Мне кажется, я умерла от разрядки, такой яркой она была, и свой громкий крик я слышала словно со стороны. Вцепилась в каменные предплечья Кирилла, и снова выгнулась, поражённая взрывом эмоций, что превращали разум в кисель, а тело в пушинку.

Я оглохла и ослепла на мгновение. Перед глазами всю плыло, а в кровь, литрами выбрасывались эндорфины, даря блаженство и чувство безмерного счастья.

Приходя в себя, первым делом почувствовала тяжесть тела Кирилла на мне, его бешеный стук сердца и рваное дыхание. Наши влажные тела были так крепко притёрты, что когда он поднялся, я почувствовала некую фантомную боль. Ухватилась за него, притянула обратно.

— Нет, не уходи, давай просто так полежим, — просипела ему на ухо.

Он поднял лицо, перенес вес тела на локти. Он всё ещё был во мне, и трепещущая плоть ещё отдавал редкой пульсацией.

Кир провел пальцами по моим скулам, искусанным губам, убрал со лба упавшие пряди.

— Не умею я быть нежным, — пробормотал он, — а с тобой иногда топит так, что хочется горы ради тебя свернуть!

— Ты итак их сворачиваешь, — улыбнулась я, и потерлась об его ладонь, поцеловала пальцы, — и ты нежный, вот сейчас…

Нас вдруг перебил нарастающий гудёж

— Что это? — удивилась я.

— Наверное, телефон, — Кирилл даже ухом не повёл, продолжил гладить мою шею, но замолчавшая на секунду вибрация, снова возобновилась.

— Может что-то серьёзное, — выдохнула я, рисуя восьмёрки на его расслабленной спине.

Он всё же отлепился от меня. Чувствовалось это уже не так болезненно, но было жаль вот этого момента единения.

— Если нет, поубиваю всех на хуй, — проворчал Кирилл, сползая с кровати.

Ему тоже жаль было этого момента.

Он склонился, ища в ворохе одежды, разбросанной по номеру телефон, а я наблюдала за ним, в сотый, в тысячный раз, любуясь этим статным мощным телом, разрисованной влажной кожей. И в сотый, в тысячный раз, я поняла, что пропала. Не просто влюбилась, а полюбила его. Что не смогу жить без него, не захочу, больше никого.

Только его.

Только он.

Мой единственный, неповторимый.

Такой несдержанный горячий, порой похож на ураган, может разметать всё вокруг, не посмотрит, что летит всё, крушится в щепу. А может быть вот таким как сейчас, сдерживающим свой крутой нрав, укрощать себя, стараться быть нежным, заботливым.

Я уже давно не жду от него каких либо признаний, по моему он достаточно доказал, мне, что я не просто для него проходящая девка. И поэтому, я не слушаю слова, я вижу его поступки. Возможно, когда он будет готов, захочет сказать это сам.

— Бля, десять пропущенных, — Кирилл, наконец, выпростал телефон из одежды. — Макс из охраны… — растерянно проговорил он, и я тут же вынырнула из своих сахарных мечтаний, понимая, что просто так охрана звонить не будет.

После резкого приветствия Кирилла, в трубке, послышался взволнованный мужской голос, и Кир нехорошо так замер, обернулся ко мне, и взгляд его совсем не жёг, он замораживал.

— Сейчас приедем, — сказал он, эти два слова, и мне стало совсем не по себе.

— Что случилось? — я соскочила с кровати.

— Только не гарцуй, ничего смертельного, — Кирилл присел рядом на кровать, и даже погладил мою лодыжку, — Ромка орёт на весь дом, тебя потерял, Андрей не может его успокоить, мужики из охраны переполошились.

Эти слова словно отрезвили меня. Схлынула одним махом вся эта расслабленность, и тело словно одеревенело. Словно и не было в нём этой чудесной сладкой неги. Не было невыносимого напряжения, сменившимся яркой вспышкой и ленивой истомой. Весь вечер мне показался какой-то чередой ошибок, потому что вот вёл к этому итогу.

Как ради банального траха можно было бросить ребёнка, ведь я чувствовала, что что-то пойдёт не так. Как я могла бросить его. Ведь он так плохо засыпает и порой видит плохие сны. Как я могла так поступить с тем, кто мне безоговорочно доверяет. Как?

Вся эта карусель вертелась у меня в голове, пока я на автомате одевалась, и шал на выход за мрачным Кириллом, который правильно оценил моё настроение, становился всё более хмурым.

Но мне сейчас было не до него. Меня просто несло домой, к моему маленькому сыну, который потерял меня.

Пришлось ждать машину, потому что Сергея мы отпустили до утра, и эти несколько минут ожидания показались мне самыми долгими. Я готова была пешком идти, так меня разрывало.

Кир стоял на улице, курил, а я попыталась набрать Андрея, но он не брал, видимо ему сейчас до телефона.

Я куталась в шубу, прятала застывшие ладони в рукавах, хотя в светлом лобби гостиницы было тепло, а меня бил озноб.

Я сейчас ощущала себя самой распущенной и порочной, и мысленно простила прощения у Ромки, и обещала, что никогда его не оставлю.

Наконец подъехала машина.

Кирилл даже не сел рядом, и я, кутаясь в шубу, осталась одна на заднем сидении, глядя на спящий город невидящим взглядом. Он короткими фразами обменивался с водителем, кем-то из нашей охраны. Я его узнала, но не могла вспомнить имя.

Они что-то говорили, но я не вслушивалась, постоянно теребя телефон, и пытаясь дозвониться до Андрея.

Как только машина въехала во двор, я, не дожидаясь, выскочила из неё и понеслась по скользкой дорожке к дому, еле удерживаясь на каблуках.

— Осторожно, блядь! — взревел Кирилл, чудом поймав меня, когда ноги в туфлях поехали в разные стороны.

— Давай на хер убейся ещё, — продолжил он и твердой рукой, прихватил меня под локоть, повёл к дому.

Я ничего не ответила, я понимала он злиться. На меня, на обстоятельства и возможно даже на Ромку. Но сейчас мне было не до него. С ним потом. Сейчас мне нужно увидеть сына и успокоить его.

Андрей сидел на последних ступеньках лестницы, и держал в руках всхлипывающего Ромку. Он был весь взъерошенный, и такой растерянный, видимо не ожидавший того, что случилось.

В доме везде ярко горел свет, небольшой беспорядок говорил о том, что Андрей пытался отвлечь брата, переключить, но ничего у него не вышло.

Услышав наши шаги, они оба встрепенулись.

Я, вырвав у Кирилла свою руку, скинула на ходу шубу и подбежала к ним, присев перед мальчишками на колени.

Ромка, увидев меня, тут же заголосил и протянул ко мне ручки. Его красное и без того заплаканное личико снова пошло пятнами.

— Ма-ма-а-а, — протянул он, и я чуть не выронила его, до этого ловко вытаскивая его из рук брата.

Сердце сделало кульбит, и вернулось на место. Кровь забила по ушам. Пульс просто оглушал, я сглотнул ком.

— Я здесь, Ромочка, — еле выговорила я, пытаясь выровнять голос. — Здесь не плачь!

Я прижала ребёнка к груди. Андрей, так и сидел на лестнице, обессилено опустив руки. Кир стоял позади. Все немного офигели от такого поворота событий.

А Ромка, затихал на глазах, прижимая свою мокрую мордашку к моей груди и теребя ткань платья.

— Всё хорошо, всё хорошо, — бормотала я, так и, оставшись сидеть на коленках, и качала его на руках. И не пыталась даже пока близко анализировать то, что произошло. Сперва нужно было успокоиться, а потом уже разбираться.

Когда Ромка затих окончательно, и я почувствовала, как его тельце тяжелеет, расслабляется, попыталась встать, но тут же была подхвачена сильными руками сзади. Кирилл быстро помог мне подняться.

— Андрюш, пойдём спать, — позвала я, загрустившего парня.

Не знаю, что он там себе напридумывал, но сегодня точно никаких разборок, может завтра, сделаю небольшое внушение, что не стоит взваливать всё на свои печи. Пусть поймет, наконец, что у него теперь есть семья.

Он поднялся и потопал наверх. Я обернулась к Кириллу.

— Ты идёшь? — спросила у него.

— Иди, скоро приду, приберу здесь всё, — отвернулся он, и я поняла, что он врёт. Он не придёт. Так и вышло.

И в моём сердце снова появился страх, что он передумает насчёт детей, наконец, окончательно оценив, что это очень хлопотно, и неудобно.

И поэтому когда, наконец, все укладываются, и затихают, я, так и не переодевшись ещё, иду искать Кирилла, который так и не пришёл.