Головня все равно не слушала его. Они продолжали спуск, порой обходя минный кратер или труп солдата, который уже расклевывали пепельные ангелы.

— Мне тоже их не хватает, — через некоторое время сказала Головня. Это звучало обличающе, словно она ожидала от себя большего. Женщина остановилась, и Намир подошел к ней поближе. Они молча стояли, пока Головня не заговорила снова: — Почему я всегда остаюсь в живых?

Он внимательно посмотрел на нее. Ее маска была не более красноречивой, чем лицо.

— Не знаю. Просто некоторым из нас так везет. — Это был неудовлетворительный ответ. Он мог лишь посочувствовать ей. — Я вот тоже выживаю.

— Ты еще молод. Почти ровесник Таракашки.

— Я занимался этим…

— …дольше, чем любой из нас. Знаю. Но это не одно и то же.

Она снова двинулась вперед, но теперь шаг ее был медленным и размеренным.

— Ты нужна мне, и ты это знаешь, — сказал Намир. — Мы живы благодаря тебе.

Благодаря тому, что она говорила. Он кивнул в направлении горы. Голос его был торжественным. Это было утверждение — не вопрос и не оправдание.

— Не мне. Благодаря Горлану, — возразила Головня, затем обернулась к нему и заглянула ему прямо в глаза — как будто сквозь надетую маску.

— Мы все сделали правильно, — сказала она. — Я остаюсь.

Пиньямба была свободна, ее имперские хозяева сбежали, сдались или переметнулись к повстанцам. Довольно основательная городская оборона попала в руки повстанцев, что гарантировало как минимум краткую отсрочку карательного удара. Пиратские передачи и перехваченные имперские сигналы указывали, что по всей планете начались мятежи, что также отсрочит неминуемый контрудар Империи.

Намир знал все это потому, что бойцы из ячейки Ниена Нанба каждый день затаскивали его на встречи городского переходного правительства. Для командира Сумеречной это было сущим мучением — споры о том, кто будет управлять какой водоочистной системой и не следует ли сократить городскую искусственную ночь на период реконструкции. Единственной ролью Намира было выступать в те моменты, когда затрагивались военные вопросы, и иногда предлагать своих солдат в качестве разнорабочих.

Что ж, хотя бы ни Намира, ни других солдат Сумеречной, проводивших время в Пиньямбе, не восхваляли как героев — салластане были слишком заняты и слишком прагматичны, а кроме того, понесли достаточно большие потери. Тем не менее то один, то другой салластанин подходили к ним и негромко благодарили, или какие-нибудь старые женщины совали в руку букетик цветов, или какой-нибудь фрукт, или какой-то кусочек металла с гравировкой.

— Салласт изменится, — в конце каждой встречи говорил ему Ниен Нанб. В первый раз Корджентейн перевела ему эти слова. Потом он уже сам понимал их.

После встреч Намир гулял по улицам Пиньямбы, которые всего несколько дней назад были пусты, а теперь забиты народом. Он наслаждался видами странной и чудной пещеры, шагал по берегам бирюзовых каналов и пальцами проводил по желтой пыли, покрывавшей камни. Когда вокруг не было людей, ему нечего было стесняться.

Но от своих обязанностей не убежишь. Кроме встреч в Пиньямбе, Намиру приходилось на рассвете проводить совещания с остатками командования Сумеречной.

— Переходное правительство хочет, чтобы мы задержались как минимум еще на пару недель, — сказал он им на четвертый день после осады. — Как только они почувствуют себя в безопасности, мы уйдем. Это снизит угрозу со стороны Империи — они не так будут стремиться сровнять здесь все с землей. Понимаю, передышка будет недолгой, но этого хватит, чтобы вернуть «Громовержец» в рабочее состояние или найти другой транспорт.

— Давайте примем второй вариант, — пробормотала Вифра.

Намир скривился. После того как буровые команды выпустили наружу лаву, у нее в распоряжении осталась всего горстка инженеров.

— А что потом? — спросил Карвер.

— Ты имеешь в виду Куат? — ответил Намир как мог небрежнее.

Солдат кивнул. Хобер отвел взгляд. Фон Гайц смотрел на Намира в упор. Остальные молча ждали.

— Больше не рассматриваем этот вариант, — сказал Намир, — по очевидным причинам.

— Тогда что… — начал было Карвер.

Намир перебил его:

— У нас полно времени. Давайте думать. Если нам повезет, получим новый приказ. Если нет — найдем что-то действительно важное.

И командование, и рядовые будут роптать. Намира это не волновало. Ропот был всегда, он и сам ворчал, когда ими командовал Горлан. Но с учетом всего, что они потеряли за предыдущие месяцы, от Сумеречной осталась лишь бледная тень. Столько погибших, раненых, столько оборудования повреждено, столько ресурсов потрачено… При самой оптимистичной оценке рота потеряла две трети состава. Сейчас нужно унять свои амбиции.

Намир выслушал отчет по трофейной операции, доклад о состоянии раненых, о ремонте «Клятвы Апайланы» — штурмовой корабль вышел из сражения с «Вестника» с пустыми лазерными батареями и перегретыми щитами, но каким-то чудом его обшивка не пострадала. Когда собрание подошло к концу и присутствующие потянулись к выходам из конференц-зала завода, Намир поймал Гадрена за руку и оттащил его в сторону.

— Возвращаешься на «Громовержец»? — спросил он.

— Таково было мое намерение, — ответил Гадрен. — Мне кажется, что там я принесу больше пользы.

Он мог бы также добавить «мое отделение уничтожено». Кроме Головни, но бывшая охотница не принимала ничьих приказов.

— У меня есть для тебя другое дело, — сказал Намир. — Ты хорошо ладишь с гражданскими. Будешь моим представителем в Пиньямбе?

Гадрен медленно и грустно улыбнулся, глядя на Намира сверху вниз.

— В этом нет необходимости, — ответил он.

— Это ради моего душевного равновесия, — сказал Намир. — Я работаю вдвое больше, чем прежде, и мне не на кого опереться. Ты знаешь Сумеречную не хуже других. — Все это было правдой. Он искренне желал разделить с кем-нибудь груз обязанностей. И удержать Гадрена при себе ради блага их обоих.

Инородец прикрыл глаза и сжал в кулаки три набора мясистых пальцев. Низкое гудение послышалось из его груди, такое глубокое, что оно резонировало в костях у Намира.

— Хорошо, — сказал он. — На некоторое время. Но я не могу быть твоим заместителем… или ее.

Намир фыркнул и покачал головой:

— Отлично. Но, думаю, ты справился бы не хуже ее. — Он так сказал, потому что хотел привлечь к себе Гадрена и потому что об этой женщине сейчас было непросто говорить.

Однако он лгал.

Несмотря на все промахи Челис, она хорошо управляла Сумеречной ротой. Все ошибки были на счету Намира.

Намир ничего не слышал о губернаторе с тех пор, как Головня сообщила о том, что та удирает по склону горы. Он подозревал, что Челис жива, хотя это было лишь предположение: ее тело могло сгореть в потоке лавы или его могли расклевать пепельные ангелы. Как бы то ни было, больше он за нее не отвечал. Даже Горлан, подозревал он, согласился бы с этим.

Однако, сам не понимая почему, Намир часто бросал взгляд на бронзовый бюст в своем кабинете, изучая суровое лицо и думая о руках, его изваявших. Он рассматривал статую и на пятый день после осады, когда по связи послышался голос:

— Капитан? Для вас пришло записанное сообщение. Источник неизвестен, коды безопасности повстанческие.

Намир нахмурился:

— Специально для меня?

— Да, сэр. На ваше имя.

Необычно для сообщения от Верховного командования Альянса. Или кто-то уже доложил руководству повстанцев, что Горлан погиб? Но эту загадку было легко решить.

— Пересылайте, — сказал Намир.

Голоэкран на его терминале замерцал и ожил. Лазурные разряды сгустились, образовав некогда моложавое лицо, тронутое легкими отметинами возраста. Круги под глазами, к которым так привык Намир, исчезли, хотя седина в волосах стала заметнее, а на щеках и подбородке виднелись длинные полузажившие царапины.