Девочка напряглась и стала ждать, продолжая, тем не менее, рисовать, сильнее вдавливая мажущий кончик фломастера в бумагу. Превентивный удар она совершать не планировала. Всегда нужно выждать перед тем, как действовать.

Белый мужчина подошел совсем уж близко — он, казалось, дышал прямо в затылок Элевен. Тем не менее, повернуться и встретиться с ним взглядом девочка не решалась.

Прошло еще какое-то время. От нервов Эл уже просто глупо водила фломастером по бумаге в углу, сильно нажимая, по-сути, раскрашивая бумажное полотно глубокими красными штрихами. Она пыталась не показывать свой страх врагу; а мужчина почему-то стал ее врагом заранее, даже не совершив ничего плохого.

Однако, как выяснилось, человек знал, как обращаться с детьми. Он прочистил горло — и Элевен, как испуганное животное, олень на трассе, обернулась на звук. Боже, какой дешевый ход. Мужчина только что съел ее ферзя пешкой.

Санитар победоносно, издеваясь (во всяком случае, так решила Эл), слегка ухмыльнулся. Во всех его действиях, даже самых невинных, Эл видела угрозу. Он был высок и страшен — его худощавая фигура напоминала Элевен о своих самых потаенных, глубоких страхах, доставшихся ей от древних предков, живших еще в пещерах. Мужчина был похож на зверя — на хищника, и пусть никто, кроме нее, этого не замечал, девочка была уверена в своей правоте на все сто. Она поняла это еще тогда, когда впервые встретилась с ним взглядом — и сразу решила, что ни в коем случае более не станет с ним пересекаться. Этот санитар — самый опасный человек в лаборатории. Эл ощущала это всем своим нутром.

— Привет, — тем не менее, он произнес это самым невинным и добродушным голосом, кой Эл вообще доводилось слышать. — Могу я взглянуть, что ты рисуешь, — мужчина помедлил, бросая быстрый взгляд на открытое девичьей запястье, лежавшее на столе. — Элевен?

Девочка посмотрела в белую рубашку мужчины еще с минуту, задумываясь. В лицо его глядеть она не осмелилась. После, избрала самую удобную и, по-сути, единственную для себя тактику. Санитар был сильнее и умнее по всем параметрам, это понятно, поэтому Джейн резко отвернулась от противника и продолжила свое занятие — возможно, если она не будет обращать на него внимание, ему надоест, и он уйдет.

Ну, в любом случае, Генри был не из тех, кто легко сдается, да? Пусть он не то чтобы ожидал от ребенка полного игнорирования, все-таки даже для такого случая у него был план действий. Приблизительный.

Поэтому он просто встал сбоку от нее, — все еще на относительно приемлемом расстоянии, и слегка нагнулся к столу. Мужские руки были сцеплены за спиной — как знак того, что он безобиден и не причинит вреда. Хотя для Элевен это аргументом не являлось.

Девочка пыталась не придавать его настойчивому вниманию значения, полностью сконцентрировавшись на своем рисунке. Тем не менее, присутствие человека, да еще и такого, рядом нервировало — Элевен трудно было скрыть дрожь во всем теле.

— Ох, это… — санитар заговорил резко и сразу опешил на секунду; на секунду от его показной уверенности не осталось ни следа. — Этот похож на паука, — мужчина собрался с мыслями и бесцеремонно ткнул пальцем на выделяющуюся красную фигурку с брюшком и длинными конечностями. — Они, правда, все похожи, но этот — как настоящий. Почти.

Элевен, естественно, такое наглое вмешательство не понравилось; и она быстрым движением выдернула лист бумаги из под чужих рук. Яростно глянула на миг в лицо вторженца, — только не в глаза, чтобы показать: готова защищать свое личное пространство до конца. Конечно ни про каких «пауков» она знать не знала, и в целом ее эта информация мало интересовала. Особенно из уст этого человека.

Санитара, однако, это не смутило. Он молчал меньше десяти секунд, а потом снова продолжил свою речь птицей-говоруном:

— Ты, наверное, даже не понимаешь, о чем я говорю, да?

Своим звучным голосом этот парень отвлекал от рисования. Почему он еще здесь? Разве очевидное пренебрежение Элевен для него не стало сигналом?

— Позволь мне объяснить.

В этот раз человек перешел уже совсем все границы, взяв из лежавшей рядом стопки еще один лист бумаги, устраиваясь рядом с рабочим пространством Элевен, ближе к краю. Он нагнулся — поза неудобная, но его это не останавливало. Взял валявшийся поодаль черный фломастер и принялся рисовать. Боже, сколько ему лет?

Пару десятков секунд — и на бумаге появился огромный черный… кто-то. С большим брюшком и маленькой головой, с распускающимися из боков длинными острыми конечностями — по четыре с каждой стороны. Элевен глянула лишь мельком — чисто из любопытства, не подозревая, что этим жестом еще сильнее приблизила санитара к «мату» в их воображаемой шахматной партии.

— Вот, — мужчина пододвинул лист бумаги ближе к полю зрения девочки, — Это «паук», они почти как другие насекомые, но у них восемь лапок, а не шесть, как обычно. А еще они, между прочим, крайне умные и прекрасные создания, — санитар объяснял с явным энтузиазмом в голосе, и Эл, к ее сожалению, пришлось слушать.

— Может, даже самые прекрасные из всех.

В любом случае, сказанное было Элевен (поневоле) понятно. Образование у подопытных Бреннера было поверхностное: учили читать, писать. Базовая математика, 2+2 и все такое. С возрастом, конечно, давали знаний чуть побольше, но этого все равно было бы недостаточно для нормального существования в обществе вне лаборатории. Дети здесь были настоящими красноглазыми крысятами — да еще и слепыми, видимо.

О, и, конечно, девочка знала некоторые слова, которые в условиях лаборатории не имели смысла: «животные», «дом», «родители» и подобные. «Насекомые» в этом списке также присутствовали, но был один маленький нюанс. Будто нарочно, Мартин Бреннер давал своим воспитанникам только сырые замудренные научные определения — ни картинок, ни описаний. Просто текст, который нужно/можно заучить — и все равно малопонятно. Сейчас, благодаря странному мужчине, Элевен впервые смогла увидеть то, как выглядят существа за пределами этих стерильных стен, настолько белых и пахнущий хлоркой, что даже пауки побаивались тут селиться.

Однако, благодарности она за это к санитару не испытывала. Хотя чужой рисунок она во второй раз осмотрела внимательно. Детское любопытство, чтоб его.

— Правда похожи, да? Твой и мой.

Санитар еще раз внимательно рассмотрел два рисунка. Элевен трудно было понять, зачем он этим занимается.

Девочка в очередной раз проигнорировала попытки мужчины в разговор. Больше рисовать она не могла, просто глупо пялилась в бумагу. Этот парень выбил ее из колеи.

— Разве что, — мужчина хотел сказать еще что-то, но резко замолчал на полуслове тогда, когда дверь в радужную комнату распахнулась. Папа.

Парень отскочил от Элевен сразу после и, как ни в чем не бывало, удалился в свой законный санитарский угол. Да неужели. Это еще раз укрепило убеждение Эл в том, что от белого мужчины ничего хорошего ждать не стоит — если он боится Папу, значит, точно задумал что-то нехорошее. Как красный брюхастый паук на ее рисунке — выглядит безобидным и небольшим, но на деле…

Стоп, а почему паук?

После того случая Элевен не видит мужчину несколько дней — казалось бы, можно расслабиться, но из-за выходки этого глупого парня теперь она вся на нервах. Боится снова с ним встретиться.

Джейн, не выбирая и не выискивая, без своей воли, попадает в следующее воспоминание — всего через три дня после предыдущего. Девушке дается ясность сознания всего на пару секунд, а потом ее опять отключает, будто легким ударом по голове.

Снова радужная комната. Снова стол с рисунками. И снова красные существа на снежной поляне, теперь почти все с толстыми брюшками. Лишь один выделяется — такой же красный, но меньше остальных, а еще помимо брюшка, у него выросла голова. И длинных конечностей у него теперь определенное количество — восемь. Почему так получилось Эл сказать не может. Она рисует, как обычно, механически и по инерции. Чтобы занять пальцы; потратить время до прихода Папы как угодно, только не общаясь с другими людьми.