Все его любимые места обитания пусты.
Кабинет.
Спортзал.
Гараж.
Остался бассейн. Там-то он и сидит. Вернее лежит на одном из шезлонгов, закинув ногу на ногу, и наблюдает за волнением воды, переливающейся в синей подсветке.
По периметру стоят ограничительные бортики. После того как перевезли в дом детей тут же поставили, чтобы не дай бог, Ромка один не забрёл и не свалился.
Кирилл успел скинуть пиджак, и расправил рубашку, расстегнул её почти до пояса. С ног снял носки, и сейчас красивые длинные ступни выделялись тёмным контрастом на фоне светло-синей воды.
Я подошла сзади, но так и не решилась положить свои руки к нему на плечи, почему-то, ощущая вину, за всё произошедшее. И страх никуда не ушёл. Я боялась, что он передумает, перевесит спокойная жизнь холостяка, всех этих хлопот. Поэтому я обошла лежак, и встала рядом.
Он лежал с закрытыми глазами, сложив руки на животе.
— Почему не поднимаешься? — спросила самое очевидное.
— Сейчас приду, — отозвался он, разлепив глаза, совсем не удивляясь моему присутствию.
— Это ненормально, Кирилл, что в собственном доме ты ищешь, где бы уединиться, — покачала я головой.
— Просто хотел побыть в тишине, — пожал он плечами и встал со скрипнувшего лежака, — хотел подумать…
— Кирилл, я понимаю, что тебе нелегко приходиться, — начал издалека я.
— Ты о чём?
— Да я всё о том же, — вздохнул я, и потёрла лоб. — Дети это непросто. Это много нервов и вагон терпения. Ты привык к другому. Я понимаю, но очень прошу не делай скоропалительных выводов… Не решай сгоряча… Они заслуживают шанса, и Ромка и Андрей. Они просто дети…
По мере того как я это говорила, а Кирилл всё больше хмурился и взгляд его покрывало коркой льда, я поняла что меня сносит не туда, но уже остановиться не могла, слишком я страшилась потерять мальчишек.
— Я сделаю всё, что угодно, — при эти моих словах, Кирилл стал ещё мрачнее и придавил меня просто холодной плитой, а не взглядом.
Уголок его рта дёрнулся, словно он учуял что-то плохо пахнущее, и самое паршивое, что этим чем-то была, похоже, я. Я поздно поняла, что наговорила лишнего.
— Так ты, всё же, обо мне думаешь? — горько усмехнулся он. — Тварь я, по-твоему!
И это был не вопрос, это было констатация факта.
— Нет, я просто понимаю, что тебе непривычно… — ещё пыталась я барахтаться.
Он, было, поднёс к моему лицу руку, но пальцы замерли, не коснувшись кожи, сжались в кулаки. Глаза полыхнули нехорошим огнём. Всё его лицо окаменело, губы сжались.
— Всё что угодно, говоришь? — сухо проговорил он. — Ну что же, вставай тогда на колени, зеленоглазая. Ты же знаешь, как я люблю, жёстко и глубоко, без всяких поблажек.
Я неверяще посмотрела на него, но не отыскала в этом стальном взгляде и толики сочувствия, только полную решимость. Сглотнула ком в горле, и медленно стала опускаться на колени. Что ж, если он хочет, я заплачу эту цену, только вот чувство неправильности и искажённости, замедляло меня, сбивало с толку.
Мои дрожащие пальцы, коснулись его ширинки, замерли. Я столько раз делала ему минет, и всегда это было по разному, и никогда я не чувствовала то, что чувствовала сейчас.
Унижение. Насилие над собой.
Кир стоял, возвышаясь надо мной, и не отрываясь, смотрел на мои несмелые движения. Он совсем не был возбуждён, и это тоже добавляло странности всему происходящему. Но я упорно сдвинула вниз бегунок на его брюках, и полезла глубже.
— Блядь, серьёзно? — взвыл он так, что его голос отразился эхом от кафельных стен.
Резко перехватил мои руки, отбросив их от себя, с каким-то отвращением, застегнул ширинку, а потом и вовсе больно прихватил за волосы, поднял вверх голову.
— Ты же только пару часов назад млела подо мной? Благодарила? Говорила, что любишь? — прорычал он, а я и ответить нечего не могла, потому что поняла, что совершила ошибку. Я действительно, думала, что ему все равно.
— А сейчас, что ты творишь? А? Что ты творишь?!
— Прости, Кирилл! Прости! — глаза моментом наполнились слезами.
— Вот такое я, по-твоему, дерьмо? — уже без надрыва, как-то устало произнёс он отпуская меня, и я неуклюже завалилась назад.
— Нет, ты не дерьмо, — вставила я.
— Ну как же не дерьмо, — горько усмехнулся Кирилл, — если ты мне сосать приготовилась, ради того чтобы я не вышвырнул на улицу пацанов.
— Я просто… Я хотела…
— Что, Света ты хотела?
Я всхлипнула, размазывая слёзы по щекам.
— Ты реально так думала, зеленоглазая. И вот тебе новость, получается ты любишь ублюдка, и мудака, который свою бабу детьми шантажирует! Ахуенно!
— Ну, я же не знаю ничего, — вдруг выкрикнула я, видя, что он собирается уйти. — Ты ведь ничего не говоришь…
— А тебе говорить надо, — обернулся он, — мало поступков?
Кирилл давно ушёл, а я так и сидела на полу возле светящейся воды, и ревела. Всё напряжение вечера вылилось в истерику. И если до этого мне было страшно за детей, то теперь мне стало страшно в принципе, потому что, по ходу я, по своей глупости потеряла его. Сердце сжималось так больно, что дышать было невозможно, стоило только представить, что Кир уйдёт от меня. Такого я точно не переживу.
— Ты долго тут решила свою задницу студить? — услышала я сверху. Подняла глаза. Кирилл стоял, рядом уперев руки в бока, а в меня суровый взгляд.
— Прости, меня Кирилл, — запричитала я.
— Вставай, — он потянул меня за подмышки, поставил на слабые ноги и повёл на выход.
— Кирилл прошу, я не хотела тебя обидеть…
— Свет заканчивай, — оборвал он меня, — все уже давно спят, давай не будем будить пацанов нашими разборками. Иди, умойся и ложись, тебе надо отдохнуть.
— А ты? — я остановилась на первых ступеньках лестницы.
— Иди, Света, — сказал он с нажимом, и мне ничего не оставалось, как подчиниться, надеясь, что завтра эмоции притупятся, и возможно мы поговорим уже спокойнее.
Как говориться утро, вечера мудренее.
30
— Ну, надо же, какие нежные сердца, у этих бруталов, — усмехнулась Иришка, когда я ей всё выложила.
Мне хотелось с кем-нибудь поделиться, причём рассказать всё как есть, без прикрас, и опущений, которые неминуемо бы вылезли, решив я поговорить с тётей Олей. А Иришка подруга, причем с очень широкими взглядами, уж если она спокойно отнеслась к моему сожительству с двумя мужчинами, то и к этой истории, со всеми пикантными подробностями, наверняка меня поймёт. Тем более у Иришки новый роман, с каким-то известным ресторатором, и подруга порхает на крыльях любви, и желание творить вокруг добро сейчас ей особо свойственно. Но вот, пожалуйста, не удержалась от шпильки.
— Еще, какие нежные, — поддакнула я ей, вспоминая Сашу, тоже снаружи кремень, а вот раскис, от своей Ларисы, — но это всё лирика, Ир, что делать то? Уже неделя прошла, а между нами так ничего и не поменялось, — вздохнула я. — А ещё этот благотворительный вечер, завтра, который устраивает его компания, и мне придётся оставить снова Ромку, и не пойти я не смогу, потому что Кирилл так смотрит, словно ждёт этого…
Я умолкаю, потому что подходит официант, и приносит нам заказанный к кофе десерт.
Кафе, в котором мы сидим, находится неподалёку от сада Ромки. Он там сегодня до обеда, и я решила скоротать это время с подругой, заодно и душу ей излить, пока жду сына. Ира оказалась тоже сегодня на внеплановом выходном, в общем, всё сложилось.
— Ой, знаешь, Свет, ты, по-моему, зажралась, — фыркнула Ирка, когда официант, поставив перед нами креманки с терамиссу, и ушёл.
Я взметнула на неё изумлённый взгляд.
— Ну а что? — пожала она плечами. — Ничего такого не произошло. Отойдёт твой Кирилл. За своими тревогами ты не видишь главного.
— И чего это? — буркнула я, обидевшись на неё.
— Ведь это очевидно, что он не равнодушен к тебе. Некоторые мужчины ради своих, на минуточку жён, лишний раз пошевелиться не могут, вспомни Шевелёву, которая моталась из одного конца города, на другой, это при том, что у её благоверного, машина всегда под жопой и свободный график.