Вэй Усянь никогда не мог вспомнить, когда именно слышал эти слова, но всегда знал, что они адресованы ему.
Поймав потемневший взгляд лаоши, он наконец прижался ртом к припухшим, покрасневшим губам. Раскаленный цветок медленно распускал свои обжигающие лепестки где-то внизу живота, и скопившееся напряжение готовилось выплеснуться в ласкающую под водой руку. Зацелованные, влажные губы лаоши приоткрылись и…
— Молодой господин Вэй? — произнёс он голосом Вэнь Нина.
— А?..
Мгновенно вынырнув из сна в реальность, он вернулся в крохотный заброшенный деревянный дом на окраине деревни Янтань, где они заночевали с Вэнь Нином накануне.
— Вы просили разбудить вас на восходе.
Вэнь Нин виновато улыбнулся и отвернулся, кивнув в сторону оконных прорезей, сквозь которые уже просочились первые солнечные лучи. Взвесь мелкой пыли кружилась по комнате, на противоположной от окна растрескавшейся деревянной стене дрожали солнечные зайчики. Вздохнув, Вэй Усянь откинулся на кровати, поджимая под себя колени, пережидая пока отпустит ночное… Возбуждение постепенно сходило на нет.
Вчера вечером они успели только переговорить со старостой и договориться о ночлеге. Господин Сюнь Шен, кряжистый мужчина средних лет с аккуратной окладистой бородкой, цепким взглядом и неожиданно аристократичной осанкой напоминал Лань Цижэня. По его словам, озеро в окрестностях деревни всегда было любимым местом встреч местной молодёжи. У его песчаных берегов по вечерам собирались парочки, днём дети плескались на мелководье, а деревенские девушки собирали семена лотосов.
Всё началось в начале лета с исчезновения Хан Ксина — парнишки из соседней деревни, у которого осенью намечалась свадьба с дочерью кузнеца. Три дня его искали всей деревней, затем присоединились жители других поселений. Тело, вернее, его части обнаружили к исходу пятого дня: обезображенные, разорванные и чудовищно распухшие. В озере. За лето погибло еще пятеро молодых мужчин и три девушки. И каждого нашли спустя несколько дней в злополучном озере. Опознать сразу удалось не всех.
По всему складывалось, что в этих местах завёлся неупокоенный дух.
Сладко потянувшись, Вэй Усянь нехотя поднялся с постели — вчера он уснул прямо в одежде и сейчас подозревал, что выглядел не лучшим образом. Вычёсывая колтуны из устроивших на голове полнейшее непотребство волос, он невольно вспоминал ласковые руки лаоши — единственного, кому удавалось найти общий язык с его непослушными прядями. Умывшись теплой дождевой водой из бочки и наскоро позавтракав — с вечера у них осталось немного купленной на рынке солёной рыбы и свежих овощей — они отправились на главную площадь, она же местный рынок, где, как известно, проще всего найти словоохотливых тётушек.
По словам женщин, с которыми удалось пообщаться, за последние полгода в округе скончались несколько стариков от старости, двенадцатилетний подросток от болезни живота и двое новорожденных, один из которых умер во время родов вместе с матерью. Ничья смерть не казалась подозрительной или внезапной, над всеми телами родственники совершили подобающие обряды. Никаких стихийных бедствий и разорения кладбищ — ничего из того, что могло бы объяснить появление злобного духа.
Пообедав в местной таверне, которую держала моложавая и смешливая жена старосты госпожа Сюнь — обедал, конечно, Вэй Усянь в одиночестве — он узнал от неё много интересных сплетен. Например, о младшем сыне в семье Ли, что не похож ни на отца, ни на мать, а вылитый наёмный работник Го Чоу; о дочке мельника, которая совсем потеряла стыд и по ночам тайком встречается с кузнецом, и её отец единственный, кто не в курсе; о бесстыжем Цай Джане, недолго горевавшем после побега невесты и собиравшемся вскоре женится на Жень Киао. Тётушка Сюнь с радостью рассказала бы биографии всех жителей деревни и закормила бы до смерти, если бы его не спас появившийся на пороге таверны Вэнь Нин.
За два года скитаний, он, несомненно, приобрёл чуть более приемлемый вид, по крайней мере, днём ходил в закрывавшей половину лица бамбуковой доули {?}[Традиционная китайская коническая шляпа из пальмовых листьев, бамбука, соломы или текстиля]. И всё же с его появлением общительность тётушки поубавилась, опасливо косясь в сторону молчаливо усевшегося рядом с милым молодым господином гостя, она удалилась на кухню.
— Удалось что-нибудь узнать?
Вэй Усянь покачал головой.
— Ничего стоящего. Неупокоенный дух или кто-то другой… — одним глотком допив восхитительное сливовое тётушкино вино, он поднялся на ноги, — пойдём, пожалуй. Настало время вершить добрые дела.
Если бы Вэнь Нин мог улыбаться, сейчас на его лице точно расцвела бы робкая улыбка.
За время, проведённое вдвоём, Вэй Усянь узнал так много подробностей из своей прошлой жизни, что иногда казалось, он действительно помнит некоторые из историй. Хотя, конечно же, рассказанные Вэнь Нином по многу раз они просто стали частью памяти в этой жизни.
Порой, очень хотелось вспомнить настоящую улыбку этого парня, пока он был живым. Или увидеть лицо шицзе, которая, судя по всему, его очень любила. Он бы ещё раз поклонился Вэнь Цин, поговорил с Цзян Фэнмянем и подержал на руках малыша А-Юаня. А ещё спросил бы себя о чувствах к Хангуан-цзюню, о том, почему не ответил на его любовь, почему оставил самого лучшего и прекрасного человека на свете, который любил так сильно, что был готов оставаться рядом даже со следующем его воплощением. Рядом с совершенно другим человеком в память о возлюбленном. Вэй Усянь задал бы себе этот вопрос, а лучше устроил бы приличную трёпку. Но он не мог. Он ничего не помнил о прошлом, слишком многое оставалось недоступным, и он по-прежнему чувствовал себя лишь тенью кого-то другого, кого раньше ненавидели и любили так сильно, что не могут отпустить до сих пор.
Озеро действительно оказалось очень красивым, даже удивительно обнаружить в такой глуши настолько живописное место. Расцвеченная ярко-розовыми цветами лотоса вдоль берега к середине водяная гладь приобретала насыщенный зеленый цвет. Со всех сторон к озеру подступали деревья и пышные кустарники. Место казалось сказочным, но умиротворения не ощущалось, скорее что-то спяще-тревожное трепетало в воздухе, словно где-то поблизости затаился монстр, готовый в любой момент проснуться. Вэй Усянь поёжился.
— Чувствуешь? — обернулся он к шагавшему позади Вэнь Нину.
Тот неуверенно кивнул, всматриваясь в густые заросли папоротника. Проследив за его взглядом, Вэй Усянь заметил легкое дрожание тяжелых листьев, а затем услышал приближающиеся голоса.
— Кажется, мы здесь не одни… — он снова обернулся, но Вэнь Нина позади уже не обнаружил, зато почти сразу услышал знакомый голос.
— Молодой господин Вэй!
Белые ланьские одежды и сияющий светлый лик при всём желании невозможно не узнать. В любой жизни.
Склонившись в ответном поклоне, Вэй Усянь с улыбкой поприветствовал заклинателей.
— Лань Сычжуй! Доброго дня. Каким судьбами? — он оглядел высыпавших на берег адептов Гусу Лань и Ланьлин Цзинь. — Сразу два великих клана…
Один из молодых адептов клана Цзинь, выразительно оглядев его с головы до ног, словно диковинную зверушку, с усмешкой ответил:
— Ищем таинственную тварь, убивающую ни в чём неповинных людей.
— Какая приятная неожиданность! — воскликнул Вэй Усянь. — Я тоже. Хотите присоединиться?
— Вряд ли здесь кто-то захочет к тебе присоединиться!
От звука знакомого голоса сжалось сердце. Совсем ненадолго, всего на мгновение, спустя которое на берег вышел Цзинь Лин.
На первый взгляд брат почти не изменился. Наследник Ланьлин Цзинь в золотых одеяниях ордена с традиционной алой точкой из киновари меж сведённых бровей, с привычно задранным подбородком и горделивой осанкой, сейчас более чем когда-либо походил на дядю Чэна. Брат держал меч, словно собирался вступить в бой.
— Лин-сюн, — Вэй Усянь склонил голову, но ответного приветствия не дождался.
Поджав губы в снова очень похожем на дядю жесте, Цзинь Лин повернулся ко всё еще молчавшему Сычжую.
