— Скажи, что приедем утром, — говорит Кирилл, прекрасно слыша наш разговор.

Я передаю ей эти слова, и мы прощаемся.

— Блядь, неужели я тебя трахну сегодня? — усмехается Кирилл, сворачивая на освещённую дорогу. — Напомни, чтобы утром я прикупил твоей тётушке цветы.

— Какой же ты… — фыркаю я, хотя сама при этих словах ощутила прилив энергии. — Твои слова порой такие…

— Какие? — перебивает он. — Честные, прямые?

— Очень честные, — поддакнула я.

— Скажи ещё, что не хочешь, — говорит он, и кладёт горячую ладонь, на моё колено.

— Зачем тогда это платье блядское? Всё готов отдать, чтобы снять его с тебя.

И его ладонь при этом продвигается выше, к развилке моих ног.

— Кирилл, смотри на дорогу, — протестующе свожу ноги, но его ладонь, становиться жестче.

— Ноги разведи, зеленоглазая, — не терпящем возражения тоном говорит он, и я подчиняюсь.

— Шире, — командует он, смотря на дорогу, и управляя одной рукой, машиной, а второй всё дальше забирается под подол моего платья.

— Кирилл, — дрожь в моём голосе выдаёт моё возбуждение, — давай доедем сперва… — дальше мои слова тонут в собственном стоне, когда два его пальца, проталкивается в меня, и я развожу ноги ещё шире, двигая бёдрами и сама, насаживаясь на его длинные пальцы.

— Да, давай, зеленоглазая, разогрейся, как следует, — хрипит его голос, вплетаясь в мои несдержанные стоны, — я хочу сразу в тебя… Бля, прямо тут кончу.

На повороте ему приходиться вытащить из меня пальцы, и я уже совсем потеряв себя в сладком дурмане стону и всхлипываю от потери.

— Потерпи, сейчас уже на месте будем, — Кирилл остервенело, выворачивает руль, и снова наращивает скорость.

Меня хватает только на то чтобы, более или мене принять приличную позу. После его вторжения кровь, словно лава, бродит по венам, и ждёт, когда можно будет прорваться, вскипев до предела, и затопить меня огнём.

Но когда мы подъезжаем в знакомый двор, пыл мой слегка остынет. По какой-то иронии судьбы, за всё прошедшее время, что мы вместе, считая время вместе с Сашей, я не была здесь ни разу.

Даже когда мы жили в городе, мы жили в квартире Саши, и здесь я была только однажды, в тот вечер, который можно считать точкой отсчёта наших нестандартных отношений. Тогда, когда я словно в каком-то опьянении, отпустив себя, разделила постель с двумя мужчинами. И откуда потом сбежала с утра, оскорбленная жестом Кирилла.

— Не хочу туда, — бурчу я, стягивая полы шубы, когда Кир глушит мотор.

Не знаю почему, но именно эта квартира мной воспринимается враждебно. Не квартира Саши, в которой мы прожили, месяц, и не дом Кирилла, который вообще стал мне как родной, не воспринимались мной, так как это место, в котором я сдалась им.

Теперь я была другой, а там всё ещё есть, что напомнит мне о прежней Свете.

— Не капризничай, Света, — терпеливо произносит Кирилл, — до дома ехать далеко, да и с утра надо забрать мальчишек. Не в гостиницу же ехать.

Всё понимаю, и всё равно медлю, когда он обходит машину, и, открыв дверцу с моей стороны, подаёт руку, снова все, решая за нас двоих.

— Ты не понимаешь, Кирилл… — пытаюсь наладить диалог.

— Всё я понимаю, — ворчит он в ответ, и вытягивает меня на улицу, хлопает дверцей и притягивает меня к себе.

— Но и ты пойми, Света, что было, то было, — его дыхание вырывается паром на студёном воздухе, серые глаза, горят решительностью, — если бы я знал тогда, я бы никого к тебе не допустил, никогда. Да я бы и мужа твоего бы на хер послал. Никого бы не было у тебя кроме меня. Но время не вернуть назад, да мне и по фиг, что было до, главное, что сейчас ты моя.

— А ты мой, — отвечаю на это, сдавшись, и целую его твердые губы.

— Твой, — кивает он, — но если мы сейчас не поднимемся наверх, я трахну тебя прямо здесь.

— И это место, окончательно станет памятником моего грехопадения, — смеюсь я, уже более свободно, и спокойно воспринимая действительность.

— А знаешь, я заметила, что я совсем не в твоём вкусе, — вспоминаю я вдруг своё умозаключение, когда мы едем в прозрачной кабине лифта.

— С каких пор тебе стали нравиться блондинки?

Кирилл задирает бровь, губы кривятся в усмешке.

— Это ты заметила, — ворчит он, — а то, что у меня стоит на тебя круглые сутки, нет.

— Серьёзно, Кирилл — не сдаюсь я, — тебя же окружают одни брюнетки!

Лифт, наконец, доезжает и открывает створки. Мы выходим.

— Я тоже серьёзно, Света, — Кирилл открывает дверь, — сейчас докажу.

Он втягивает меня в прихожую, и запирает дверь. Прижимает к стене, дав насладиться всей тяжестью его тела, и серьёзностью намерений.

— Чувствуешь, — он тянет мою руку к своему паху, и кладёт на свой стояк. Каждый раз поражаюсь, этому размеру. Я вообще поражаюсь, как я смогла обуздать этого самца.

— Не вижу ни одной брюнетки, — продолжает Кирилл, когда я без его понуждения поглаживаю его член, через ткань брюк.

— А вот одну борзую блондинку, которая вытрахала мне весь мозг, отчётливо наблюдаю.

— Накажешь? — хитро смотрю я на него.

— Если хочешь поиграть, разряди меня, — отступает Кирилл, — иначе никак.

И теперь уже я наступаю на него, отчётливо понимая, о чём он просит. Я толкаю его в грудь, заставляю пятиться назад, пока мы не достигаем спальни, а потом и огромной кровати.

И нет, меня не настигают флешбеки, я слишком увлечена процессом. Слишком зачарованна, жаром, что сквозит во взгляде Кира. Его хриплым дыханием, и уже совсем неосторожными движениями, когда он срывает с меня платье, стягивает кружево боди, тут же сжимая отяжелевшую грудь, и продолжает раздевать меня, пока не оставляет меня в одних чулках.

— Давай, зеленоглазая, отсоси мне, — сипит он, скидывая поспешно пиджак, и стягивая рубашку. Брюки я снимаю сама, вместе с трусами. Тяну всё это вниз, и сама встаю на колени, перед восставшим членом.

Кирилл остаётся стоять. Собирает мои волосы, в пучок, и нетерпеливо подталкивает меня.

— Рот шире, — командует он, и я разлепляю губы, и чувствую такой прилив жара, что разливается от низа моего живота, по всему телу, что когда его член резко таранит моё горло, сбивая напрочь дыхание, меня сносит волной похоти.

Я сиплю, и Кирилл видя, что мне не вздохнуть, быстро отстраняется, а я же наоборот впиваюсь в его бёдра, и тяну его на себя, и придушенно хриплю, не хочу его отпускать, всасываю его глубже.

— А-ах ты ж… Да-а! Вот…так, — рычит он, и больше не жалеет, вбивается сильнее, сжав больно волосы. И горло печёт, и глаза заливает слезами от спазмов в горле, и слюна течёт по подбородку, но я прижимаю его крепче, чтобы не думал отступать.

Хочу его вкус, и запах мужской сильный, только мой. Не надо, чтобы жалел, пусть отпустит себя, пусть расслабиться. Это дико может, но в этом подчинении, я нахожу какое-то дикое удовольствие, дикий кайф. На коленях стою я, подчиняюсь я, а ломается он. Скала крошиться, стекает вниз, по камешку, по песчинке. Мой грубый, и жёсткий брутал, стонет благодаря мне. И я кайфую, несмотря на уплывающее от удушения сознания.

Кирилл совсем отпускает себя, сыпет матерными словами, сжимая мои пряди до боли.

Потом рывком выходит из меня, и пока я прихожу в себя, садиться на кровать, подтягивает к себе ближе.

— Повтори, то, что делала тогда в кабинете, возьми в рот мои яйца, — он обхватывает вибрирующий ствол ладонью, начиная его поглаживать, а я втягиваю в рот крупное яйцо, и начинаю его перекатывать и посасывать.

Кир закатывает глаза, и сильнее сжимает свой член. Вторая его рука обхватывает одну мою грудь, и когда его пальцы сходиться на напряженном соске, я вздрагиваю, от острых и колких ощущений, что пронизывает всё моё тело вспышками жара.

— М-м-м, — вырывается из меня, и я выпускаю изо рта мягкую плоть, и уже стону во весь голос, когда Кирилл не перестают сжимать мою грудь.

— Продолжай, — командует он, и я принимаюсь за второе яичко, также согреваю его во рту, чувствуя, как оно поджимается и напрягается, а через секунду, горячая сперма заливает мне лицо.