Чуть не хмыкнула вслух. Наташа Ростова, значит. А у Маркина не иначе, как Леди Гага будет.

Хм, а мне-то что писать? Разве что… Посмотрела на девушку. Та стояла у окна и задумчиво поглядывала то в окно, то на склоненные головы одноклассников. Какая интересная аура! Но если не дотронуться, толком не поймешь. Подняла руку.

Девушка очнулась, кивнула и подошла ко мне.

– Что такое?

– Я тут не совсем поняла…

Нарочито показываю на какой-то пункт. Уловка срабатывает. Девушка наклоняется ко мне. Тайком прикасаюсь к ней. Потом задеваю рукой ее запястье. Как бы случайно. Ощущения переполняют меня.

Психолог что-то объясняет мне тихим голосом, но я ее уже не слышу, вся во власти своих ощущений. Молча киваю. Девушка отходит от меня.

Поразительно! Первый раз такое встречаю. Ни одного ярко выделенного цвета. Цвета мелькают, сменяя друг друга в стремительном хороводе. От этого аура кажется белой, даже не белой, а сверкающей, ослепительной для глаз. Запах? М-м-м, и не подобрать. Разве есть запах у, скажем, солнца или молнии, у нетоптаного ногами снега, покалывающего глаза мириадами крохотных бликов? Нет. Зато есть ощущение праздника, ощущение свежести и радости. Так бывает весной, когда вдыхаешь насыщенный юной, рвущейся в рост жизнью воздух, и радость просто быть окатывает тебя волной. Так бывает, когда просыпаешься ранним воскресным утром от ворвавшегося в окно непрошенным гостем луча солнца и смотришь в полной тишине еще не проснувшейся квартиры на хоровод золотых пылинок в луче света. Так бывает, когда в деревне услышишь летом на рассвете, как неуверенно пробует голос первая птица, а за ней весь мир вдруг взрывается радостным многоголосьем птичьего мира. Это как… Эмоции переполняли меня.

Но что писать? Вот это? «Пишите искренне, это важно!» – вдруг слышу я снова голос девушки. Колеблюсь буквально секунду и уверено берусь за ручку. Будь что будет, но писать про Наташу Ростову тоже не собираюсь. Это же не сочинение, в конце концов.

Быстро и сумбурно пишу, стараясь не думать об уже написанном, чтобы не сбиться с настроя. Заканчиваю анкету и протягиваю психологу. Не перечитывая, ничего не правя, как будто бросаюсь с разбега в холодную воду. Пусть!

Психолог смотрит, подписана ли анкета, и кладет странички к тоненькой стопке уже готовых. Собираю вещи в сумку и выхожу из класса вслед за счастливчиками, успевшими отстреляться раньше меня. Прощаюсь, киваю «шкафчику», который бросает на меня чуть насмешливый, но доброжелательный взгляд. Закрываю дверь класса и застываю на секунду в пустом коридоре. Вот ведь блин! Чудны дела твои, Господи! Чего только не напридумают!

Хорошо, что этот урок последний. Можно наконец расслабиться и домой пойти. Медленно спускаюсь по ступенькам, еще вся под впечатлением от чудного опросника. Но Маркин… Снова хихикаю. Ай да Маркин, ай да сукин сын! Готова отдать свой грядущий обед – гречку с капустой – за то, чтобы хоть одним глазком взглянуть на его опус, а также на лицо психологини, когда она будет его читать. Кино и немцы! Вздыхаю от невозможности увидеть этот шедевральный кадр, выбрасываю из головы всю сегодняшнюю нелепицу и радостно выбегаю из школы.

Когда я вышла из ограды школы на следующий день, меня уже поджидали.

– Ксения! Гладышева!

Я обернулась на незнакомый голос и увидела девушку, которая спешила догнать меня по обледенелой улице. Я подождала, пока она подойдет ко мне.

– Здравствуйте!

Сегодня я ее едва узнала. Куда делась строгая прическа? А костюм? Сегодня психологиня была одета в удобную курточку с капюшоном и джинсы, а волосы свободно лежали на плечах, выбиваясь из-под вязаной шапки.

– Здравствуй, Ксения, – сказала мне психологиня. – Ты сможешь уделить мне полчаса?

Я с подозрением поглядела на нее. Вот ведь чувствовала во всем этом действе какой-то подвох, ведь чувствовала. Слова Маркина невольно всплывают в памяти. Я затравленно озираюсь по сторонам, как будто ожидая, что меня тут же повалят в грязный сугроб, свяжут и повезут, чтобы запереть в какой-нибудь комнатушке с небьющимися стеклами и пружинящими стенами.

– А где ваш… – с языка чуть не срывается «шкафчик», но я вовремя прикусываю бескостного болтуна и заканчиваю, – коллега?

Девушка морщит нос, как будто пытаясь удержаться от смеха.

– Я ему сегодня выходной дала. Он тут третьим лишним будет. В нашу компанию не вписывается.

– А-а, понимаю, – глупо отвечаю я, ничего не понимая, но все же вздыхаю с облегчением: пока, по крайнем мере, этот костолом не будет меня хватать, вязать и в психушку везти.

– Ксюш, мне с тобой посекретничать надо, – доверительным тоном говорит психологиня. – Где бы это поудобней сделать?

Я пожимаю плечами. О чем нам с вами секретничать, тетя? Хотя… На тетю она явно не тянет. Ненамного старше меня самой. Ну, может, ей лет… Но не старше двадцати, двадцати трех уж точно.

– Слушай, – вдруг оживляется девушка. – А давай в кафе пойдем. Посидим, поговорим, чего-нибудь сладенького съедим. Я тебя угощаю, разумеется.

Увидев мое окаменевшее лицо, она тут же с беспокойством уточняет.

– Что-то не так?

Я сурово качаю головой. Вы знаете первое правило бобового клуба? Вот то-то же. Первое правило бедности – никому не говорить о своей бедности. Второе правило… Второе правило – вовремя отдернуть руку, если кто-то вознамерился вложить в нее подаяние. Да, мы нищие, но гордые. И ваши подачки нам не нужны. Мы, если понадобится, и сами можем вас в кафе позвать. Нам просто сейчас недосуг. Нас на приеме ждут. В этом, как его… Ну там, где бордовый ковер на лестнице, где зал сверкает от хрустальных люстр и мраморных полов.

– Мама запрещает мне куда-либо идти с незнакомыми людьми, – строго выговариваю я психологине. – Вы разве не знаете элементарных правил безопасности?

Гордо задираю подбородок. Знай наших! Ишь ты, возомнила тут себя птицей дальнего полета. В кафе она меня, благодетельница хренова, приглашает. А то я без нее сходить не могу. И в кафе, и в ресторан, и вообще…

Психологиня снова морщит нос и на секунду прячет лицо в шарф. Я смотрю на нее с подозрением. Она что, смеется надо мной, что ли? Но девушка уже выныривает из шарфа, и ее лицо безмятежно, как у младенца.

– Извини, Ксения, это я, не подумав, предложила. Мне просто показалось, что ты совсем взрослая – как-никак уже среднюю школу оканчиваешь, поэтому и позвала. Но да, ты, разумеется, права, правил безопасности никто не отменял. Извини, не подумала.

– Я уже взрослая, – снова обидевшись, отвечаю я.

Тоже мне ребенка нашла. Да я уже такая взрослая, как вам и не снилось. Да я…

– К тому же я ведь не с неба свалилась, – уговаривает девушка. – Ты меня уже видела в школе. Какие тут могут быть подозрения на мой счет?

– Никаких…

– Тогда лады?

Психологиня в ожидании согласия молчит, чуть наклонив голову. Внимательно присматриваюсь к ее ауре. Нет, точно не обманывает. Когда врут, глядя в глаза, то… Нет, эта точно не врет. Немного расслабляюсь.

– В кафе не пойду. Но поговорить согласна.

– Вот и прекрасно!

Девушка вдруг расплывается такой улыбкой, что я невольно улыбаюсь в ответ. Вот дал же Бог кому-то обаяние и шарм! Честное слово, даже мне захотелось для этой фифы что-нибудь сделать. Представляю, как мужики от нее дуреют. Дуреют, падают к ногам и в штабеля укладываются. Эх, мне бы хоть малую толику таких природных данных.

– Раз в кафе ты не хочешь, пойдем в сквер? От мороженого ты же не будешь отказываться?

– Не буду, – неуверенно киваю я головой. – Но я его сама куплю.

– Как скажешь.

Иду и вспоминаю, сколько мелочи у меня за подкладку запрятано. В нашей семье только так: учет и контроль каждой копейки. Вот и приходится прятать крохи. Хотела сестренке чупа-чупс купить. Ну да ладно. Иногда и на себя, любимую, можно толику тугриков потратить. Главное, чтобы хватило.