— Это очень грубо, Ханна.

Это было мило и забавно, что я даже засмеялась с покрасневшими от смущения щеками.

Немного погодя Джосс и Элли пошли заварить кофе и чай, и, игнорируя взгляд Марко, я выскочила из гостиной, следуя за девчонками на кухню.

— В какую, черт подери, игру вы играете? — спросила я тихо. — Что случилось с гиперопекающими Брэденом и Адамом? Что случилось с вашей гиперзаботой?

Джосс пожала плечами.

— Нам нравится Марко. Он кажется надежным парнем.

Я даже не знала, что сказать на это.

Я посмотрела на сестру. Элли нахмурилась в недоверии.

— Ханна, мы просто ценим то, сколько усилий он прикладывает, чтобы быть с тобой. Мы хотим тебе счастья. Каждому очевидно, что вы больше, чем друзья. В смысле, мы едва видели тебя за последние три недели, и во время разговора вы обычно рассказывали, чем вместе занимались.

— Друзья, как же, — усмехнулась Джосс, мешая сахар в кофе. — Сексуальное напряжение между вами сложно не заметить. — Ее усмешка стала самодовольной. — Напоминает меня с мистером Кармайклом.

— Избавь от деталей. — Элли подняла руку с умоляющим взглядом.

— Я и не собиралась, — уверила ее Джосс, но мы-то знали, где блуждал ее разум по все еще самодовольной улыбке на ее губах и блеску в глазах.

Я вздохнула, облокачиваясь на кухонную столешницу.

— Я думала, что могу, в конце концов, положиться на семью, чтобы держаться в платонических отношениях с Марко. Но вы практически скармливаете ему меня.

Элли фыркнула затянуто и саркастично.

— Будь реалистичней, Ханна. Ты провела с ним почти каждый бодрствующий момент. Если кто и помогает тебе в этом, так это ты сама.

Смотря на него, спящего на диване, я была ошеломлена своими чувствами к нему. Они были глубоко в желудке, пульсировали в груди и покалывали в кончиках пальцев. Прошлую неделю, после воскресного обеда, я виделась с Марко лишь раз за обедом, работа не спускала нас с привязи, и в выходные он снова, таинственном образом, куда-то пропадал по семейным обстоятельствам. Я пришла к несложному выводу, что это происходило с чередованием.

Было сложно не касаться с ним данного вопроса.

Но я не спрашивала. В большинстве своем из-за вышеупомянутого притворства.

Так что… мы не видели друг друга несколько дней. Скучать по нему стало намного хуже. Поэтому, когда открыла дверь вечером и увидела его, я была переполнена эмоциями. Из-за чего бы он там таинственным образом не пропадал на выходных, Марко доказал, что скучал по мне так же, как и я по нему, потому что он уже был у меня на пороге квартиры после вечером. Он не мог дождаться, чтобы увидеть меня.

Я сказала ему, что мне нужно было проверить сочинения, но его это не удержало. Мы поужинали, и затем Марко устроился на диване, позволив мне разобраться с работой.

Моя непоколебимость ослабела.

Я чувствовала это.

Ему стоило всего лишь подтолкнуть меня и…

Я взглянула на красивое, спящее лицо и попыталась сконцентрироваться на работе. Следующее сочинение, которое взяла, было Джаррода, из-за чего Марко было сложнее игнорировать. Но я справилась, потому что Джаррод заслуживал моего внимания.

Его исправленное сочинение поразило меня. Для парня, который казался ленивым остальным учителями и, очевидно, имел проблемы с отцом, который ушел от него, он нашел в себе силы, что немногие мальчишки его возраста смогли бы, чтобы приглядывать за младшим братом, Харви, и помогать воспитывать его. Для Джаррода целью сочинения было показать, как он преодолевал детские страхи и становился зрелым человеком. Но читатель без труда мог различить во множестве ситуаций, которые были указаны, что Джаррод преодолевал страхи, чтобы Харви чувствовал себя в безопасности, чтобы помочь младшему брату не бояться.

Было непросто такому горделивому парню выложить все на бумаге, тем более он взял с меня обещание, что только я и экзаменатор прочтут его сочинение.

Мне было стыдно, что я пообещала такое. Мне хотелось пихнуть Рутерфорду его в лицо и потребовать, чтобы тот увидел, что мальчик, который казался ему незрелым, вовсе не мальчик. Джаррод был парнем своего возраста, но он старался стать мужчиной в душе, чтобы дать брату эмоциональную поддержку, которой сам был лишен.

Я тяжело вздохнула, желая иметь возможность, чтобы помочь Джарроду поднять самооценку.

— Что-то не так?

Я подняла голову на заданный вопрос грубым голосом. Глаза Марко были открыты, низко опущенные веки влияли на меня также эмоционально, как и физически.

Я ласково посмотрела на него, так как он вдруг стал более обеспокоенным.

Непоколебимость таяла. Еще один шаг…

Сердце тяжело колотилось, но я пыталась быть равнодушной, стуча ручкой по бумаге.

— У меня есть ученик на четвертом году обучения в старшем классе. Джаррод. — Я положила сочинение к остальным проверенным. — Он напоминает мне тебя.

— Правда? — Марко медленно уселся и наклонился ко мне, локтями упираясь в колени. — Ты, должно быть, питаешь к нему слабость.

Я засмеялась.

— Такой самоуверенный.

Марко ничего не сказал; его глаза потемнели, сверкая в слабом свете, когда он уселся на пол. Грохочущее сердце, колотящееся в грудь, ускорилось еще больше, и я ненамеренно облизнула губы, когда Марко подвинулся ко мне.

Дыхание стало прерывистым, разум кричал «останови его!», пока тело с радостью сдавалось, когда он раздвинул мои ноги, устраиваясь между ними, прижимаясь торсом к моему так, что мне пришлось откинуться назад на руки, чтобы между нами было хоть какое-то пространство. Но Марко не нуждался в нем. Он наклонился вперед еще больше, отчего я отвела голову назад, одна его рука была рядом с моим бедром, другая заставляла подняться волоски на шее, когда Марко обхватил мое лицо.

— Знаю, тебе не все равно. — Он шепчет мне прямо в губы, почти касаясь устами моих. Я задрожала, задыхаясь. — И, детка, — продолжил Марко, — не думаю, что могу больше притворяться, что не думаю о том, как очутиться в тебе чуть ли не каждый час каждого дня.

Его слова были почти равноценны его рту у меня между ног.

Я хотела его. Хотела так сильно, что была поражена безмолвным страхом, будто если бы заговорила, то отказалась бы.

Марко принял молчание за согласие.

Он нежно провел пальцем по щеке, прикованный взглядом к моим губам.

Бездыханная, я ждала.

Марко наклонил голову, сокращая расстояние между нами, и мои закрытые веки трепетали от прикосновения его уст. Губы начало покалывать, и я вздохнула, еще больше восхищенная.

Его поцелуй продолжался в нежном соблазнении, прикосновении губ к губам, усиливая напор, пока мне становилось все жарче и жарче.

Я никогда так не целовалась. Ни один парень не разделил со мной этот сладкий момент, словно имея необходимость попробовать каждый сантиметр моих губ. Каждый раз, когда думала, что Марко углубит поцелуй, он отступал, как бабочка, касаясь уголка моего рта или покусывая нижнюю губу.

Покалывания были восхитительными.

— Только твой. — Я немного отпрянула, произнося тихо, что звучало почти опустошенно, и, удивляясь, не было ли среди страсти истинное значение данному тону.

Марко наблюдал за мной, будто пытался прочесть. Ласково он убрал прядь волос мне за ухо.

— Только мой что, Ханна?

— Поцелуй. Губы покалывают от того, как ты целуешь меня. — Я грустно улыбнулась. — Видит Бог, это и вправду покалывания. Я еще ни с кем подобного не ощущала.

Триумф коснулся взгляда Марко.

— Прекрасно, — ответил он хрипло, прежде чем снова захватить в свои губы.

Дыхание все больше и больше выходило из-под контроля, пока Марко заключал меня в медленный, искусительный поцелуй. Я жаждала, когда он прикоснется языком, чтобы можно было почувствовать его на вкус, что помнится мне до сих пор. Ничто нельзя было сравнить с ним. Мне нужно было вновь ощутить его.

Отрываясь от пола, я потянулась к нему, хватаясь за плечи, когда он вдруг начал целовать все сильнее и сильнее. Я застонала от нужды, и Марко прижал меня к себе еще сильнее, запустив руку в волосы, пока мои губы открывались навстречу его. Низ живота сжимался, когда язык скользнул по моему; его жар и вкус наполнили меня.