
– Заткнись, че за лядство ты поешь! – Сергея охватило раздражение. – И с фига простой? Жрать че будем? Песни твои. Давай за «баранку». Котлован сам себя не выроет.
– Так это же. Не фурычит. Сломался.
– Мозг у тебя сломался, – Сергей снова забрался в кабину, на голову ошеломленного Васька посыпались комки грязи с сапог.
Экскаваторщик перевел рычаг управление в рабочее положение. Машина с глухим тарахтением почерпнула землю и, отрывисто вздохнув, вывалила её в кузов машины.
Рабочий день продолжился.
– Че за туева чертовщина, – не понял Василий, в голове навязчиво крутился мотив песенки, повторяя про себя «зелененький он был» заменяя название цвета травы на то, что он думает о всей этой белиберде и в целом о своей жизни, Васек полез в кабину на место, выпрыгнувшего из нее Сергея. Случившиеся парни больше никогда не обсуждали.
***
Москва не встает на паузу. Трек играет за треком. Меняются лишь действующие лица. Первыми на улицах появляются те, у кого еще не закончился день вчерашний: трудолюбивые проститутки, трезвеющие мажоры и темные маги, пожинающие страхи, усталость и разочарования людей, обнаруживших, что пары алкоголя рассеиваются и вместе с ними уходит ощущения праздника, а реальность за время их гульбы ничуть не изменилась. Затем им на смену приходят водители первых автобусов, дворники и офисный планктон, живущий в ипотечной квартире в панельных «районах замкадья» и вынужденные два-три часа тратить на дорогу к рабочему столу в центре города. Потом гурьбой вылетают все остальные: школьники и студены, работники всех структур, бабушки, наносящие визиты к врачам и на рынок. Ближе к полудню город роится мамочками с колясками, праздными подружками, вечно пьющими кофе в модных кафе, туристами и всеми, кто хочет впитать в себя энергию большого города. Ближе к вечеру наступает пик, когда все одновременно отовсюду возвращаются. Энергетические показатели пылают красным, рукоятки вывернуты на максимум. А потом постепенно люди разлетаются по своим коконам… пока не останутся лишь те, кто блуждает вечно. И колесо дня крутанется вновь.
Но в этот вечер кто-то уронил камешек на дорогу судьбы, веками катившееся колесо дрогнуло и остановилось. Вечно несущейся в светлое будущее Драконий город уснул.
Советник спешно позвонил председателю:
– Петр Федорович, нужно переносить заседание Константы. В Москве небезопасно.