Вол’джин оторвался от чтения и обратил задумчивый взгляд на сидевшую напротив Баталию.

— Что с ней было, когда пленили Зул’джина? На ней, наверное, Амани выместили гнев и начали считать предательницей.

Эльфийка знала, что ответить, но колебалась. Она собиралась поведать Вол’джину то, за что её могли бы бросить в тюрьму на многие века, окажись он не тем, кому можно доверить подобную информацию.

— В день, когда его пленили, весть разнеслась молниеносно, в том числе и до моей деревни Лёгкий Ветерок. И стоило мне об этом услышать, как Атал’Амани в очередной раз использовала на мне Внутреннее зрение. Я вышла из дома и побрела в сторону Рассветного Дозора, пока не почувствовала, что она больше не смотрит моими глазами. Мне и самой стало интересно, что она пыталась высмотреть, и я выбирала те же цели, что и она, пока не увидела за спинами эльфов его, вождя Амани. Он был прикован к земле, а из его пустой глазницы по лицу рекой лилась кровь. Я слышала от Атал’Амани про то, как пытали троллей, но до этого я никогда ничего подобного не видела. Так или иначе, в тот же день до нас дошла новая весть — Зул’джин отрезал себе руку, за которую его приковали, и сбежал, когда за ним пришла подмога. Очевидно, что она сделала немалый вклад, чтобы он спасся.

— И ты тоже. Это довольно серьёзное признание, — Вол’джин был ошеломлён услышанным.

— Не скажу, что я жалею о содеянном. Война войной, но зачем издеваться над пленниками? Эльфам нравилось унижать и калечить поверженных троллей, а потом уже от Амани сбегали син’дораи без глаз и ушей, и череда жестокости не прекращалась. Потом следопыты дополнили уничтожение врагов поиском тех, кто им сочувствует, среди своих. И я молчала, пока меня не привели к вратам Зул’Амана. Одно дело не задумываться над войной, живя в деревне Лёгкий Ветерок, и совсем другое — самостоятельно исцелять тех, кто убил мою Атал’Амани.

— Убил? Что с ней в итоге произошло? — Вол’джин проникся рассказом Баталии и ему стало жаль слышать о таком исходе этой храброй эльфийки.

— Одним ужасным утром объявили, что Джустин Антиль нашли мёртвой, что предательницу убили свои же, тролли из племени Амани. А меня как её сестру привели в Рассветный Дозор, чтобы я это лично увидела. На ней не было ни украшений, ни рисунков на коже, она была бледна, по всему телу была россыпь гематом, а в грудь был вонзён тролльский кинжал. Мне, конечно, было не так значимо, кто её убил, но я точно знала, что это сделали не Амани. На полу я заметила бусины и кости с отверстиями. Видимо, это уже сами следопыты разорвали нити на ней, а убирать всё они поленились. Зато я их все собрала. Собирала до самой ночи, а потом за ней пришли тролли. С ними был и вождь. Он приказал своей группе не трогать меня. Зул’джин поднял её одной рукой и собрался уходить, а я остановила его и насыпала в ладонь те самые бусы. Вождь поблагодарил меня и велел как можно скорее уходить. В тот день Рассветный Дозор был стёрт с лица Азерот.

— И ты, когда вернулась в Лёгкий Ветерок, сказала, что просто смогла спрятаться?

— Так и было. Им ничего не осталось, как сделать вид, что мне поверили. Но внимание ко мне стало ещё более пристальным, — Баталия погрустнела и замолчала. Она задумалась, а после, словно вернувшись в реальность, принялась что-то искать в поясной сумке. — Я сохранила себе несколько, — она протянула Вол’джину нить с нанизанными на неё бусинами. Он взял её в руки и вспомнил: он подобные уже видел.

— Жаль, что ты не показала мне раньше. После падения Зул’джина наш передовой лекарь Златилен получила в качестве награды Петлю Проклятых Костей. Это было сильнейшее исцеляющее ожерелье, выполненное из каких-то костей, а между ними были точно такие же бусы, из них же был сделан дополнительный ряд. Если бы я знал всю эту историю, то отдал бы тебе.

— Жаль лишь потому, что оно досталось эльфийке, а не кому-нибудь из племени Чёрного Копья. Да и не такое уж оно и сильнейшее, если не уберегло вождя Амани от толпы… — Баталия задумалась, каким бы словом заменить то, что ей на самом деле хотелось сказать, — …противников. Если его составные части и были напитаны целебной энергией моей сестры-жрицы, то для Зул’джина, вероятно, ожерелье имело другой смысл. А может, я ошибаюсь. Больше всего на свете я мечтаю о том, чтобы я смогла задать свои вопросы хотя бы кому-нибудь из них лично. Только вот все их тайны давно погребены, а я даже не знаю где.

Вол’джин, всю осознанную жизнь справлявший культ Бвонсамди, лоа Смерти, задумался над словами эльфийки — ведь её мечты не такие уж и несбыточные, как думают все, кто никогда до этого не общался с духами. У него появилась идея, гениальность которой граничила с кощунством.

— Твою жажду узнать о сестре то, что она не смогла рассказать тебе при жизни, я понимаю. Помнишь, я спрашивал, будешь ли ты так же смела, если когда-нибудь твой глас услышат духи или сами лоа? Ты тогда согласилась. Так вот, говорить, пусть даже столь уверенно, намного легче чем подтвердить свои слова на деле, и тем более непросто будет заслужить их внимание. В племени Чёрного Копья всегда были жрецы, бравшие на себя честь и ответственность говорить с теми, кто находится в ином мире. Таким жрецом с юных лет являюсь я. Теперь же я должен не только следить за соблюдением всех чествований и обрядов в честь лоа, но и защищать племя с копьём в руках как вождь. С одной стороны, мне грех на это сетовать, ведь великий Бвонсамди, — Вол’джин произнёс имя лоа Смерти почти шёпотом, — милостиво принимает в качестве даров убитых мною врагов Орды. Ты можешь попробовать принести в жертву кого-нибудь из них, и, возможно, лоа тебя заметят и будут благоволить как одной из нас.

*

Баталия шагала среди троллей Чёрного Копья явно в подавленном настроении и выглядела изрядно потрёпанной. Зато её товарищи не могли унять хохот: они громко потешались над произошедшей битвой. Вол’джин, так же возвращавшийся в Сен’джин, но с севера, со стороны Оргриммара, встретил своих бойцов, шедших с запада, откуда-то из Степей. Вождь окинул взглядом связанную ночную эльфийку-друидку на плече у Хай’зана. Он поднял её волосы, чтобы убедиться, что она всё ещё жива, а затем перевёл взгляд на Баталию.

— Это её ты выбрала в качестве подношения Лоа Смерти? — уточнил Вол’джин, совсем не ожидая услышать новую волну смеха от своих соплеменников.

— Эльфийка может никого не убивать, она уже потешила духов сама. И нас вместе с ними, — не дал ей ответить Бом’бей.

— Замолчи, — шикнула на него Баталия, ощущая, как щёки начали багроветь.

— Что у вас стряслось? — Вол’джин подозрительно прищурился.

— Короче, побывали мы на заставе Расщеплённого Дерева, — заговорил Дуан’дан, — идём, гружённые ясеневыми вязанками, и она рядом налегке. Видит — обходными путями мимо нас медленно и осторожно пробирается дренейская шаманка. Говорит, что поймает и принесёт её в жертву, — тролль с удовлетворением посмотрел на красную от стыда и злобы Баталию, а затем перевёл взгляд обратно на Вол’джина, ожидая его реакции. — Эльфийка зашла со спины и притаилась в зарослях, готовясь применить контроль над разумом дренейки. Шаманка тотчас спешилась и поставила тотем Заземления. Баталия этого не поняла — ведь взять её под контроль у неё не получилось, оглушить сразу после этого — тоже, — все, кроме Баталии и Вол’джина, уже вытирали слёзы от смеха, — она смотрела на нас в растерянности, пока мы, стараясь не засмеяться, складывали дрова. Приготовились вытаскивать её из передряги, а та в свою очередь не заставила себя ждать. Баталия побежала на дренейку, чтобы подчинить её Метальным криком, догнала, но новый тотем, теперь уже Трепета, не дал ей этого сделать. Она разозлилась не на шутку, успела схватить шаманку за грудки, как её шандарахнуло тотемом Конденсации. Дренейка обратилась в волка и принялась бежать. Мы так расхохотались, что уже не были способны кого-то догонять. И вот, мы катались по полу от смеха, как услышали рык — из ниоткуда появилась друидка и давай бить и царапать нашу эльфийку. А она не могла ни оглушить, ни обратить её в бегство снова, и тем более не удалось взять её разум под контроль. И вдруг мы осознали, что друидка была не одна — мы были около логова ночных эльфов и со всех сторон нас начали атаковать. Было трудно, но мы спасли Баталию и заодно нашли ей подопытного кролика, ну, то есть, подношение для лоа.