А потом меня разбудили голоса моих мужчин.
— Кир, блядь, ну ты как всегда, — гудел Саша.
— Вывела, Саня, — Кирилл умудрялся рычать, даже шёпотом, — дрянь зеленоглазая, мозг кипит до сих пор.
Они видимо стояли возле кровати.
— Да она же пьяна совсем, глупая, — заступался за меня Саша, — слышал, что в машине несла? Подружке всё рассказала, ты напористый, а я мягкий.
Мне стоило больших усилий не выдать себя, но сон мой как рукой сняло. Они всё слышали, как мы с Иркой шептались.
— Ага, а ещё у меня член больше, — шикнул Кир.
Я подавила вопль. Вот мы дурры, они всё-всё слышали!
— Да они не вспомнят завтра ничего, а вот синяк на заднице нашей девочки останется, — продолжал взывать к совести Кирилла Саша.
— Заслужила блядь, — упорствовал Кир, — какого хера этой задницей пошла, трясти непонятно куда.
— Мажь, давай, — скомандовал Саша, и моё одеяло откинули, оголив меня почти полностью.
Лежала я набоку, спиной к двери, и соответственно к ним. Ударенной ягодицей к верху.
Холодный воздух коснулся, кожи, и она тут же покрылась мурашками, сквозь ресницы, уловила, как забликовал свет. Видимо Кирилл себе подсвечивал телефоном.
— Охренеть Кир, ты долбоёб, — Саша даже повысил голос, это видимо при виде до сих пор горевшей ягодицы.
— Да вижу, — заворчал тот.
Послышался какой-то шмяк, и моей горячей кожи коснулись пальцы Кирилла, размазывая что-то прохладное, то, что сразу принесло успокоение боли. Он гладил очень бережно и нежно, растирая мазь, массируя. Может моему пьяному мозгу и почудилось, но, по-моему, он сожалел об этой вспышке, и теперь старался загладить свою вину. Его прикосновения меня начали усыплять, и все переживания вдруг сошли на нет, и окончательно засыпая, я вдруг решила простить его.
16
О, этот свет! Почему так ярко!
И что за колокол долбится в моей голове!
Я перевернулась на живот, пытаясь ухватить за хвост утекающий сон, потом на другой бок, но разбуженное сознание, подкидывало потихоньку крохи памяти. А нарастающая головная боль не способствовала успокоению.
Я со стоном распахнул глаза. И тут же прикрыла рукой. Шторы в комнате никто не позаботился закрыть, и летнее ранее солнце, ярко било в окно. От этой яркости ещё и жарко стало, и я откинула одеяло, растянулась на простынях.
И на меня потихоньку начало обрушиваться все воспоминания вчерашнего вечера. И того как всё чинно и благородно началось, и наша поездка в клуб, и то как я выложила всё Иринке, и мужчины мои злые презлые…
— Убейте меня, — просипела я. Во рту было гадко и сухо.
Снова пришлось разлепить глаза, по одному. С прищуром от адской головной боли осмотреться.
Утро. Яркие солнечные лучи заливают всё своим светом. Я одна, голая лежу на нашей огромной кровати. На прикроватной тумбочке стоит высокий стакан с водой, рядом лежит широкая, круглая таблетка, видимо предназначенная для того чтобы её растворили в воде, и выпили. Так и делаю, подползаю к краю, еле дожидаясь пока таблетка исчезает полностью в пузырьках, пить хочется неимоверно, и большими глотками, проливая на себя, выпиваю прохладную воду, откидываюсь на подушку. Хорошо, что сегодня выходной, потому что работу я точно не осилила бы.
Повожу ладонями по лицу, и стону в голос. Я ещё вчера и с макияжем уснула. Представляю сейчас свою рожу.
Надо сползти с кровати, и хотя бы умыться, вдруг кто-нибудь из моих мужчин сейчас зайдёт. Да и в туалет охота.
Именно с этими мыслями, я отправилась в душ, из которого вышла уже более менее бодрая. Может лекарство подействовало, оставленное кем-то из моих любовников, может душ. Но я уже без содрогания смотрела на своё припухшее лицо, облепленное под красными глазами патчами. Внутри тоже перестало всё трястись, правда, о мысли о Кирилле или Саше, всё равно неприятно ёкало, и хотелось побиться головой об стену, но что сделано, то сделано.
Надо идти будить Ирку. Ещё и перед ней извиниться, что затащила её вчера к нам. Надеюсь, не попортила ей никаких планов. Я потуже затянула пояс на махровом халате, поправила чурбан на голове, и на цыпочках отправилась на поиски подруги.
Искать, правда, долго не пришлось. Ирка нашлась там же, где и осталась.
Подруга лежала в ворохе одеял, на кровати в одной из гостевых комнат. Здесь в отличие от нашей спальни, царил полумрак, но так же на тумбочке стоял уже пустой стакан из под воды.
— Ирка, — шепнул я, наклонившись над подругой.
Выглядела она примерно так же, как и я, минут пятнадцать назад. Взъерошенной, опухшей, с потёкшей косметикой, разве что не голой.
А вот интересно, почему я голая?
Раздеваться мне вроде Кир помогал, а дальше чего-то всё теряется. Неужели мы с ним вчера переспали? Не помню.
— Свет, — Иркин хрип вывел меня из задумчивости.
Я присела на краешек её кровати, почувствовав дискомфорт на пятой точке. Слегка поёрзала, но только усугубила, пришлось встать.
— Слава богу, ты пришла, — продолжала Ирка, и откинула одеяло.
— А ты давно проснулась? — я не нашла ничего лучше, чем примоститься на коленках у кровати, и опереться на локти.
— Да, давно уже. — Ирка привстала. — Сперва в туалет сходила, потом один из твоих «мужей», — выделила это слово, чем смутила меня, — принёс мне вот лекарство, я правда притворилась что сплю.
— Ир, ты как?
— Да нормально, лекарство действует, — отмахнулась подруга, — мне бы в душ.
— Да я не про это, — я нервно взглянула в её голубые глаза, и глубоко вздохнув, вдруг почувствовала дурноту.
— А про что? — затупила подруга, совсем не замечая мук совести в моём взгляде.
— Ну, про всё. Про признание моё, про то, как вечер наш закончился, — пояснила я.
— Да нормально он закончился. До дома довезли, спать уложили.
— Ир!
— Света, если ты думаешь, что моё мнение поменяется на трезвую голову, то ошибаешься. Это ваше дело, мне то что.
— Спасибо, подруга, — облегченно улыбнулась я, — и не говори, пожалуйста, никому.
— Да, Свет, могла бы и не просить. А теперь давай предоставляй услуги вашего отеля. Хочу в душ, и вот это, — указала она на патчи под моими глазами.
Вниз мы спустились посвежевшие. Ирка позаимствовала у меня домашний комплект, который ей был великоват, но лучше, чем щеголять в том платье, в котором она вчера гарцевала, или халате, тоже как-то не комильфо. Я тоже переоделась, приведя себя в сравнительно божеский вид, и ведомые приятным ароматом кофе, мы не торопясь спустились вниз.
Из кухни доносились мужские голоса, и мы двинулись на звук. Встали вдвоём у входа, не решаясь пройти дальше, придавленные стыдом, и совсем оробев, увидев моих мужчин.
Саша, с Кириллом сидели за столом. Оба развалились на мягких стульях. Перед ними был сервированный для завтрака стол, с различной снедью. Саша поднёс кружку с кофе к губам и перевёл свой взгляд на нас. На нем был домашняя футболка с глубоким вырезом выставляя напоказ накаченную грудь. В разрезе ворота мелькала татуировка: солнечные лучи, переплетающиеся в колючие лозы, вперемешку со светлой растительностью, и широкими звеньями золотой цепи. Он вопросительно задрал бровь, видя, как мы топчемся у входа. Его глаза лукаво заблестели.
— Смотри-ка Кир, оказывается они скромные и спокойные, — растянул он свои губы в усмешке.
Кирилл, сидевший к нам спиной, развернулся в пол оборота, тоже оглядывая нас с подругой. Его светлые глаза так и впились в моё лицо, отчего щёки обожгло румянцем. Потому что смотрел он, так подчиняющее, словно говоря взглядом, чтобы подошла и села у ног. Он и вовсе не озаботился какой-либо рубашкой, сидел по пояс голый, выставляя напоказ все свои многочисленные рисунки, играя мышцами, и усиливая эффект подчинения.
Я потупилась от их взглядов, и, схватив Иришку, откровенно разглядывающих моих мужчин, за руку, потащила за стол.
— Доброе утро, — буркнула я.
— О, ещё и вежливые, — снова усмехнулся Саша, когда Иришка повторила за мной приветствие.