— Ну что ты! — я же наоборот положила ложечку в рот, пытаясь заглушить горечь от сегодняшнего вечера, сладким вкусом.

— Я что-то сказала, что тебе не понравилось, это всем стало понятно, когда ты подскочила, — продолжила Лариса. Недаром она показалась мне проницательной, она с лёгкостью считывала мою обиду, и это плохо, потому что это только мои проблемы.

— Послушай, ты ни в чем не виновата, и никак меня не обидела, — я проглотила ещё одну ложку десерта, облизала губы, тут же почувствовав вкус от недавнего поцелуя, и укол совести стал более ощутимым, — ты прекрасная девушка, и я очень рада за вас с Сашей, — всё же продолжила я.

— Если я даже ненароком что-то сказала, прости, я очень волнуюсь. Саша мне все уши про вас прожужжал, про лучшего друга Кира и его девушку Свету, и я хотела вам понравиться. И вот в итоге, ты убегаешь, а Кирилл так смотрит, словно ненавидит меня, — она всхлипнула.

— Лариса, ну ты чего? — удивилась я, а она и вправду плакала. Слёзы тихо катились по щекам. Ей даже плакать можно было, а мне нет.

Я пересела к ней и обняла.

— Ничем ты меня не обидела, — повторила я, погладила её по голове, — а Кирилл, всегда так смотрит. К нему привыкнуть надо. Он не для слабонервных.

Она вдруг истерично хохотнула.

— Ты такая сильная. И красивая. Я по сравнению с тобой чувствую себя размазнёй, — призналась она.

Знала бы она, какой я себя чувствую, по сравнению с ней.

— Успокаивайся, и давай заешь слёзы десертом, он, кстати, очень вкусный, — я протянула ей салфетку, и Лариса принялась промокать лицо. Вдали уже показались две высокие фигуры. Мужчины шли к нам, и я предупредила об этом Ларису, пересев на своё место.

— Да ничего страшного, это всё гормоны, — отмахнулась она.

— Гормоны? — замерла я, ковыряясь опять в десерте.

Тут сзади мои плечи накрыли горячие ладони, и Кирилл носом толкнулся в мою макушку, собирая аромат.

— Прости, Саш, я проговорилась, — виновато улыбнулась севшему рядом Саше, Лариса, и уткнулась в его плечо. — Мы ждём ребёнка, — договорила она, смущённо улыбаясь.

За столом повисла тишина.

Я была добита этой новостью. Просто все слова, мысли, всё исчезло, осталось только огромное чувство неполноценности.

Первым отмер Кирилл. Он громко хлопнул в ладоши, и стал обнимать Сашу, поздравлять Ларису, а я сидела дальше, купаясь в своей горечи, все не способная оттуда вынырнуть. Не было у меня больше эмоции. Да простит меня Лариса, но это просто сильнее меня. Я могла только вяло улыбаться, когда Саша, гордо гладил её ещё плоский животик, и рассказывал, что и сами они не ожидали такого расклада.

Остаток вечера потонул для меня в однообразной какофонии звуков, связанной с предстоящим потомством. Я почти не реагировала, на это, тихо дожидаясь, когда закончиться вечер, и ловила беспокойные взгляды Ларисы. Это была плохая идея. Не надо было нам встречаться. Мне не надо было ехать.

Уже по дороге домой, сидя в машине, я всё ещё находилась в каком-то ступоре, апатично разглядывая темные улицы.

Кирилл тоже не стремился к разговорам. Он сидел рядом со мной, на заднем сидении.

Нас вёз Сергей. Мы смотрели в разные стороны, каждый думая о своём.

— Ну что зеленоглазая, — вдруг подал голос Кирилл, — так соскучилась по нему? Прикидываешь, правильный ли сделала выбор? Очень хочешь оказаться на её месте?

Я вздрогнула и повернулась к нему.

— Кирилл…

— Так заскучала за двумя херами?

Кир видимо сделал свои выводы, списав мой раздрай, на счёт Саши.

Но мне этого хватило. Маленькая частичка, на весах моего терпения, качнула их в сторону истерики. Я засмеялась, сквозь брызнувшие слёзы. Сперва тихо, потом громче.

— Что ты смеёшься? Скажешь не так? — рявкнул он.

— Конечно так, милый, — выдала я, — я же только об этом и думаю. Я же пустая шлюха, не для чего другого не пригодна, как только трахать меня по-всякому!

Мой голос истерично лился по салону, я смотрела в холодные любимые глаза и умирала от той стужи, что там царила.

— Не переживай, — продолжила я орать, — давай вон Сергея позовём!

Я наклонилась к водителю, который ошалело зыркнул на меня.

— Серёж, хочешь меня трахнуть? Кирилл разрешит. Я знаешь, как умею, по-всякому, по-разному…

— Заткнись, блядь! — заорал Кирилл, дёргая меня на себя, и прижимая так сильно лицом к своей груди, что чуть нос мне не свернул.

Его горький аромат, синхронизировался с той горечью, что пронизывала меня насквозь. Я остервенело начала вырываться, перемежая слёзы с ненормальным смехом.

— А хочешь, ещё и парней из охраны позовём. Я же шлюха, меня можно! Я же только для этого нужна…У меня же нет больше никаких чувств…

— Всё успокойся, — орал он в ответ, пытаясь поймать мои руки, скрутить, но я вырывалась.

— А что так? Ты передумал? Хочешь трахать меня единолично? Ну, ты же итак, делаешь со мной всё что хочешь

— Заткнись, я сказал, — он всё же скрутил меня и прижал к сидению, навалившись сверху.

— Ненавижу тебя, понятно, — дёрнуться я не могла, но слёзы всё бежали из глаз, — за слова твои эти, за то, что думаешь так обо мне, ненавижу… Отпусти я выйду! Сергей останови машину!

— Никуда ты не пойдёшь, поняла, — Кирилл сжал мой подбородок, вынуждая смотреть на него, — моя ты…и шлюха, и женщина… моя…

— Кирилл Дмитриевич, — вдруг подал напряженный голос Сергей.

— На дорогу смори, — даже не повернулся Кир.

— Всё отпусти! Отпусти, — остервенело, дергалась, я, — отпусти насовсем, раз ты не понимаешь ничего… Ничего не видишь, дальше своей ширинки…

— Всё я вижу, — возразил Кирилл, и не думая разжимать руки, сжал ещё сильнее и больнее, — насквозь всю тебя вижу. Как смотрела на него с тоской, вся напряжённая, как струна, когда его девку увидела…

— Да с тоской, потому что тоже хочу, чтобы ради меня подвиги совершали и с родителями знакомили, — срываясь на всхлипы, шептала я, рассматривая сквозь пелену слёз его склоненное ко мне лицо.

Кирилл был, не прошибаем. Как и всегда впрочем. Не трогали его мои слёзы, моя истерика, ничего не могло продавить его уверенность, что я скучаю по Саше.

— Подвигов тебе захотелось, — прорычал он, — плохо тебе со мной?

И только сейчас я уловила в его лихорадочном взгляде боль. Замерла, перестала вырываться, смаргивая слёзы, придавленная, и осознанием его переживаний, и его тяжёлым телом.

— Ты ни так меня понял, Кирилл, — прошептала, все, вглядываясь в эту холодную глубину.

— А по хуй, Света, — зло усмехнулся он, — это ничего не меняет. Ты никогда не будешь на её месте. Ни на чьём не будешь. Только на своём. Я понимаю это, и принимаю, всё как есть. Тебя. Себя.

Кир выпрямился, давая мне свободу, и я отползла по сидению от него, и вдруг поняла, что мы не едем. Машина стоит припаркованная во внутреннем дворе нашего дома. И в машине мы одни, Сергей поспешил ретироваться, чтобы не наблюдать наши разборки.

Я села, неуклюже поправив одежду. Стёрла со своих щёк слёзы.

— Ты не понимаешь… — проговорила я в звенящую пустоту и тишину, что разделяла нас в тёмном салоне авто.

Кир пошевелился. Глубоко вздохнул, откинувшись на спинку кресла. Потом открыл со своей стороны дверцу, и закурил.

— Чего? — выдохнул он дым. — Чего я, по-твоему, не понимаю? Разве я когда-нибудь обращался с тобой как со шлюхой? Пренебрегал твоим мнением? Чего ради ты всё время меня этим тычешь?

— Кирилл… — я снова запнулась, не зная как донести до него свою боль, — дети, самое моё больное место, понимаешь,… а она беременна,… а я никогда, не смогу…

Слёзы снова набежали на глаза.

— Ты, проигрываешь по всем параметрам, имея дело со мной…

— Что за дебильный комплекс неполноценности, зеленоглазая, — Кирилл откинул окурок, и выпустил дым, повернулся ко мне, — хочешь детей, будут тебе дети.

— Что? — я негодующе посмотрела на него.

— Я решу этот вопрос, — отозвался он, — надеюсь, сойдёт за подвиг.

— Как? — уставилась на него, ловя в темноте салона, отблеск его светлых глаз.