– Это ты? – Кайгаку косился на него с враждебностью, но и одновременно с удивлением, снова жадно вглядываясь в каждую деталь его образа. И силившийся унять дрожь во всем теле Агацума с трудом сопротивлялся желанию развернуться и убежать из этого небезопасного места. Но желание окончательно разобраться во всем пересиливало страх. – Что тебе тут надо?
– Зашел поблагодарить за пиццу «за счет заведения» для Узуи-сана, – довольно грубо ответствовал ему блондин, чувствуя, как к коктейлю эмоций начинает постепенно примешиваться и злость. Особенно, когда Зенитсу увидел, как на лице оппонента появилась гадкая победоносная ухмылка. У Кайгаку подрагивали губы, но он продолжал улыбаться, нагло глядя собеседнику прямо в глаза. «Из-за него, – крутилась навязчивая мысль в блондинистой голове, – могло случиться страшное…» И, сжав кулаки, он шагнул навстречу к бывшему семпаю. – Что ты улыбаешься? Ты хоть понимаешь, чем могла обернуться твоя выходка?! А если бы Узуи-сан попал в больницу, тупой ты идиот!
– Да чтобы сдох этот твой поганый Узуи-сан! – моментально вышел из себя Кайгаку, хватая парня за грудки и хорошенько встряхивая. Наклонившись к самому лицу Агацумы, он оскалился и с какой-то невменяемостью посмотрел ему в глаза. – Я бы затолкал эти ананасы ему в глотку, чтобы он задавился и посинел! А потом заставил бы тебя смотреть на то, как его смазливая морда заплывает трупными пятнами!
– Замолчи! Замолчи! – трясущимися руками хватаясь за его сильные запястья с вздутыми венами, закричал Зенитсу, чувствуя, что от каждого слова ему становится трудно дышать. – Ты ужасен! Ты отвратительный человек! Я не хочу тебя знать!
– Это я отвратительный человек?! Очнись, Зенитсу! Этот ублюдок пострадал только из-за тебя! Ты в этом виноват, и ты это знаешь! Потому что если бы ты не отказал мне, ничего бы этого не было!
– Ты сумасшедший! Я ухожу! Не смей больше трогать Узуи-сана! Даже не смотри в его сторону! – оттолкнув Кайгаку от себя, Агацума быстро направился к лестнице, однако не успел пройти даже пару метров, как его грубо схватили за волосы, оттаскивая назад. От неожиданности он попятился и шлепнулся на пол, застонав от боли, но тут же получил болезненный удар коленом в спину.
– Куда это ты собрался?! Мы еще не закончили выяснять наши отношения! Я ведь еще не рассказал о своих чувствах к тебе! Уверен, тебе будет интересно это послушать! – с каким-то диким удовольствием глядя в побледневшее лицо испуганного Зенитсу, парень разулыбался, а потом замахнулся на него кулаком.
На новой рубашке были следы крови – разбитый нос все еще, не переставая, сочился ей, из-за чего во рту стоял солоноватый привкус железа. Жглось и болело все лицо сразу. Очевидно, почему-то именно по лицу Кайгаку старался бить больнее всего. Зенитсу хоть и смог дать ему отпор, – все-таки тренировки не прошли даром для его тела – однако семпай оказался куда более подготовленным к таким дракам. Подобравшись с бетонного пола, Агацума еле унес оттуда ноги, бросившись на станцию. Ему казалось, что Кайгаку гонится за ним, что-то кричит ему – вроде бы, это были извинения и просьбы не убегать от него – но он уже не слушал. Сердце стучало где-то в горле, а тело уже немело от непрекращающейся дрожи.
В поезде пассажиры косились на него странно, но он не обращал на них никакого внимания. Сжавшись в углу вагона, он осторожно промокал нос рукавом рубашки, морщась от боли. И вопреки всему произошедшему в голове крутились мысли совершенно не о Кайгаку и разразившейся ссоре: Зенитсу переживал, что так и не успел разогреть к ужину овощной суп для Тенгена. Ведь он пообещал ему заботу, а на деле выходило, что Агацума даже сам о себе позаботиться не мог.
Свет в соседнем доме не горел – это парень заметил еще издалека. «Может, ушел в какое-нибудь кафе или ресторан, – опечаленно рассуждал он про себя, стараясь дышать как можно аккуратнее – несколько пинков в грудь, которые он получил от Кайгаку, не прошли бесследно. Но Агацума все равно продолжал думать о своем обещании. – Ну почему со мной всегда так?.. Только-только наладил с ним контакт, позвал в гости, и тут это…» Тенью бесшумно зайдя на территорию своего участка, он направился к дому. Может, это было и хорошо, что они с Узуи больше не встретились сегодня – после драки со своим бывшим семпаем Зенитсу выглядел не самым приглядным образом. Себя в зеркале он, конечно, еще не разглядывал, но прекрасно осознавал, что увидит в отражении. Однако, не дойдя до двери, парень вдруг замер, приглядевшись.
– Долго же ты ходишь, – послышался знакомый голос, и Агацума вздрогнул – то ли испуганно, то ли обрадованно. В темноте угадывалась фигура человека, сидевшего у двери его дома. «Невозможно!.. – мысли в голове парнишки засуетились, суматошно наплывая друг на друга. – Он пришел! Он ждал меня все это время?.. Не может быть!» Тем временем Узуи поднялся на ноги, отряхивая брюки, и направился к нему. – Знаешь, у тебя блестяще растяжимое понятие времени. Я уныло оголодал – уже восемь вечера. Где тебя только… – мужчина вдруг застыл, подойдя к нему вплотную, и Агацума увидел, как он изменился в лице. – Что с тобой?.. Это твоя кровь? Что произошло? Блестяще отвечай! Быстро!
– Давайте для начала в дом зайдем, вы же голодный, – Зенитсу опустил голову, стараясь скрыть свое избитое лицо, и уже хотел было пройти мимо старшего, но тот, схватив его за руку, сам потащил его к дому, выхватывая у него ключи и чуть ли не с ноги открывая дверь. Агацума дрожал сам, и чувствовал, как дрожит держащая его запястье рука Узуи-сана. «У меня что, действительно, все так плохо с лицом?.. – невзначай подумалось ему, и он послушно прошел за мужчиной в свой дом. – Вот ведь… Я и так похвастаться красой не могу, а тут еще и избитый…» Как только они оказались в прихожей, Тенген включил свет и торопливо прижал парнишку к стене, запрокидывая ему голову и вглядываясь в опухшее лицо. Он ошарашенным взглядом смотрел на него и не мог произнести ни слова. Нос и губы у Агацумы были заляпаны в начинающей засыхать крови, принявшая ярко-лиловый оттенок кожа под левым глазом вздулась, бровь была разбита, на левой половине лица расползлась огромная свежая гематома. Зенитсу не прерывал зрительный контакт с ним, открыто смотря прямо в глаза, но все-таки испытывал некоторую неловкость. Если для Тенгена даже аллергические пятна были страшным делом, то что, должно быть, он думал насчет этого ужаса… Сглотнув, парень постарался убрать от себя чужие руки, которые не давали ему опустить голову. – Узуи-сан… Я знаю, что выгляжу сейчас не очень. То есть, не то чтобы я обычно хорошо выглядел: похоже, что бог рисовал мое лицо левой рукой – я с этим знанием уже смирился. Но все-таки я еще чувствую себя не очень после произошедшего, поэтому можно я хотя бы присяду?
– Да ты!.. Просто блестящий кретин! – раздраженно выпалил ему в лицо Тенген и тут же, круто развернувшись, потащил его за собой. В гостиной он толкнул его на диван, наваливаясь сверху, ладонями аккуратно сжал щеки и принялся остервенело целовать. А опешивший Зенитсу, лежа и не двигаясь, не понимал, что происходит. Ребра болели, лицо жглось и горело, под левым глазом пульсировала венка. Но при этом он ощущал, как мягкие губы Узуи страстно целовали его, пачкаясь в крови. – Сам же говорил!.. – шептал Тенген, время от времени отрываясь от своего занятия и горячо выдыхая ему в лицо. – Красота не важна! Ты же говорил, что любишь меня не за лицо! – языком слизывая кровь с его губ, мужчина нежно гладил его по волосам, смотря на то, как изумленные и одновременно с тем испуганные глаза вглядываются в него. – Мне блестяще наплевать, что у тебя на лице! Нет: за то, что сейчас у тебя на лице, я зубами разорву ублюдков, которые это сделали! Но от этого ты не разонравишься мне, идиот-Зенитсу!
– Что?.. – севшим голосом переспросил парень, чувствуя, как начинают слезиться глаза. – Узуи-сан…
– Ты сказал, что я все-таки должен найти свою «одну единственную». Так я нашел ее! – он неожиданно взял его за руку, переплетая их дрожащие пальцы, и Зенитсу совсем растерялся. Происходящее казалось ему каким-то сумасшествием, плодом его фантазии, бредом – возможно, Кайгаку избил его слишком сильно, и теперь мозг рисовал в его воображении какие-то небылицы. Но нежные прикосновения Узуи были слишком реальны. – Просто люби меня, Зенитсу! Люби и оставайся со мной! А я никому не позволю даже пальцем тронуть тебя. Блестяще сделаю тебя счастливым – я обещаю!
