Таким вот образом мы с Мариком через ворота Зилмеи в Пятой стене вступили в Ширия-Шенин.

По бокам грязных улиц и вдоль шедшего у реки подобия бульвара имелись тротуары. Ходьба давалась нам с огромным трудом. Всадники держались вплотную к нам; очевидно, они опасались, что мы можем скрыться в толпе.

«Не беспокойтесь, — подумала я, когда мы шли дальше в город по выложенной кирпичной дороге. — У нас нет намерения бежать, действительно нет».

Я брела следом за Хурот. Даже Марик, ортеанец, да к тому же еще аширен, был на исходе последних сил. Между стенами домов телестре без окон дул влажный холодный ветер и гонял листья и мусор по узким улицам. «Да, ведь это действительно улицы», — подумала я. Фасады закрытых домов были обращены внутрь дворов с колодцами и емкостями для воды. Жилища располагались относительно друг друга подобно ячейкам решетки или сети. По плоским крышам домов расхаживали или сидели на них кур-рашаку, неблагозвучные крики которые раздавались над улочками, заполненными народом.

Эти люди казались мне чужими не только потому, что говорили на другом языке, они вообще представлялись мне таковыми в сравнении с жителями Корбека и Таткаэра. Аширен здесь бегали босиком, в их гривы были вплетены керамические бусы. Взрослые гордо демонстрировали на своих шестипалых руках неостриженные когти. На всех улицах слышалось пение. Колоколов не было. На воротах висели клетки, сидевшие в них птицы-ящерицы обхватывали своими когтями прутья и издавали пронзительные предупреждающие крики.

У ворот каждой стены — город шестикратно расширял свои границы — Хурот предъявляла свое разрешение и спорила со стражниками по непонятным для меня причинам. Чтобы пройти от пятой стены до первой, нам потребовалось большая часть второй половины дня.

Возле ворот Л'ку стражники собрались вокруг каменной чаши с горящими углями и притопывали ногами от холода. За ними располагается лабиринт из двухэтажных зданий, дворов, пешеходных дорожек и шестиугольных портиков. Это был древний, располагавшийся внутри Первой стены, город, основанный еще амари Андрете.

Хурот спорила с людьми, которых я приняла за помощников и министров та'адур — пейр-даденийского двора. Наконец, уже почти засыпая на ногах, я вмешалась в их разговор, обратившись по-имириански. Ведь кто-нибудь должен же был меня понять.

Я сказала, выбрав из них согласно принципу случайности одного бледного ортеанца с золотистой гривой:

— Скажите же Т'Ан Сутаи-Телестре, что здесь находиться посланница Доминиона.

Мужчина слегка наклонил голову, что в Пейр-Дадени считается поклоном. Он был немолод, этот рослый ортеанец в ярко-красном одеянии с широкой лентой и знаками различия. На его поясе висели слегка загнутые харуры.

Ромбовидный рисунок на его коже несколько явственнее проступал теперь, перед зимней ее заменой. Одна его шестипалая рука лежала на клинке харура. Ножны отливали золотом. Как и у многих других ортеанцев, между пальцами у него также имелись рудиментарные плавательные перепонки, а их тонкая кожица была проколота закрепленными в них золотыми и кварцевыми гвоздиками. Среди ортеанцев встречалась такая склонность к модному варварству.

— Сетелен Касси Рейхалин, — степенно представился он и продолжил по-имириански с южно-даденийским акцентом: — Вы должны понять, что на подобное требуется некоторое время.

— Уверяю вас, что Сутафиори потребуется немного времени, что-бы явить свое недовольство, если вы промедлите сообщить ей это известие.

— Это легко сказать.

— Тогда скажите это ей! — прикрикнула я на него. — Я пришла сюда через половину всей Южной земли не для того, чтобы ждать у ворот Ширия-Шенина!

— Это правда, т ан, — сказал ему Марик. — Мы пришли сюда из Корбека через Пустошь. Посланница иного мира жива; Сутафиори должна узнать это как можно скорее.

— Не спускайте с них глаз. А вы подождите здесь.

Взгляд Касси скользнул по нам, прежде чем он шагнул назад через ворота Первой стены. Я заметила, как он непроизвольно оглянулся. «Что же, на нас не слишком приятно смотреть, — подумала я, — но зато мы живы, а это уже кое-что».

Шум города затихал. Наступили вторые сумерки, в небо поднимался серый дым. Скоро закончится девятый день. Я ощущала запахи готовившегося ужина. Все мои внутренности сжались; я была более голодна, чем подозревала. Улицы пустели, зажигались масляные фонари и вывешивались над входами телестре.

— Теперь с меня довольно, — сказала я.

— Они могут нас убить, если мы их испугаем, — озабоченно сказал Марик, — ведь они знают, откуда мы пришли. Я еще никогда не слышал ничего доброго об этих северных землях. Нам лучше всего вести себя тихо и ждать С'арант.

— Мы войдем внутрь под охраной, — сказала я Хурот, — но я войду и найду кого — нибудь, кто меня знает, иначе нам придется провести здесь всю ночь.

Она была также мало заинтересована в том, чтобы ждать, как и я, а ее всадники хотели как можно больше времени провести в Ширия — Шенине, прежде чем вернуться к исполнению своих обязанностей в гарнизоне. На замечание стражи она отреагировала резким протестом.

— Да, — сказала она, — у нас есть приказ отправить вас к Т Ан Сутаи — Телестре, а не стоять снаружи возле ворот Л Ку. Ты, там, отойди в сторону! Именем Богини! Они ведь под охраной, разве нет?

Уйдите с дороги!

Их командира здесь не было, поэтому сейчас она являлась старшей по званию. На это — то я и рассчитывала.

Ярко выкрашенные ворота потеряли свой цвет в полутьме. Запахи города уносились ветром в сторону. Начал моросить мелкий дождь. В скоплении низких каменных стен, окружавших внутренний город, в окнах был виден желтый свет. Дорога к воротам представляла собой туннель; когда мы шли по нему, звуки наших шагов отражались от стен.

В центре шестиугольного двора росла суковатая тукинна, она стояла в том месте, где плоские ступени вели вниз к крытому колодцу. На равном расстоянии друг от друга висели фонари, бросавшие свой желтый свет на бурые каменные плиты.

На улице Марика я увидела такое же выражение, какое, вероятно, было и на моем — выражение испуга и потрясенности возрастом всему сопротивляющихся и все скрывающих стен. Повсюду вдоль низких зданий с плоскими крышами имелись ромбовидные окна-щели.

Хурот прошла мимо дерева и колодца. По ее неподвижной спине угадывалось сильное напряжение, в котором она находилась. Когда я догнала ее с намерением поговорить, из дальнего здания вышла какая-то женщина в зеленом бекамиловом пальто. Ее фигура выделялась на фоне отрытой двери, и ее стало можно хорошо разглядеть.

Она сбросила с головы капюшон, открыв черную гриву и худое, темное лицо. Двигалась она рассеяно, опустив голову и засунув за пояс левую руку. Пальто прямо свисало с ее правого плеча. «Я едва узнала ее; она, наверное, очень больна», — подумала я.

— Рурик!

Она резко подняла голову, на лице появилось выражение растерянности. Желтые глаза на мгновение затянулись пленкой и снова прояснились.

«Неужели я сильно изменилась?» — спросила я себя, когда заметила, как медленно она меня узнавала. Однако она узнала меня.

— Кристи? О, Богиня! Кристи!

Тут мы обменялись так крепко, что не замечали ни дождя, ни сумрака; она смеялась и хлопала меня по спине своей единственной рукой. Она отстранилась от меня на длину руки, и мы продолжали глупо улыбаться друг другу. Ее взгляд перебегала на Марика и на всадников из гарнизона Ай.

— Что такое? — Она покачала головой, скривив лицо и сморщив нос. — О, Богиня! Кристи, да ведь от вас воняет!

— У меня есть оправдание этому. Даже масса оправданий. Топи, Пустынные земли… Между прочим, вот это — мой эскорт с Разрушенной Лестницы.

Она снова покачала головой и заулыбалась.

— Вы должны мне об этом рассказать. А Сутафиори… Она… Ротмистр… я бы хотела выслушать ваш доклад. Кристи, вот это история!

Мне еще удалось спасти свой нож и акустический парализующий пистолет, однако вся моя одежда и прочие вещи должны были быть сожжены. Они находились в таком состоянии, какое мне самой казалось невероятным. Я сняла повязки с больных рук, а когда наконец стянула свои сапоги и временные обмотки, то в них остались два или три ногтя с пальцев ног.