Мы молча выстроились двумя изогнутыми, опиравшимися на стену здания линиями. Во внешней, ближней к врагу, расположились бравые Иннины големы, во второй – угрюмые, потрепанные маги. Светка встала справа от меня, Юлька – слева. Другой соседкой моей сестренки оказалась Милана, рядом с молодой графиней занял позицию Ясухару. Правее Каратовой подняла свой щит Муравьева. С епанчи, которую бойцы положили на брусчатку, грузно приподнялся на одно колено Петров-Боширов. Дальше за ротмистром я заметил краем глаза черный федоровский мундир Тинатин Багратиони – не берусь точно сказать, когда княжна присоединилась к нашему отряду…

С минуту ничего не происходило, даже тихо как-то стало: китайцы, должно быть, тоже перестраивали свои боевые порядки. Затем заискрили первые, пока редкие файерболы, застучали в щиты куда более многочисленные, но невидимые невооруженному глазу техники. Опасные лишь в ближнем бою, были вынуждены нарушить строй големы, раз за разом выбрасываясь на атакующего врага…

Я видел, как ближайший ко мне глиняный воин дотянулся кулаком до выставившего бесполезный щит «уникорниса» и выбил из того дух. Затем голем неуклюже повернулся к оказавшемуся поблизости «морскому коньку» – и вдруг замер, не завершив движения. Китаец, уже, должно быть, приготовившийся к смерти, попятился и недоуменно уставился на застывшего статуей еще миг назад грозного противника.

А тем временем остановился еще один голем. Повалился наземь, споткнувшись на полушаге, третий. Безвольно опустил руки четвертый…

– Ничего не понимаю! – услышал я полный отчаяния голос Змаевич. – Я их тупо теряю, одного за другим!

– Вмешался более сильный Мастер? – предположила Воронцова.

– Нет, тут явно что-то другое…

Между тем китайцы, вместо того чтобы поскорее воспользоваться нежданным подарком, вели себя не менее странно, нежели Иннины истуканы. Одни из них зачем-то принялись убирать щиты – тут же падая под нашими ударами, но даже и не пытаясь как-то защититься. Другие стали прятаться за окаменевшими големами. Третьи попросту бросились наутек вдоль улочек, по которым до того уверенно наступали…

– Что, к духам, происходит? – недоуменно пробормотала Светка.

Тот же самый вопрос я задал Ди-Сы.

«Посмотрите-ка направо, сударь!» – с некоторым опозданием пришел мне ответ от «паука».

Я скосил глаза в указанном мне направлении: рядом с увенчанной золотым имперским орлом кремлевской башней по ту сторону белокаменной стены задорно гарцевал гигантский огненно-рыжий Центаврус.

Ну да, вот только его нам тут сейчас и недоставало!..

– Глядите! – крикнул кто-то из наших, также заметивший исполинского духа.

Несколько человек обернулось, но большинство не рискнули выпускать из виду китайцев. Поспешно перевел взгляд обратно на врагов и я. Ряды тех, впрочем, окончательно расстроились – кто пал, кто в панике бежал, кто затаился. Всякая стрельба в нашу сторону полностью прекратилась, мало-помалу стихала и наша – за исчерпанием целей.

«Астрал с этим Центаврусом – что происходит с големами и с китайцами?» – возопил я в адрес «паука».

«Сие пришел Раздор, сударь, – бесстрастно ответил Ди-Сы – снова выдержав заметную паузу. – Все астральные узы теперь рвутся. Госпожа Змаевич более не чувствует своих големов. Присяга подданных Императору Поднебесной утратила силу… А еще – развеялась, словно ее и не бывало, связь между магами и их фамильярами. У порабощенных китайцами духов более нет никаких причин служить своим хозяевам – отныне бывшим. Как, собственно, и у меня – далее находиться при вас».

«Э… – оторопел я. – Но вы же…»

«Прощайте, сударь. Напоследок хочу заметить, что работа на вас была… почти что терпимой. Поверьте, сие более чем лестная оценка».

«Но ведь если… – еще не договорив, я понял, что обращаюсь в пустоту. – Ди-Сы!» – сбившись, позвал я – и не получил уже никакого отклика.

Из-за недвижимого голема высунул голову в черной шапочке китаец, и первой заметившая это Муравьева ловко снесла ему их – и башку, и украшение оной – ударом кукиша. Но… Ведь ее магия…

– Стоп! – нахмурился я. – Машка, Оши что, все еще при тебе?

– А куда она денется? – с былой беззаботностью пожала плечами «длинноножка».

«В самом деле, Вова, ну, куда я денусь?» – озорно хмыкнула дух.

«Погоди… – я окончательно перестал что-либо понимать. – Но ведь если Раздор…»

«Ну да, Раздор явился, – охотно согласилась Машкин фамиляр. – Однако разве из-за этого твоя правая рука теперь враждует с левой, а ноги гуляют сами по себе?»

– Оши – часть меня, – проговорила Муравьева – таким тоном, словно растолковывала это самой себе, а не мне объясняла. – Те узы между нами, что могли порваться – уже порвались в Америке…

– Вы это вообще о чем? – недоуменно осведомилась Светка, по-прежнему державшая перед нами щит – прикрывая им и себя, и меня, и отчасти, возможно, «длинноножку».

– О Раздоре, – буркнул я. И уточнил: – Рыжем Центаврусе.

– Если это он прогнал духовых китайцев, то такой центаврус мне даже нравится! – заявила по мою левую руку Юлька.

Как всегда – в точку сказала!

в которой я возжигаю пламя

Если после первого штурма потери среди защитников Первопрестольной казались пугающе большими, то теперь и вовсе быстрее было бы перечислить тех, кто выжил. Всего – даже не обязательно на ногах, просто в сознании – в убежище осталось менее полутора сотен магов в силе. Таких, кто был бы способен продолжить бой, затянись тот хотя бы на несколько минут – не набралось бы и шести дюжин. Вовсе невредимых, да еще и при мане, легко удалось бы пересчитать по пальцам рук – причем, пожалуй, с этим бы без труда справилась та же Воронцова с ее калечной левой кистью.

Я тут был редким исключением: там, где другой бы мог серьезно пострадать, меня пару раз выручило Зеркало. Совершенно целы остались и Светка с Машкой. А вот умеющая найти себе на пятую точку приключений Юлька, когда уже все, по сути, закончилось, полезла в какой-то еще непроверенный подвал – и нарвалась там на недобитого китайца. Пропустила удар – пришедшийся по ноге – и теперь заметно прихрамывала. Ничего такого уж серьезного с мелкой, вроде бы, не стряслось, но на все убежище у нас остался один-единственный целитель – да еще и не из самых опытных – и занят он был сейчас теми, кто пострадал куда сильнее моей неосторожной сестренки.

У Миланы помимо опаленной косы побаливало бедро, но какое-то время она упорно не обращала на него внимания – пока вдруг нога у нее не подогнулась и девушка не села на брусчатку прямо посреди улицы. Только тогда Воронцова сподобилась задрать юбку. Подол пришлось с усилием – и болью – отдирать. Под насквозь пропитанной кровью черной тканью на коже обнаружился глубокий разрез. Подоспевшая Муравьева рану молодой графине по-быстрому затянула, но для полноценного лечения тут также требовался квалифицированный лекарь.

Выжил Гагарин: в бою он лишился пальцев второй руки, упал – и наступавшие китайцы просто перешагнули через него, не удосужившись добить. Машке сперва сказали, что Даня погиб, но «длинноножка» не поверила, в чем ее горячо поддержала Оши. Муравьева отправилась на стену, нашла молодого князя среди мертвых тел и принесла к целителю, где Светка погрузила юношу в сон – иначе помощи тот мог бы просто не дождаться.

Избежали Пустоты и юные Настя Любомирская с Родей Цедерстремом. Причем если княжна второй штурм пересидела в подвале под Грановитой палатой, то молодой барон находился вместе со взрослыми на стене – правда, не на самом опасном участке – а затем, когда китайцы ворвались в кремль, спустился вниз и защищал тот самый подвал (не один, конечно, в составе небольшого отряда), был дважды ранен, но выстоял до явления Раздора.

Настю и Родю мы со Светкой нашли сидящими обнявшись на каком-то дворцовом крыльце. Девочка зачесала волосы так, чтобы не бросалось в глаза отсутствующее ухо, мальчик своих свежих увечий – шрама на лбу и обгоревших пальцев на правой руке – не прятал. Мы подошли к ним. При нашем приближении молодой барон дернулся встать, но княжна его удержала: