— С ума сошла? Нет, конечно.

Это было её тайное место, и я шла туда с волнением, предвкушая некое посвящение. Это было важно для меня ещё и потому, что самую главную её тайну я узнала от других. Я бы хотела, чтобы Чили раскрыла её сама, сделала этот выбор и доверилась именно мне, а не Виоле…

— Ты устала? — спросила Чили, когда я сбавила шаг. От скалистого дворца до озера было полдня пути, я никогда не заходила так далеко.

— На мифи мы бы мигом добрались.

— Можешь оседлать меня, — предложила она тихо, с намёком, и я улыбнулась.

— Это не добавит нам скорости, прости.

— Уже близко, — подбодрила меня Чили, и я решила, что это относится не только к месту, но и ко времени, когда я смогу оседлать именно мифь. Вновь почувствовать восхитительное скольжение меха по коже…

Почти такое же восхитительное, как объятья чистой, как слеза, и ласковой, как поцелуй, воды, манящей испытать её глубины, но, в то же время, пугающей ими. Огромное зеркало в огранке из скал. Зеркало, достойное солнца.

— Живя в саду, я не представляла, что есть места прекраснее, — призналась я, когда оказалась на берегу. В водном просторе, взятом каменным массивом в кольцо, было больше величия, свободы и красоты, чем в буйстве цветов моего дома. Я понимала, почему Чили возвращалась сюда снова и снова. — Не могу представить вида лучше.

— Вон там, — неожиданно ответила Чили и указала на горный пик, на который нам однажды придётся взойти. — Оттуда видно все миры. И, наверное, нечто большее, не зря же туда пускают только раз в жизни.

Да уж, Девы проходят последнее испытание отнюдь не ради красивого вида. И, возможно, когда мы окажемся там, нам тоже будет не до него.

В сравнении с царящими там силами мой страх перед этой ласковой стихией был нелеп. Вообще-то, я любила плескаться в воде вместе с Чили, но ширина и глубина этой «купальни» меня ужасали.

— Интересно, наша основательница, правда, могла ходить по воде? — подумала я вслух.

— Если да, то она многое потеряла, — ответила Чили, быстро раздеваясь. Переведя взгляд с неё на озеро и обратно, я попыталась отсрочить неизбежное:

— Разве ты не устала?

— Я? Нет. — Откинув одежду, она предстала передо мной во всей красе. — Так тебя взять на руки?

Наверное, это было единственное место, где Чили могла почувствовать себя свободной. Ограничивать её в такой момент было бессердечно, и я неуверенно кивнула. Это единственное движение, которое от меня потребовалось. Чили с ещё большей охотой, чем всегда, раздела меня, и хотя в другой раз это бы меня ободрило, сейчас я сжалась, пытаясь закрыться руками.

— Не бойся.

— Ладно. Я не боюсь. Только не заходи слишком глубоко.

Кто бы мог подумать, что на этот раз настаивать на купании будет именно она.

— Ты так дрожишь, — заметила Чили, подхватив меня на руки, и я пробормотала:

— Ты тоже. — Хотя, очевидно, не от страха.

Для Чили это был знаковый момент, впервые совет матери понравился ей, и она торопилась поделиться со мной восторгами своего детства. Слишком торопилась… или всему виной рельеф дна: сделав всего несколько шагов, Чили погрузилась по пояс. Я чувствовала, как вода касается спины, обхватывает туловище, поднимается к груди и выше… Это было похоже на настойчивые объятья, даже более настойчивые, чем те, которые удерживали меня. Охватившее всё моё тело давление усиливалось. Когда Чили остановилась, ей было уже по плечи, и я отчаянно цеплялась за неё, пытаясь забраться выше, потому что эта глубина была смертельной для меня.

— Расслабься, я же держу тебя, — проворчала Чили.

— Нет, не держишь.

— Тогда, получается, тебя держит вода, как истинную Деву.

— Я тону, Чили!

— Здесь невозможно утонуть.

— Я намного ниже тебя! Я не чувствую дна!

— Это и называется плавать. У тебя уже отлично получается, гляди. Давай я… — Стоило ей чуть разжать руки, как я вцепилась в неё ещё крепче. В тот самый момент мне было, действительно, мало её, я не знала, за что ещё ухватиться. Озеро волновалось вокруг нас. — Тише, Ива… Да подожди ты! Не вырывайся так.

Оступившись, Чили погрузилась в воду с головой, и я упала за ней следом. Вода залилась в нос, ударила в голову. Захлебнувшись, я испугано забарахталась, из-за чего окончательно запуталась в наших волосах.

Я не помнила, как оказалась на берегу.

Впервые воздух причинял боль, лёгкие горели, а горло раздирал кашель. Я всё никак не могла отдышаться. Чили бормотала что-то утешающее, нависнув надо мной. Она выглядела такой же испуганной, какой я себя чувствовала.

— Ты жива? — прохрипела я, и она нервно рассмеялась.

— Да, ты спасла меня.

— Я старалась.

— Говорю же, ты отлично плаваешь. — Убрав прилипшие пряди с моего лица, Чили тихо, но с упрёком добавила: — Ты должна доверять мне во всём. Свои мысли и свою жизнь тоже. В этом вся суть нашего урока.

— Урока? — Разве не она говорила, что наши отношения уже вышли за рамки обучения?

— Ты должна научиться держаться на воде не только ради единства. Это пригодится в дальнейшем. Мало ли.

Я не могла представить, каким образом, но спорить не стала.

— Тебе видней, наставница, — вздохнула я, когда Чили легла рядом, согревая.

— Красиво звучит. Кажется, я понимаю, почему ты любимица Мяты, — прошептала она.

— Твоя методика мне нравится больше.

— Правда?

— Так я точно научусь ходить по воде. Что тогда будешь делать? Я превзойду тебя, и ты уже никогда не сможешь меня догнать.

Чили усмехнулась.

— Похвальный энтузиазм. Ты можешь попытаться. — Поцеловав меня в шею, она на полном серьёзе добавила: — После того, как наши волосы расплетут, связь между нами станет лишь крепче, так что ты никуда не денешься от меня.

Я попыталась. Попыталась превзойти её, как Чили и предложила. Учась плавать, я училась заново дышать и ходить. Моя походка стала плавной, из движений исчезли неловкость, суетность и другие непривлекательные повадки садовницы, от которых меня не смогли избавить даже уроки танцев.

За новыми впечатлениями почти позабылась истинная цель нашего путешествия. Никто из нас не знал, какие секретные упражнения для достижения единства нужно выполнять, поэтому мы просто купались, потом сушили волосы у огня, бродили по округе в поисках еды, отдыхали, чтобы снова поплавать. Никогда прежде мы не проводили столько времени наедине и без одежды… при таком раскладе обретение гармонии было неизбежным, думаю.

Но это не наступило одномоментно. Всё началось с того, что нам стали сниться одинаковые сны. Мы просыпались одновременно. Делясь мыслями, мы с удивлением замечали, что думаем об одном и том же… Именно так я и понимала единство, хотя, на самом деле, просто стояла в его преддверии.

Настоящее же единство проявилось так, как я понимала смерть. Оно охватило меня среди ночи жаром, удушьем и болью, обрушилось страхом и злостью.

Я чувствовала, как режут мою плоть, как горят мои волосы и плавится кожа. Всё в этом мире причиняло мне боль. Даже любовь. Любовь матери — требовательная, одержимая, истощающая. Любовь к паре — полная непонимания, неутолённой страсти, жадной ревности. Ненависть ко всем остальным. Отвращение к себе. Одиночество вопреки сплетённым волосам. Неутолимый голод. Вечное разочарование. Нарастающее безумие. И над этим всем ярость, ярость, ярость и опустошающее желание мести. Самой жестокой, какую только может совершить мужчина.

Я распахнула глаза, чувствуя себя снова тонущей. Вода стекала по моему лицу и плечам. Было так шумно. Темнота сменялась светом. Оказывается, пока мы спали, разразилась гроза. Научившись полностью контролировать себя в воде, я и теперь неосознанно потянулась к Чили, когда пошёл дождь. Моя кожа была влажной, только и всего, но мне почему-то казалось, что я не могу выплыть.

Это и есть единство?

Какая… мука.

Я ещё долго не могла пошевелиться. Никогда бы не подумала, что просто повернуться к Чили станет сродни последнему испытанию для меня. Очевидно, гармония достигалась не только познанием пары. Принятие после было гораздо важнее. Полное, безоговорочное принятие…