— Я никогда до этого не билась ни с шаманом, ни с друидом, — процедила сквозь зубы Баталия, — я до сих пор не понимаю, что у вас за истерика по поводу произошедшего. Лучше бы объяснили, что эти размалёванные деревяшки делают, а не мусолили мою неудачу!

— Что тебе объяснять — ты ещё не поняла, что хотела подчинить разум зверя? Разум. Зверя! Пойди примени своё подчинение разума на ящера! На свою Головокуску. У неё-то вели-и-икий разум, — Дуан’дан продолжал позорить Баталию, которая только и думала о том, чтобы тот замолчал или же она сама провалилась под землю. Она скрестила руки на груди и смотрела на него исподлобья.

Раздалась новая волна хохота.

— Обязательно попробую. Если даже твой разум как-то раз подчинила Парата, то у моей Головокуски он тем более найдётся, и я его подчиню.

На устах Вол’джина мелькнула улыбка, но он быстро скрыл её. Он встал между Дуан’даном и Баталией и положил руки на их плечи.

— Дуан’дан, ты так любишь пересказывать потешные истории, расскажи Баталии, как ты лишился своего указательного пальца.

Тролль опешил от такой просьбы вождя и не решался её исполнить. Теперь уже на него обратились насмешливые взгляды, выжидавшие, когда Дуан’дан заговорит.

— Ну, как-то раз мы были в Ун’горо, что-то там добывали. И мы с приятелем оказались в относительной близости с Вулканом Огненного Венца. От вулкана далековато, но аж отттуда дотёк небольшой лавовый ручеёк. Мы были навеселе и между нами завязался спор, — он сделал паузу, потому что рассказывать дальше совсем не хотелось.

— Что за спор? — к нему повернулась заметно повеселевшая Баталия.

— Какая на ощупь лава в этом ручейке… Я доказывал, что она твёрдая и не особо горячая. Бар’кан говорил, что жидкая. Не буду упоминать все детали, мы поставили на кон ящик «Жабьего яда». Надо было ткнуть в неё пальцем. Я думал, даже если обожгусь, то быстро регенерируюсь. Ткнул, теперь без пальца, ещё и спор проиграл.

— Это даже к лучшему — что спор проиграл. А то выпил бы ещё — остался бы без рук, без ног. Некоторым лучше вообще не пить.

— Я с тех пор и не пью, — Дуан’дан совсем приуныл.

— Покажи, — Баталия заметила перемены в его настроении и решила поговорить. Тролль протянул ей правую руку с двумя пальцами. — Как же ты теперь управляешься со всеми делами?

— Неудобно, конечно же, но я привык. Да и наши все друг другу помогают. Тем более я Бар’кана заставляю заглаживать вину за своё подстрекательство.

— Если тебе понадобится помощь, ты можешь обращаться и ко мне.

— Спасибо.

Вол’джин с удивлением посмотрел на Баталию: ещё пять минут назад она была готова убить Дуан’дана, а теперь проявляет к нему сочувствие. Эту лёгкость и доброту к товарищу вождь племени Чёрного Копья считал важными чертами в менталитете его народа, и ему было отрадно увидеть их проявление у Баталии.

— Этим вечером приходи ко мне, покажу, как правильно чествовать лоа и говорить с духами. Будь в соответствующем настрое, а всё остальное увидишь на моём примере.

*

Сумерки укрыли деревню Сен’джин незаметно для Баталии. Она неспешно брела в сторону дома вождя и наблюдала за тем, как тонкие струйки дыма просачивались через закрытые ставни и щели между досками. Войдя внутрь, эльфийка увидела Вол’джина, неподвижно сидящего спиной ко входу. Он не обернулся и не ответил, когда Баталия его поприветствовала, словно находясь в трансе. Перед ним уже обессилевшая, но всё ещё живая, лежала та самая пойманная друидка. Жрица подошла к Вол’джину и вывела его из медитации, коснувшись его плеча.

— Присаживайся передо мной, — велел он и взял в руки кривой ритуальный кинжал. Эльфийка послушно села и замерла в ожидании, думая, что тролль сейчас сам убьёт ночную эльфийку, но вместо этого он протянул нож ей. — Бери. Когда я закончу говорить, лиши её жизни.

Баталия растерянно кивнула и Вол’джин начал свою песнь, в которой трудно было разобрать хоть одно слово. Она завороженно слушала его голос и вдыхала аромат десятков разных благовоний, смешавшихся в единую симфонию.

— О, Бвонсамди, великий Лоа Смерти, Проводник в иной мир и Звено между живыми и усопшими, прими дар этой жрицы, — договорив, Вол’джин строго посмотрел на Баталию и кивнул ей, повелевая вонзить клинок в сердце связанной друидки. Жрица замахнулась и почти ударила, но остановилась, как только кончик кинжала оставил порез на коже. Ночная эльфийка зашипела, но из-за повязки между её челюстями почти ничего не было слышно. — Ты не решаешься убить ту, которая хотела убить троллей из нашего племени?

— Я… Я решаюсь. Просто руки не слушаются, они ослабли и дрожат.

Тролль взял её руки в свои и позволил повторить. Жрица вновь замахнулась, и, когда нож был уже совсем близко, Вол’джин довёл начатое ей до конца.

— Хорошо. Выпей это, — вождь протянул эльфийке огромную чашу с мутной благоухающей жидкостью, — можешь не всё сразу.

Баталия сделала глоток и сначала не ощутила никакого эффекта, однако через несколько секунд она почувствовала приятное тепло в солнечном сплетении, а всё перед ней начало причудливо перемещаться. Вол’джин забрал чашу и отпил сам, но в разы больше, чем Баталия.

— Иногда я сутками жду ответа Лоа. Мы будем ждать. А пока я покажу тебе, с чем сегодня вернулся в Сен’джин, — Вол’джин потянулся за небольшим деревянным ящиком и протянул Баталии. Руками, уже не дрожащими от слабости, она открыла его и увидела знакомые бусины и кости на шнурке.

— Это то самое? — на глазах эльфийки проступили слёзы.

— Конечно же то. Я выменял его у Златилен на Проклятый ведьминский клинок Ваба. Она быстро согласилась. Кто бы от такой вещицы вообще отказался бы?

— Спасибо большое, — ей хотелось обнять тролля в знак благодарности, но Баталия постеснялась. К тому же ей было не совсем удобно это делать, пока между ними лежала друидка.

— Оно тебе пригодится.

И вдруг они оба услышали смех где-то над собой. Тролль спокойно поднял голову наверх, а вот эльфийка изрядно испугалась.

В облаках дыма виднелись призрачные очертания тролля с горящими глазами, парившего над ними.

— Вол’джин, я сначала думал, что ты её отправил мне в подарок, — Бвонсамди смотрел прямо на Баталию. — Ты бы видел — идёт шаманка, а её охраняет с десяток невидимых невооружённому взгляду друидов. И она на них — “для Бвонсамди” — говорит. Сотни лет меня так не веселили. Ладно, другую эльфийку так другую.

— Бвонсамди, могу ли я просить тебя об услуге?

— Ты всегда таким был — сначала меня порадуешь, потом для себя просишь. Все бы были такими, я был бы не Лоа Смерти, а Лоа Счастья. Что ты хочешь?

— Есть одна душа, которая ушла в очень страшных муках. Не только телесных, но и духовных. Мы с жрицей хотим говорить с ней, чтобы та смогла обрести покой. Имя ей Атал’Амани.

— Я про такую слыхал. Она мне много ушастых подарила когда-то давно. И она так не дрожала, как ты, — лоа говорил о Баталии. — Жаль девочку, не хочу, чтобы она страдала. Я помогу и вам, и ей.

Вол’джин поклонился Бвонсамди и Баталия повторила за ним, а сам лоа исчез. Они сидели почти неподвижно и молча, ожидая явления духа. Время тянулось очень медленно, казалось, что прошло уже больше часа, но ничего не происходило. Эльфийка смотрела на тролля, но тот был спокоен и безмятежен, показывая, что всё происходит так, как надо.

— Как понять, что она… придёт? – Баталия не удержалась и шёпотом задала волновавший её вопрос.

— Ты это ни с чем не перепутаешь.

И Вол’джин действительно не соврал. В один момент что-то в атмосфере, царившей в доме вождя, переменилось, Баталия почувствовала невыносимую тяжесть, отчаяние и боль. Она поняла, чьё присутствие заставляет это ощущать.

— Атал’амани, сестра, это ты?

— Баталия? Алисон? Я ничего не вижу.

— Это Баталия. Я тебя тоже пока не вижу. Но чувствую. Расскажи мне, как ты погибла? Всем нам сказали, что тебя убили Амани. В твоём сердце был их клинок.

Тяжёлая энергетика буквально заполонила дом Вол’джина и стала настолько удушающей, что даже он это почувствовал.