Во рту разлилась металлическая горечь, он всё еще держался за лаоши, а тот всё ещё прижимал его к груди, но время утекало в песок и продолжаться бесконечно так не могло. Здесь, на берегу ручья, возле одного из безымянных покрытых густым лесом холмов Гусу, за которым начинались солнечно-жёлтые рапсовые поля, шесть фигур застыли в молчаливом ожидании. Кто-то первым должен был нарушить гнетущую тишину.

— Что ты здесь делаешь А-Сянь? — как ни странно, тем, кто прервал затянувшееся молчание оказался шишу Хуайсан.

— Да отлепись ты уже от него, смотреть противно! — Цзыдянь на руке дяди Чэна пришёл в движение. Вэй Усянь хмыкнул и всё-таки отстранился от Хангуан-цзюня.

— Пытаюсь узнать правду о своём прошлом. И вас, дяди, — он с невольной горечью выделил это слово, — наверняка больше всего заинтересует, вспомнил ли я, что в прошлой жизни был Старейшиной Илина?

Звук, который сорвался с губ Цзинь Лина, определить не удалось — что-то среднее между яростным вскриком, стоном боли, глухим рычанием.

— Пришли проверить, не творю ли я какое зло? — продолжил он так и не дождавшись ответа. — Следящей удавки уже недостаточно?

— Вэй Усянь! — в голосе дяди отчётливо послышалось предупреждение.

— Что? Я ничего не вспомнил! Не бойся! — крикнул Вэй Усянь, шагнув в сторону от закрывавшего его собой Хангуан-цзюня. Сердце на мгновение сжалось. — Хочешь сказать, так случайно вышло, что я переродился сразу после смерти? Для чего вы меня вернули? Одного раза недостаточно? Хочешь убить меня еще раз?

— Заткнись! Не смей так разговаривать с дядей! — Цзинь Лин, казалось, повзрослел на несколько лет, на потемневшем лице резко проступили фамильные черты Цзянов. В другой раз Вэй Усянь бы залюбовался старшим братом. Но, видимо, уже не в этой жизни.

— Он мне не дядя! Он мой шиди!

— Не мели чушь! — Цзинь Лин выхватил меч, но шишу Хуайсан остановил его неожиданно жёстким, твёрдым голосом.

— Молодой господин Цзинь, уберите меч, — затем он повернулся к Вэй Усяню, — А-Сянь, давай спокойно поговорим.

— И о чём же? Что вы зачем-то вернули меня? Кстати, как вы это сделали? Это ведь была твоя идея, да, шишу? Или о том, что вы держали меня на поводке шестнадцать лет, как бешеного пса?! Наблюдали за мной? Ждали, когда начну убивать?!

Он вздрогнул, когда почувствовал руку на плече.

— Вэй Ин…

Почему, почему это всегда так сильно на него действует? Даже сейчас, когда его мир окончательно разрушен, даже сейчас хотелось схватить эту ладонь и не отпускать, уйти вместе, чтобы только вдвоём, чтобы рядом. Но он не мог. Он — это кто-то другой.

Вэй Усянь всё же не смог отказать себе в последний раз коснуться чуть прохладной ладони, которая в детстве казалась просто огромной, да и сейчас была намного больше, чем его собственная. На мгновение представилось — каково было бы просто идти, держась за руки, ни на кого не оглядываясь, ни о чём не волнуясь по пыльным дорогам Поднебесной, когда время их странствия неспешно перетекает изо дня в день, и впереди только солнце, которое садится за горизонтом, чтобы завтра снова осветить их путь. Но, видимо, даже такие простые желания — не для этой жизни.

В последний раз чуть сжав пальцы на своём плече, он повернулся к лаоши — даже удалось выдавить из себя жалкое подобие улыбки — и, обращаясь только к нему, сказал:

— Я ухожу. Это только моя жизнь, и мне нужно самому разобраться. Я не собираюсь творить беззаконие, но в любом случае, вы ведь всегда теперь можете меня найти. Но если ты меня спросишь, я не хочу, чтобы меня искали, я всё равно буду уходить. Прощай… Лань Чжань.

Пальцы на плече стиснули до боли и почти сразу отпустили. Вэй Усянь откуда-то знал точно, что лаоши не станет препятствовать. Снова малодушно захотелось остаться, так что пришлось снова напомнить себе, что он — не Старейшина Илина. Больше нет. И не имеет прав на этого человека.

— И что? Ты его отпустишь? — в отличие от лаоши, дядя Чэн так просто не сдастся.

— Ты хочешь меня остановить? Нас? С Вэнь Нином? — обернувшись, Вэй Усянь натолкнулся на полный ярости бешеный взгляд дяди.

— Ты… — казалось даже воздух вокруг завибрировал от невероятной силы гнева главы клана Цзян. Все же он был очень могущественным заклинателем.

Тёмный силуэт, скрывавшийся до сих пор в тени кустарников, шагнул вперед и встал между ними. Вэй Усянь впервые видел, как дрожь пронзила всё тело дяди Чэна. Его буквально трясло от ярости. Цзыдянь снова пришёл в движение, но на этот раз всё же ударил в землю под его ногами.

Насколько Вэй Усянь помнил историю, это именно призрачный Генерал убил отца Цзинь Лина. Смотреть на брата сейчас было совсем невозможно. Он повернулся и тихо сказал Вэнь Нину:

— Больше никому не причиняй вред, — и добавил: — Догоняй.

Он думал, что больше его никто не остановит. Но ошибся.

— Вэй Усянь! Ты осмелился призвать этого… это существо? — конечно, Цзинь Лин. — Вернись немедленно! Не смей уходить! Слышишь?!

Вэй Усянь замер на мгновение, но обернуться так и не смог. Губы заныли от напряжения, сейчас никакая сила не смогла бы разомкнуть их — так плотно они сжимались. Уходя, он слышал звон скрестившихся мечей. Наверное, Цзинь Лин всё-таки бросился следом, а Хангуан-цзюнь не позволил.

— Вы… вы, Саньду Шеншоу, такой самолюбивый и гордый, всю жизнь соревновались с молодым господином Вэем во всем, но очевидно, вам никогда с ним не сравняться! — неожиданно спокойный и уверенный голос Вэнь Нина перекрыл лязг мечей.

— О чём ты сейчас? — крик дяди, наверное, могли услышать даже в Облачных Глубинах.

— Золотое Ядро, которое приводит в движение духовные силы в вашем теле, принадлежит ему. Он отдал вам его на той горе!

— Что за чушь ты несешь?!

Дальше Вэй Усянь не слушал. У него впереди вся эта жизнь, чтобы узнать подробности о прошлой. Забавно, что в итоге единственный, кто с ним остался — это лютый мертвец, тот самый, кто так и не предал Старейшину Илина и кому тот позволил находится рядом до конца. История повторялась, но на другой лад. Больше никто не пострадает.

Вскочив на меч, Вэй Усянь стремительно поднялся в воздух. Он знал, Вэнь Нин найдёт его позже, а пока летел, механически лавируя меж воздушных потоков, подставив лицо утренним лучам и позволяя высушивать безостановочно текущие слёзы. Всё равно кроме солнца, неба и ветра никто их не видел.

========== 4 глава (18 лет) ==========

Комментарий к 4 глава (18 лет)

На мой взгляд, ООС Цзинь Лина до некоторой степени оправдан тем, что он рос в несколько иных условиях — с братом.

Два года спустя. Деревня Янтань в уезде Цишань провинции Шэньси.

«Прекрасный, верный, добрый» — вот слова,

Что я твержу на множество ладов.

В них три определенья божества,

Но сколько сочетаний этих слов!

Спина лаоши, расчерченная шрамами от дисциплинарного кнута, на фоне тёмных вод ночного озера сияла ярким пятном в лунном свете. Он стоял прямо посреди лунной дорожки, словно спустившееся с небес божество, подарок, дарованный судьбой, за который Вэй Усяню уже никогда не расплатиться. Ни в прошлой, ни в этой, ни в будущих жизнях.

Омовение, как магический ритуал, как священное действо, невозможное, нереальное, завораживающее — притягивало взгляд. Вэй Усянь нырнул, задержав дыхание, и, зажмурившись, ощутил ласковые ладони водяных духов на теле, поглаживающие и убаюкивающие в ритмичном танце. И хотя от лаоши отделяло всего несколько чжанов теплой, вязкой озёрной воды, показалось, он плыл так долго, что воздух в груди закончился. Но в тот миг, когда дыхание уже почти прервалось, сильные руки вздёрнули на поверхность, и он оказался в горячих объятьях. Тут же запрыгнул, обхватив ногами талию лаоши и прижался к твёрдой, как камень, груди.

Эти руки всегда удержат на поверхности, никогда не дадут упасть, это дыхание будет созвучно с его собственным, этот тягучий взгляд расплавленного янтаря не отпустит, не позволит захлебнуться. Знание точно принадлежало не этому миру, не этой жизни — пришло из прошлого, оттуда, где лилось много крови, где смертельные хрипы побеждённых смешались с радостными и воинственными воплями победителей, где отчаянные стоны невинных растворились в демоническом хохоте праведников. Там, где он всё ещё слышит повторяющийся, пропитанный отчаянием и болью обманчиво-бесстрастный голос: «Вернись со мной в Гусу».