Эл, в целом, спокойна и поглядывает на собственные пятки тогда, когда ее вызывают. Она не разбирает половину слов Бреннера, но явственно слышит свое имя. «Элевен», - он говорит, и девочка мигом поднимает голову на голос. «Твоя очередь», - папа продолжает и Эл, не отвечая и не показывая даже кивком, что услышала, делает один несчастный шажок в сторону кресла перед испытательной конструкцией. Потом, еще шаг. И сразу после — резко останавливается. В общем, проходит достаточно времени в полной тишине — она просто стоит, будто задумавшись над чем-то. Ну, это не так: Джейн знает, что голова маленькой Элевен пуста. Абсолютна пуста — она стоит на месте просто так, не для чего. Каким же странным ребенком она была. Из ступора девочку выводит, во-первых, голос Папы, а во-вторых, тихие смешки за спиной. Хотя, на второе она не обращает внимание — вообще. Будто не знает, что и почему они это делают. Или, может, Эл вообще не осознает, что в этой комнате есть еще кто-то, помимо них с Бреннером.

В итоге, она все-таки доходит до места. Смешки стихают. Сами по себе, или кто-то силой останавливает их — не важно. Садится на стул. Такой мягкий — ощущения приятные, особенно после такого долгого и бесполезного простаивания на ногах.

А потом происходит крайне неприятная ситуация. Сначала, малышка Эл чувствует странный будто зуд на спине. Словно ее кто-то коснулся, и вся спина покрылась мурашками — это, конечно, не так. Пусть внимательностью девочка и не отличалась, но если бы кто-то подошел, она точно заметила бы. Вспоминается, что подобное она ощущала еще и тогда, когда стояла в ряду с другими детьми. Просто не такое явное. Это вроде, м, может… Ее разглядывают. Изучают — просматривают любопытно в спину, также, как она рассматривала свои туфли. Взгляд этого «кого-то» с самого начала был прикован к ней — и он все никак не мог наглядеться, сверлил и сверлил глазами. Что интересного он разыскивал в ее спине, черт возьми? Ну, в любом случае, малышке Элевен не хватает мужества узнать, кто этот странный неизвестный. Ей некомфортно и неприятно от чужих глаз; девочка ерзает на стуле и чуть ли не закусывает собственный язык. Впервые за все время воспоминания ее ощущения такие явные.

Папа внезапно что-то говорит, тихо, обращаясь к кому-то, и теперь в ушах Эл появляется новый звук, помимо мерзкого гудения, — осторожные и медленные шаги. И даже теперь она не осмеливается поднять голову и встретиться взглядом со своим страхом.

Решимость приходит к ней только тогда, когда это нечто, остановившись возле, и совсем потеряв страх, нагло касается ее. Трогает то ли затылок, то ли плечо — не суть. Маленькую девочку прошибает животным страхом, перемешанным с сугубо детской злостью — и она, желая показать свою смелость и готовность обороняться, поднимает глаза на «это».

Она видит его. Генри. Вернее, первое и последнее, что она замечает — его спокойные и надежные, контрастирующие со всеобщей тусклостью, чрезмерно яркие голубые глаза. У мужчины расслабленное лицо и сжатые губы: он просто пытается надеть на девочку рабочее оборудование.

К сожалению, узнать, что происходило дальше Джейн не суждено — после этого ее в ужасе выкидывает из воспоминания, будто взглядом она встретилась не с Генри, а со своим самым большим кошмаром в жизни. Что, в общем-то теперь, если подумать, одно и тоже.

Осознание приходит быстро — вероятно, это их первая прямая конфронтация. Первое воспоминание Элевен, где четко присутствует Генри. Разве что, почему именно он? Могло быть что-нибудь полезнее. Может, Джейн просто не повезло. Нужно пробовать еще — блуждая по лабиринтам памяти, рыща по закоулкам, как бездомный пес по помойкам, в надежде отыскать осколки собственных сил. В глубине души Джейн надеется, что больше с Генри она не встретится.

Ну, жизнь — рулетка в любом случае.

Она ныряет в воспоминание резко, профессиональным пловцом, так, чтобы ни в коем случае не потерять концентрацию и не вылететь оттуда шальной пулей, прямо в страшную и жуткую реальность.

И в этот раз оказывается в комнате с радужными стенами. Джейн воровато осматривается — пока еще есть время. Сейчас она сидит на низком стуле — перед ней стол, а на столе лист бумаги с разбросанными по всей поверхности фломастерами. Детские шалости — попытка в рисование, ничего интересного. Поэтому Джейн предпринимает попытку встать или хотя бы повертеть руками — поздно, она снова не управляет своим маленьким телом. Что ж, получается, еще немного, и она даже не сможет властвовать над собственным разумом. Несколько десятков секунд, возможно. За оставшееся время она решает осмыслить рисунок, лежащий на столе. Это не скажет ей ни о чем важном — просто банальное любопытство. На белом листе бумаги, красным фломастером изображены длинные линии, заходящие друг на друга, переплетающиеся, как пальцы, образующие в едином целом нечто круглое с отростками, похожее на ежа или солнце. О, и к счастью для Джейн, в этот раз картинка четкая и звук тоже неплохой — почти как в хорошем фильме. Уже намного лучше!

Девушка понятия не имеет, что ее маленькая протеже планировала изобразить — возможно, когда она это рисовала, в ее голове не было ни одной внятной мысли. Просто попытка убить время, попытка чем-то занять непослушные пальцы. Хотя то, с каким усердием малышка Элевен продолжала малевать лист просто поражало. И, что необычно, использовала она только один цвет — красный. Наверное, он просто привлекал ее своей яркостью и чем-то бунтарским, скрытым в его натуре.

Время шло, и все больше новых вещей начало появляться на рисунке. В этот момент, сознание уже пропало из обзора Джейн, и она (словно) опять стала маленькой девочкой, с ее мыслями и образами, которые, смею заметить, были странноваты даже для ребенка.

Теперь похожих на ежей фигур на рисунке стало несколько: какие-то побольше, какие-то поменьше. Все они стояли поодаль друг от друга, не соприкасаясь даже кончиками острых лапок, будто и не хотели совсем взаимодействовать со своими же родными братьями. Разве что, один из «ежиков» чуть выделялся — он был гораздо меньше остальных, и Элевен отчего-то не поленилась изобразить его пузатое брюшко. Его фигура была похожа на бархатного красного клеща, пришедшего на поляну с ежиками, явно не задумывая ничего хорошего. Вряд ли Эл хотела что-то подобное, банально потому что сейчас, даже во время процесса рисования, творчества, Джейн все еще не могла ощутить нормальные, связные мысли в голове своей маленькой «я». В ее разум будто залезли с миксером и крутили, перекручивали все, превращая в фарш мысли и образы.

Справедливости ради, когда девочка по каким-то житейским причинам отвлекалась от рисования, вроде тогда, когда надо почесать нос, здравые мысли и проскальзывали. Или когда она отвлекалась на голоса своих братьев и сестер за спиной. Но было это всё таким обрывочным, неполным. Кто-то забыл положить недостающие куски в тарелку ее головы.

Джейн все-таки надеялась, что связано такое в-первую очередь с ее нежным возрастом, а во-вторую с тем, что такой способ восстановления воспоминаний грозит некоторыми искажениями. Со всеми этими погружениями вглубь мозга и сознания… Несомненно, такое ведет к проблемам. Хотя был еще шанс, что в следующих обрывках памяти все нормализуется.

Еще девушка надеялась, что все эти профанации не помешают ей достигнуть главной цели.

Прошло еще немного времени за бесполезным творчеством, как вдруг девочка внезапно насторожилась. Джейн не уверена, но возможно такое слегка возбужденное и осторожное состояние сохранялось у маленькой Эл еще даже в самом начале — тогда, когда казалось волноваться было не о чем.

Несколько секунд и опять оно: чувство разглядывания в спину. В этот раз, правда, долго оно не продлилось, но произошло кое-что хуже. Снова. Шаги — те же самые. Вряд ли можно определить человека по звуку шагов, но Элевен была уверена, что это именно он — тот страшный белый мужчина с вьющимися волосами, буравивший ее взглядом какое-то время назад. Только в этот раз она не защищена: Папы здесь нет, а ее братья и сестры точно не станут помогать ей, если это чудовище решит что-то сделать.