— Четыре месяца назад, как и большую часть команды.

«Четыре месяца?» — удивился про себя Табор. Лейтенант был не единственным человеком, который выглядел усталым. Офицеры, стучавшие по клавишам пультов будто сумасшедшие, вздрагивали, когда капитан проходил мимо. Он видел, как другие сутулились, как только им казалось, что он на них не смотрит. Знакомая смесь прилежности, усталости и подавленного страха, типичного для тех, кто долгие годы провел в тылу врага.

Он мог бы исподволь расспросить о недавних миссиях корабля и о прошлом офицеров. Может, потом он так и сделает — Табору было мучительно больно видеть команду в таком расположении духа, — но это подождет до возвращения домой. «Вестник» не был его кораблем.

Экскурсия наконец-то завершилась, и лейтенант оставил Табора в конференц-зале, заверив, что прелат сейчас подойдет. Пользуясь случаем, Табор смахнул пот со лба и проглотил таблетку, чтобы успокоить внутренности. Он проверил время по ближайшему пульту — в академии скоро будет обед.

Прелат Вердж появился почти через час.

Если лейтенант был юнцом, то прелат — и вовсе ребенком. В самом лучшем случае ему едва ли было двадцать. У него были сияющие сапфировые глаза и гладкие черные волосы. На нем было темно-серое одеяние с плащом в стиле знати Серенно, заколотым драгоценной брошью. Табор подумал, что такой человек куда уместнее смотрелся бы в Республиканском сенате — щеголеватый, элегантный и чужой одновременно. Но на борту среди совершенного порядка звездного разрушителя прелат казался олицетворением хаоса — единственная не связанная правилами личность среди усердно внедряемого единообразия.

Табор мало что слышал о прелате до вызова на «Вестник»: самый молодой член Имперского правящего совета, восходящая звезда среди министров и советников, распространяющих слухи и ведущих политические игры на Корусанте. Говорили, что Император Палпатин лично пожаловал юноше титул, хотя Табор не понимал, что же на самом деле означало слово «прелат».

Широко улыбаясь, Вердж быстро вошел в конференц-зал и с грубоватым воодушевлением взял Табора за плечо.

— Капитан, — приветствовал он. — Добро пожаловать на мой корабль.

«Твой корабль? — подумал Табор. — Ты ж и дня в Имперском флоте не служил». Однако он вежливо кивнул и сказал:

— Благодарю вас, прелат. Прекрасный корабль. Вердж отпустил плечо Табора, и, прежде чем прелат успел ответить, капитан продолжил: — Но я не понимаю, зачем меня вызвали.

Уголки губ прелата дрогнули. Улыбка его стала натянутой, и он отступил на шаг.

— Конечно, — сказал он. — Вы проделали долгий путь и наверняка жаждете начать.

Табор не понимал, что именно надо начать, но на сей раз не стал подкалывать Верджа.

— Наш милостивый Император, — заговорил Вердж, — поручил мне захватить Ивари Челис, бывшего эмиссара Имперского правящего совета и почетного великого архитектора Нового порядка, ныне переметнувшуюся на сторону Альянса. Полагаю, вы были знакомы с предательницей, и мне нужен человек, который понимает ее образ мыслей. — Он сверкнул улыбкой, прежде чем добавить: — Насколько истинный имперец способен понимать образ мысли предателя.

Табор постарался не выдать смятения. Челис казалась ему способной в своем роде, достойной преемницей гениального графа Видиана, но она скорее успешно рекламировала себя и переигрывала врагов, нежели представляла собой нечто истинно замечательное. Если бы Табора спросили, способна ли Челис предать Империю, он сразу бы отмел эту возможность — у такой женщины нет ни отваги, ни воли, чтобы предать хозяев.

— При всем уважении, — сказал он, — вы переоцениваете мое понимание этой женщины. Мы много лет не разговаривали. — Он рылся в памяти, припоминая бесконечные встречи и приемы на Корусанте, вспоминал, кто работал с Челис и кто из них еще не ушел в отставку или не умер. — Возможно, вам лучше подойдут Тиаан Джерджеррод или Кент Лиша?

Рот прелата снова дернулся.

— Я выбрал именно вас, — сказал он, — как Император выбрал меня. Челис опасна, и сейчас не время скромничать.

Юношеские пальцы сжались в кулак и разжались. Голос Верджа упал до шепота, и Табору пришлось напрячь слух.

— Некогда вы были великим человеком, блестяще служили нашему Императору и нашему веку. Теперь же прозябаете в академии, и я предлагаю вам шанс послужить вновь. — На последних словах он снова возвысил голос. Тон его был холодным и безжизненным. — Отвергать такую привилегию было бы так же неразумно, как и действия Челис.

Табор уставился на прелата, пытаясь распутать узел его красноречия. Он так долго был сам по себе, что уже забыл язык двора — как вежливо обвинить другого в предательстве.

Вызов комом встал в горле. Он проглотил его, как и урчание в животе.

— Прошу прощения, — сказал он. — Я не намеревался оскорблять Императора. Почту за честь служить у вас.

Давно забытые слухи невольно всплыли в памяти капитана. Он вспомнил рассказы о ребенке одного из визирей Палпатина, которого готовили для Правящего совета, преданного Императору превыше всего. Этот ребенок принял доктрину Палпатина с рвением фанатика, желая стать воплощением имперского Нового порядка.

Люди рассказывали Табору о Вердже с насмешкой. Называли его слишком много о себе возомнившим профаном. Говорили, что он построил на родной планете Императора, Набу, дворец с часовней, посвященной Палпатину. Говорили, что однажды он даже пытался изуродовать себя, покрыть лицо шрамами, как тот джедай сделал с Императором. Возможно, они были правы.

По крайней мере, Вердж искренне веровал.

Прелат жестко, горделиво кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Уверен, нас ждут великие свершения.

Табор улыбнулся, или, скорее, скорчил гримасу, гадая, когда же он вернется домой на Кариду.

Глава 6

ПЛАНЕТА КОЕРТИ

Девяносто седьмой день отступления от Среднего Кольца

Зеленые и коричневые полосы проносились мимо открытых створок отсека десантного корабля Намира. Рев ветра и гул двигателя слились в нескончаемый вой, перекрывавший любой другой звук. Пока сержант смотрел вперед, ему казалось, что он один среди урагана.

Кто-то похлопал его по плечу. Он обернулся. Головня подняла два пальца. За ней стоял Гадрен, а Таракашка цеплялась за поручни, раскачиваясь в такт с кораблем. В углу отсека на узких скамьях теснились еще два отделения Сумеречной, проверяя бластеры и броню.

Две минуты до высадки.

Намир кивнул Головне и повернулся к дверям. Чередование полос замедлилось, а сами они превратились в массу широколистных деревьев, пятнистых и поникших от болезни. Тяжелый растительный аромат наполнял влажный воздух с привкусом чего-то едкого, чего Намир не мог определить. Это была не самая отвратно пахнущая планета из тех, где ему доводилось бывать, но он догадывался, что скоро она станет казаться ему омерзительной.

Он подтянул ремень винтовки и поправил шлем. Теперь масса джунглей превратилась в отдельные деревья, и десантный корабль пошел к земле. Осталась минута.

Головня прокричала ему в ухо тонким, слабым голоском:

— На подходе СИД-истребитель. Торопись.

Намир снова кивнул.

Корабль спускался все ниже, пока ветви и мокрые листья не хлестнули по его днищу. Одна ветвь, попав в дверь отсека, сломалась и улетела в сторону. Затем листва кончилась, и Намир увидел густую и липкую трясину, представлявшую собой поверхность Коерти.

Со злой усмешкой он прыгнул вперед.

Падал он менее пяти метров — достаточно низко, чтобы выжить, или достаточно высоко, чтобы погибнуть, в зависимости от того, как десантироваться. Прыгая вниз, Намир ощущал жар двигателей корабля, но он исчез в ту секунду, когда его ноги коснулись земли. Сержант подогнул колени, когда темная почва подалась, и его ботинки погрузились в нее, затем он упал вперед и попытался перекатиться. Через мгновение Намир был на ногах, грязный, помятый, но невредимый.