— Помогите, — усилием воли она выдавила из себя одно единственное слово, которое так никто и не услышал. Жрица поняла: как бы ей не хотелось выжить, всё кончено. Она подвела и Аратору, и вождя. Напоследок, собрав остатки сил, Наггара сама начала Божественный гимн, чтобы хотя бы её войско простояло дольше. «Сражайтесь до конца» — прохрипела жрица. Она не видела, как на место ран, залеченных гимном, наносились десятки новых. И не узнала, что в этот момент объединённые силы Альянса и Орды готовились штурмовать Оргриммар, чтобы по итогу свергнуть Гарроша. Он так и не узнал, что примеченная им жрица впервые и в последний раз была повержена вместе со всем остальным войском. Зато знал Альянс, что им успешно удалось вывести часть сил из Оргриммара и сделать оборону Гарроша чуть слабее.

Стоя над телами убитых ордынцев, одна из жриц приметила посох в руке Наггары. Она потянула его на себя, но хватка мёртвой эльфийки крови оставалась железной даже сейчас. Рыцарь смерти, который её убил, заметил попытки своей однополчанки.

— Хочешь его забрать? Можешь унести вместе с её рукой.

Он занёс клинок, чтобы разрубить запястье Наггары, но жрица скривилась в отвращении.

— Омерзительно, я так не хочу.

Забрав всё, что представляет хоть какую-то ценность, враги направились в сторону осаждённого Оргриммара.

Аратора грустила у окна, дожидаясь возвращения Наггары и Шиары с их, как она думала, рядового боя.

========== Аратора ==========

— Я хочу говорить с вождём! — Аратора расталкивала стражников, но те оставались недвижимы.

Услышав детский голос, Вол’джин позволил ей войти. Соратники, окружавшие его, с интересом смотрели на вошедшую.

— О чём ты намерена со мной говорить? — спросил тролль, хотя сам он уже догадывался.

— Почему я должна покинуть Павший Молот?! — девочка изо всех сил сдерживала слёзы, коих в последние дни пролила и без того много. «Нельзя плакать, только не при нём» — мысленно приказывала себе она.

— За содействие Альянса при свержении Гарроша мы договорились об обмене пленников.

— Но я не пленница! Я росла среди ордынцев, я считала и считаю себя ордынкой, а если этого мало, то моя мать погибла за Орду. Земли, которые сейчас принадлежат Орде, пропитаны её кровью! — сдерживать слёзы Араторе становилось всё сложнее.

— Твоя мать и твой отец погибли в Нагорье Арати. Не буду никого беспочвенно обвинять, но я бы не удивился, если бы узнал, что это она сожгла дом, где ты жила с семьёй.

— Вы сейчас пытаетесь разрушить мои последние идеалы, сломить мой дух, но знайте, что у вас это не получится! Даже если бы она их убила, то я бы её простила. Я не знаю другой матери, кроме неё, и знать не хочу. Никогда. Кого бы она ни убила. Если бы вы видели её руки, то у вас не повернулся бы язык сказать такое про неё. Они обожжены. Стала бы она сама сжигать дом и лезть потом за мной?

— Ты спрашиваешь про логику мародёрки и военной преступницы? Вряд ли какие-то мелочи вроде огня или убийства её пугали, если впереди она видела нечто выгодное для себя. Она была чуть старше тебя, когда Тралл хотел упечь её за решётку за бесчестную тактику ведения войны, но другой преступник, Гаррош, замолвил за неё слово. Ты многого ещё не знаешь, Аратора, потому не привыкай верить всему, что слышишь.

— Хороший совет, применю его прямо сейчас ко всему, что вы мне рассказали. Что бы мама ни сделала, это всё было на благо Орды. А вы примкнули к Альянсу, чтобы занять высокий пост и стать вождём. Вы предали Орду.

Вол’джин глубоко вздохнул: ему было недосуг рассказывать этой упёртой девочке всё, что предшествовало возложению мантии вождя на его плечи, потому он промолчал.

— Ты должна уехать, потому что ты — человек, — к их диалогу присоединилась Баталия. — Пока Наггара была жива, она за тебя стояла. Но сейчас её больше нет, и тебя никто не защитит от ордынца, который просто не захочет мириться с фактом того, что ты другой расы. Сожалею, но для тебя уже ничего не будет как прежде, и вождь в этом не виноват. Когда ты окажешься в Альянсе, тебя ждёт новая жизнь среди своих. Такая, которая и была тебе предначертана по факту рождения.

— Меня и там не примут. Если для Орды я чужая, то для Альянса тем более. Я никогда не смогу сражаться против Осквернителей!

— Маловероятно, что тебя отправят в Низину Арати, зная про то, что ты росла среди Осквернителей. Но, если предположить что ты пересечёшься с ними снова, то они вряд ли тебя пощадят, потому что ты будешь человеком из Альянса, их врагом. А ты, если жить захочешь, будешь сопротивляться.

— Зачем вы с такой уверенностью говорите о вещах, в которых нет места любым гарантиям?

— Старый Вол’джин прожил немало лет, дитя, слишком много, чтобы подменять реальность фантазиями и сказками.

— Именно это вы сейчас и делаете — вы фантазируете.

— Тебе больно признать это, но такова жизнь. Скоро отбудет караван, советую поторопиться.

Воин в штормградской гербовой накидке, услышав эти слова, повёл девочку из крепости Громмаш. Её лицо застыло в гримасе гнева, но лишь для того чтоб не расплакаться. Мужчина вёл Аратору так быстро, что она спотыкалась и падала, но он снова поднимал её на ноги и шёл вперёд. В очередной раз упав перед самой повозкой, она зачерпнула побитыми ладонями немного дуротарской земли. Девочка заняла место среди других освобождённых пленников и решила попросить у них мешочек или пустой флакон, но никто не понимал её языка. Она просила снова и снова — держать песок в руках было не удобно, но и высыпать его не хотелось.

— Она просит дать ей мешок или бутылку, — воин, который её привёл, часто бывал на переговорах между Ордой и Альянсом и выступал на них переводчиком.

Никто даже не шелохнулся, чтобы посмотреть эти предметы в своих вещах.

— Для чего он ей?

— Не знаю, набрала чего-то в руки.

Аратора решила объяснить на всеобщем языке, что она хочет. Она раскрыла ладони перед другими людьми и увиденное заставило их рассвирепеть.

— Мы с мужем провели на этой проклятой орочьей земле невесть сколько лет, чтобы ты подсовывала её к моему лицу?! — одна из женщин ударила Аратору по рукам, и песок просыпался между ладоней.

«Нельзя плакать. Нельзя!» — словно мантру повторяла юная жрица, глядя налившимися кровью глазами на сидевшую напротив женщину.

— Её удочерила Осквернительница, от головорезов которой погибли трое моих сыновей. Зачем мы везём её? Давай выбросим где-нибудь. Может, она и человек по крови, но воспитало её чудовище и потому она сама — чудовище.

— Он говорит, что твоя мать убила трёх их сыновей, — воин перевёл Араторе слова мужчины. Однако в этом смысла было мало — Наггара учила её языкам Альянса, «чтобы смогла допросить пленных» — как она объясняла.

— Правильно сделала, — лаконично отрезала она, с ухмылкой победным блеском в глазах глядя на женщину, которая ударила её. Она могла бы ответить ей на всеобщем, но решила, что та и так всё поняла.

Эти слова мужчина переводить уже не стал. Дорога предстояла долгая, а король приказал привезти всех без эксцессов.

*

— Я ищу блондинку, — Аратора мало что знала про женщину, которую искала, но приходилось действовать в уже сложившихся условиях. С большими трудностями ей удалось покинуть приют, и теперь она бродила по улицам в поисках других жрецов.

Мужчина, облачённый в светлые блестящие ткани, удивился, что столь юная особа обратилась к нему с таким странным вопросом. Он повернулся, и Аратора резко отшатнулась: мужчина был одет в гербовую накидку Лиги Аратора.

— Сестру Элеонор? — уточнил он.

— Я не знаю, как её зовут, — она едва ли нашла в себе силы заговорить.

— Пойдём вместе со мной, — жрец привёл девочку в Собор Света, к женщине средних лет в голубом платье. Та радушно улыбнулась ей и начала расспрашивать, её ли пыталась найти Аратора.

— Нет, точно не она. Та совсем другая, не такая… весёлая.

— Не такая весёлая… У нас в Соборе все счастливы оттого, что могут служить Свету и людям. Я таких не знаю. Тогда, может, Жозетта? Она, конечно, тоже, как бы ты сказала, «весёлая», но зато не такая молодая, как Элеонор.