— О, нет-нет, ни в коем разе! Это чистая психосоматика — защитная реакция организма на стресс, либо на внутренний конфликт, может быть, на обиду, не знаю.

— Даже на обиду?

— Разумеется. Катализатором могло послужить любое событие, Хронимара. Даже такое жуткое, страшное, — Майя сильно понижает голос, и Фэш едва-едва может расслышать ее сбивчивый шепот: — как то… то, что случилось в тот злополучный вечер два года с лишним тому назад.

— Но его травма головы…

— Травма тут явно не при чем, иначе многочисленные обследования показали бы хоть малейшее отклонение. А в данном случае налицо медицинский каламбур — физически пациент полностью здоров. А вот психологически — вряд ли. Лорд Драгоций, леди Столетт, вы точно уверены, что Фэшиар ничего не помнит?

— Совершенно ничего, доктор Паркер, — по крайней мере, он говорит об этом при каждой встрече, — громко вздыхает Хронимара Столетт. — На все вопросы племянник моего бывшего мужа утверждает, что его последнее воспоминание о том вечере — полупустой грязный вагон метро и группа Fall Out Boy в наушниках. И всё.

— И что теперь? Ждать, когда его излечит время? — нервно высказывает Астрагор, встает со стула, прохаживается вдоль стены, чеканя четкий шаг.

— Нет, мистер Драгоций, увы, не оно. За два года Фэшиар Драгоций имел возможность вернуть себе воспоминания — и он бы наверняка это сделал, если бы вы оба так не оберегали его от любого стресса. Теперь поможет только чудо.

— Чудо? Вы это серьёзно, Паркер? Все, что нам теперь остается — это просто верить в чудеса, как детям малым? — громко хмыкает Астрагор.

— Серьёзнее некуда, мистер Драгоций. У Фэша было полно времени — больше, чем два года, но Фэш ими не воспользовался. Никаких признаков улучшения. Со слов многих медсестер, Фэшиар часто жалуется на фантомные боли. Но ему не помогают ни обезболивающие, ни транквилизаторы, ни седативные препараты. Психосоматика — наука не до конца изученная. Я практически полностью уверена, что Фэш — быть может, осознанно, а быть может, и нет — подавляет свои проявляющиеся воспоминания, и это полностью отражается на его зрении. Анализы в полном порядке. Увы, но я повторюсь — моя помощь как офтальмолога здесь бессильна. Фэшиар должен пройти полный курс у психолога.

— Это бесполезно. Мы нанимали уже трех специалистов. Все в один голос твердили, что с Фэшиаром, несмотря на замкнутость, всё в порядке.

— Значит, не тех нанимали, мадам Столетт! — Фэш слышит глухой стук кулака по столу — звенит тоненькая ложечка в кофейной чашке. — Да с первого полувзгляда понятно, что Фэш полностью погружен в себя и свои проблемы. Подростковый мир совершенно иной, не такой, как у взрослых. Максималисты, активисты, любители делить все пополам на строгое черное и строгое белое, не приемлющие никаких полутонов и нюансов… Любая сталь, пусть закаленная испытаниями и болью, может треснуть и рассыпаться в мельчайшую пыль.

Фэш слышит, как скрипит по ламинату кресло, отъезжающее от стола, и торопливо шарахается, отскакивает от двери.

Нога цепляет какой-то провод, предательски растянутый вдоль пола, и Фэш, балансирующий на ребре стопы, все-таки неуклюже падает, бьётся об острый угол стола, вновь приземляясь на многострадальное ушибленное колено.

— Боже мой, Драгоций, неужели вы даже десяти минут не можете усидеть на месте? — Майя, появившаяся из-за распахнувшейся двери, тянет Фэша на себя, подставляет собственное плечо как опору.

Оскорбить ее Фэш не смеет — подчиняется, осторожно поднимается, невольно подволакивая больную ногу.

— Как Василиса вообще это допустила? Кстати, а где Василиса, Драгоций? Почему она не в кабинете? Сейчас же впаяю ей выговор!

Майя злится, неприятным, колючим взглядом ощупывает Фэша.

— Василиса вышла по моей просьбе, — сознается он нехотя, высвобождается из чужих обжигающих рук. — Я сказал, что хочу пить, и послал ее вниз за газировкой.

— И зачем?

— Потому что я, блять, хочу колы, вот зачем! Ну что за допрос! — вспыхивает Фэш. Чертово колено уже не пульсирует — откровенно печет, жалит болью, и он чувствует, как вниз по голени скользит горячая кровь, пропитывая штаны. — Можете мне выговор впаять, если не терпится — одним больше, одним меньше, какая, к черту, разница…

— А вот и я! — радостно объявляет Василиса.

Фэш протягивает руку в ее сторону: в ладонь толкается ледяная запотевшая банка. Он с остервенением сдирает тугое жестяное кольцо, до мяса обламывая ноготь, и в несколько долгих глотков осушает омерзительно сладкую вишневую газировку.

— Что там со мной? — уже спокойнее интересуется Фэш, сжимая опустевшую банку в мелко подрагивающих пальцах. Солжет ему Майя или скажет, наконец, правду?..

В воздухе ощутимо разливается чужое напряжение, и Фэш с досадой, с обидой понимает — не скажет. Снова его берегут, кутают в гиперопеку и формальную, обманчивую заботу, как малое наивное дитя. Защищают от внешнего мира и любых новостей.

— Ничего особенного, Драгоций, по крайней мере, из того, что вы не знаете. Ваше состояние достаточно стабильно, но не хватает полного тщательного медицинского обследования, чтобы подтвердить результаты.

— Да вы что? Снова подтвердить? В который — в четвертый, в пятый раз? — фыркает Фэш насмешливо. — А я искренне думал, что вы херни не скажете — хоть на этот раз.

— Драгоций, да как вы смеете!

— Но она же и правда не сказала, — удивляется чуть поодаль Василиса, и Фэш поворачивает голову влево, даже смотрит на нее с небольшим интересом.

…Ему кажется, что он с м о т р и т.

На самом же деле, Василиса находится по его правую руку.

*

Маркус нагоняет их с Василисой уже почти у самой палаты, колет взглядом — Фэш чувствует это так отчетливо, что мурашки по телу бегут. Буквально впечатывает его в гладкую окрашенную стенку глазами.

— Василиса, будь добра, закрой дверь с обратной стороны и прогуляйся до буфета, — говорит Ляхтич, входя в палату следом за ними. Фэш безразлично падает на кровать, отворачивается к окну… или пытается делать вид, что безразлично.

Василиса же хмыкает, ворчит что-то неразборчиво и тихо прикрывает за собой дверь.

Ляхтич садится рядом, и Фэш сходит с ума, но старается не подавать вида. И сердце стучит так… будто пытается наверстать, догнать, будто сорвалось с предохранителя и тарабанит в груди оглушительно, со всей дури.

— Я ведь почему приходил вчера, Драгоций. Давай будем честны: твои шансы на восстановление зрения откровенно малы, да и ты не стремишься за них хвататься.

Фэш слушает его голос, хриплый, чуть бархатный, такой приятный слуху… он совершенно точно сходит с ума.

Вновь и вновь.

И вот ощущает это самое — сладкая горячая ненависть вскипает в венах и артериях, бурлит и отчаянно плещется, поступая в самое сердце.

— И я хочу тебе помочь, Драгоций. Помочь научиться жить.

Комментарий к 2. Привяжи мне бумажные крылья

курсив, кроме эпиграфа — обозначение нашего русского народного наречия (Василиса-то землячка наша с: )

**Jaxson Gamble – Warrior**

========== 3. Вдох-новение, выдох-новение ==========

сизые тучи — дым от огня рябин.

вдохи и выдохи, всё по привычной схеме.

если есть что-то, что сможет тебя убить:

выбери место — и дай ему выбрать время.

осень рискует. дышится тяжело:

это не шарф, похоже, а пальцы чьи-то.

время спешит. поднимется на крыло —

и поминай, как звали. уже расшито

низкое небо строчкой летящих птиц,

падает град зарядом небесной дроби.

выбери место — и дай ему прорасти

в мёртвых песках, рассыпанных между рёбер.

(с)дарёна хэйл

Фэш чувствует: под его ладонями прорастают розы. Прекрасные, шипастые, смертельные. Как и сам Маркус, что сидит сейчас, просто перебирает струны и поет.

Никто никогда не мог так. Кроме самого Фэша, что ходил на занятия по пению только потому что так надо и Астрагор заставлял. Он вообще много что делать заставлял. И Фэш, как ни странно, все выполнял. Б е с п р е к о с л о в н о.