Ну, радужная комната. О, и, конечно, стол с рисунками. В этот раз маленькая Элевен ни капельки не напряжена — она с упоением рисует длинноногих пауков, больших и маленьких, разных цветов, прямо как ее и учил Питер. Какая прелесть.

— Привет, — Питер, очевидно, что он, подходит тихо и двигает соседний свободный стул поближе к Эл, садится рядом. Ничего не стесняется, даже косых взглядов на них других детей. — Ты сегодня рано.

Девочка коротким мигом одаривает санитара взглядом, чтобы точно удостовериться, что это он, и слабо кивает.

— Хм, знаешь, у нас сейчас есть много лишнего времени, — Питер задумчиво поглядывает на часы, висящие над дверью. — Хочешь, покажу тебе кое-что интересное? Кое-что новое, посложнее.

Элевен опять смотрит на Питера — предложение заманчивое, хотя она не была любителем новых вещей. Мужчина подмигивает доброжелательно, замечая ее пристальный взгляд, направленный, к слову, почти на все его лицо — но не глаза. Девочка нарочно их избегала.

Эл нужна пара секунд на осмысление, и, о — медленный кивок.

Питер приводит ее к высокому столу, сам садится на один из двух стульев возле. Жестом просит Элевен сесть напротив. Ей немного высоковато. На столе — доска с чередующимися черными и белыми клетками, а на них такие же монохромные фигуры. Самые разные, искусно вырезанные и отполированные до блеска. Красота.

— Знаешь что это?

Эл отвлекается от рассмотрения белой фигурки, похожей на коня, на голос Питера.

В очередной раз, отвечает мужчине кивком. Конечно, она знает. Это шахматная доска — когда-то Папа обещал научить ее играть, когда она станет старше.

— Шахматы, — Элевен решается на слово, чтобы подтвердить свои знания, потому что не хочет, чтобы Питер думал, что она его обманывает.

— Хорошо, — санитар повторяет за ее движениями и тоже кивает, — а играть ты умеешь?

Элевен неосознанно закусывает нижнюю губу. Она хотела научиться — но Папа так и не выполнил свое обещание, данное еще очень давно.

— Нет.

Сегодня она прямо-таки удивляет мужчину своей говорливостью. Правда, звучит так тихо и сипло — но Питер уверен, что со временем привыкнет.

— Тогда, — Питер склоняет голову вбок, — хочешь я научу тебя, Элевен?

Она, конечно, уже давно перестала искать подвох в словах и действиях санитара — все-таки проиграла она сугубо по собственной инициативе, но в этот раз крепко задумывается над его словами. Вроде как безобидное предложение, но отчего-то девочке кажется, что своим согласием она предаст Папу. Конечно, Питер был не так уж и плох. Но Папа — это Папа, самый дорогой для нее человек. Она не хотела его обижать, менять на другого человека.

Девочка успокоила себя мыслью о том, что Питер никогда не сможет заменить ей Папу — хотя бы потому что от Питера до сих пор веяло чем-то нехорошим, злым и страшным. Элевен хоть и проиграла, но голову не склонила — в случае чего, Эл была готова дать отпор. Отказаться от Питера.

— Хочу.

***

Мужчина объясняет медленно и терпеливо. Элевен девочка не глупая, но может запутаться в деталях.

— Это, — Питер берет тремя пальцами черную высокую фигуру, верхнюю часть которой украшает своеобразная корона. — Король. Цель игры в том, чтобы, по-сути, забрать эту фигуру у противника. Объявить шах и мат.

Потом он рассказывает о том, что поле разделено на черные и белые клетки, так же, как фигуры. Сейчас он на стороне черных, она — белых.

Показывает, что у каждого из них по шестнадцать фигур. Внимательно останавливается на каждой из них и показывает то, как они ходят. Добавляет, что пешки ходят и бьют по-разному. В конце, рассказывает ей про рокировку, взятие на проходе, шах, мат и пат, про то, что белые ходят первыми и другие нюансы.

— Кажется сложным, — Питер успокаивает, замечая нервно-сосредоточенное лицо Эл. — Но на практике, все довольно просто.

Мужчина опять поглядывает на часы.

— Можем попробовать сыграть пробную партию, что скажешь? У нас как раз есть еще около получаса.

Элевен осматривает шахматную доску, пытается вспомнить и обработать то, что ей рассказывал санитар пару минут назад. Ну, в конце концов, это поможет ей скоротать время до прихода Папы, так что девочка соглашается.

Игра идет тяжело. Эл подолгу думает над ходами и иногда путается в правилах. В ее детской голове — эмульсия. Со временем это возможно изменится.

Питер терпелив, как обычно. В случае чего он робко подсказывает и исправляет, например тогда, когда Элевен по ошибке ходит ладьей по диагонали, перепутав со слоном.

В один момент, когда партия уже почти подходит к концу, Эл уверенно берется за голову единственного оставшегося у нее коня, но внезапно передумывает и готовится убрать руку от фигуры. Однако Питер молниеносно останавливает девочку, положив свою ладонь на девичьи пальцы. Элевен дергается от прикосновения и ощущения чужого тепла, бросает быстрый испуганный взгляд на Питера. Он же, поняв, что поступил опрометчиво и неосторожно, резко одернул руку и постарался исправить ситуацию улыбкой, вроде «мне жаль».

— Забыл сказать, по правилам, если взяться за фигуру, то другой ходить уже становится запрещено.

Эта ситуация, пускай и такая формальная, выводит Элевен из колеи: она не любит, когда ее касаются. Особенно чужие. С другой стороны, Питер уже перестал быть «чужим», но и до «своего» ему еще далековато. Они знакомы максимум пару месяцев, а он уже позволяет себе подобное.

В любом случае, время идет, партия продолжается. И вот, Элевен, запутавшаяся в собственных мыслях и омраченная, почему-то выигрывает. Она хмурится, вновь сосредотачиваясь на шахматах и пытаясь понять, почему так вышло.

— Надо же, ты победила. Мои поздравления!

Питер, вероятно, пытается сгладить ситуацию, случившуюся чуть ранее. Тем не менее, Эл такое не устраивает.

— Ты играл нечестно.

— Что?

Элевен напрягается, роясь в своей памяти, пытаясь подобрать необходимое слово.

— Поддавался.

Ей не хватает словарного запаса и ясности мысли, чтобы показать ему точно, где именно он уступал ей. В любом случае, таких моментов было достаточно — Элевен навскидку насчитывает как минимум два раза, когда санитар мог поставить ей шах и мат. И девочка точно уверена, что Питер сам прекрасно это знал.

Это чертовски обижает ее; почему точно она еще сказать не может, но уже чувствует это неприятное в груди.

Питер молчит какое-то время. Что ж, он не ожидал, что его раскусят, а еще сильнее он не ожидал, что эта его попытка в лесть покажется Элевен унизительной и оскорбительной. Это странным образом напоминает мужчине о прошлом.

— Верно, ты права. Извини — больше такого не повторится. Я обещаю.

Для Эл звучит он странно — впервые не так, как обычно. Нет в его голосе ни уверенности, ни дружелюбия. И этой глупой улыбки на лице тоже. Сплошной мрак. Питер, не нарочно и всего на пару секунд, раскрывает перед девочкой свое настоящее «я», но этого хватает, чтобы умная и чуткая Элевен почувствовала. Не поняла — но ощутила. Разве что, это не то, что она напредставляла себе до: если раньше нутро Питера казалось ей неизведанным темным миром, кроющем в себе сплошную ярость и злость, чистое и безусловное зло, то сейчас она ощутила нечто иное — обиду и отчаяние. Путаницу в собственных мыслях и представлениях. Это что-то совсем иное, на другом уровне.

Такие мысли появились в голове Элевен на миг — а потом их вновь перетерли в мясорубке, и на выходе остались только странная неопределенность и жалость к Питеру.

— Ничего, — Элевен хочет сказать еще много чего, умные, важные вещи, но у нее не выходит, — Все в порядке.

Ничего не в порядке.

Эл не понимает, что не так с Питером, не понимает теперь, в чем его проблема: опасен он или нет, и не понимает, как ей стоит к нему относиться.

В итоге Элевен делает поверхностный вывод, что Питер просто странный человек. У Питера итоги о Эл аналогичны.

***

Они играют в шахматы и на следующий день, и через неделю; Джейн все видит и проживает — ее мотает по этим последовательным воспоминаниям бродячей собакой. Будто бесконечное кручение на карусели — и с каждый разом все быстрее и быстрее. К концу сессии девушка готовится попрощаться со своим вестибулярным аппаратом и пищей в желудке.