Но вопреки здравому смыслу в груди нестерпимо ныло и жгло, его слова ранили её неожиданно больно, и к этой боли она оказалась просто не готова. Вслух она осмеяла его признание в чувствах, сама же внутренне расцвела от этих слов, ведь она так давно не слышала от мужчины ничего подобного…Давно? Наверное, никогда. Оскар прав — она продала себя, но это её выбор, осуждать который никто не имеет права.

— Да пошёл ты со своими цветочками! — выругалась вслух и, выдернув из волос розу, безжалостно бросила на землю. Поправив причёску, целенаправленно пошла к выходу, но на полпути резко развернулась и, побеждённо вслипывая, бережно подняла цветок.

Кажется, она всё-таки влюбилась в нищеброда. Это точно чьё-то проклятье.

*** Ева сидела у косметического столика, убирая молочком остатки макияжа. За стеной её дожидалась горячая ванна с душистой пеной и бокал игристого белого вина — то, что нужно, чтобы снять пелену щемящего ощущения, что что-то она делает не так. А ощущение было, подтачивало изнутри, словно прожорливый термит, заставляя сомневаться в правильности принятого решения. И это раздражало, безумно. К чему лишние терзания? Она давно решила, что для неё в этой жизни во главе угла, всё остальное пустые сантименты, позволить которые она себе просто не могла, да и не хотела.

Этот дом, эта роскошь, этот мужчина — она выбрала их, осознанно, но подсматривая в окно за тем, как Лексус Суня скрывается за поворотом, испытала что-то похожее на грусть. Оскар уехал, теперь, наверное, уже точно навсегда. Он как-то обмолвился, что Сунь хочет окончательно перебраться в Гонконг и забрать с собой своего верного помощника. Наверное, это будет лучшим исходом — с глаз долой, из сердца…

Дверь едва слышно открылась, и в спальню вошёл Омаров. Вопреки её ожиданиям он был абсолютно трезв.

Мужчина неторопливо снял смокинг и поводил плечами, разминая разбитую остеохондрозом спину. Он был непривычно молчалив, и Ева почувствовала себя неуютно — таким Омарова она видела не часто. Угрюм, неразговорчив, кустистые брови сведены к переносице.

Натренированная интуиция сразу же подсказала — что-то случилось, и это "что-то" по твою душу.

— Почему ты ушла с вечеринки? — вкрадчиво спросил он, аккуратно вешая смокинг на спинку кресла.

— Я… что-то почувствовала себя не очень хорошо. Надеюсь, не сильно тебя подвела своим отсутствием?

— Нет-нет, что ты, всё в порядке, — он достал из прикроватной тумбы свой МакБук и, открыв плоскую крышку, выудил из кармана флеш-карту.

Всё это было так странно. Омаров хоть и пытался молодиться и идти в ногу со временем, но как и все, что уж скрывать — пожилые люди, был на "вы" с современной техникой. Пользовался компьютером он крайне редко, когда для этого возникала острая необходимость.

Неужели сейчас, в первом часу ночи, настала именно эта самая необходимость?

Ретируйся!

Ева закрыла тюбик с молочком и поднялась:

— Пойду приму ванну.

— Подожди. Иди сюда, у меня есть для тебя кое-что интересное, — Сильвестр поманил её пальцем, и Ева, едва перебирая ватными ногами, безвольным манекеном опустилась на край кровати. Испуганно взглянув на светящийся голубым монитор, побледнела: на экране, как пчелиные соты, расположились кадры с камер видеонаблюдения.

19:46 — вот она, озираясь по сторонам словно воришка, заходит за плотную стену из живых цветов, а через несколько минут следом за ней Оскар. Сильвестр нажал на кнопку и перемотал кадры. 20:19 — из розария вышел Оскар и уверенным шагом покинул территорию сада, а вскоре из арки выпорхнула и она сама, сжимая в руках белую розу. Поправив бретели платья, торопливо покинула, как ей казалось, надёжное укрытие.

Сильвестр нажал на стоп — на мониторе застыла её размытая в движении фигура.

Ева ощутила, как от лица отлила кровь, руки задрожали, и первая здравая мысль — беги! Она дёрнулась, чтобы подняться, но Омаров схватил её за предплечье, насильно усаживая обратно.

— А теперь объясни мне, что это было, — ледяным тоном произнёс он, и Ева пожалела, что люди не умеют растворяться в воздухе.

Бледная как полотно, выдавила улыбку:

— Да, выглядит это всё странно, но это совсем не то, о чём ты подумал. Я сейчас всё тебе объясню.

— А заодно потрудись объяснить и вот это тоже, — он открыл следующий файл, и розарий показался с другого ракурса. Сквозь стену из распустившихся цветов в хаотичных движениях мелькали чьи-то фигуры. Не нужно было быть стоумовым провидцем, чтобы узреть в непристойных позах акт греховного совокупления.

Сильвестр всё знает!

Недолго думая, Ева рухнула возле его ног, цепляясь заледеневшими пальцами за штанины:

— Силечка, пожалуйста, произошло нелепое недоразумение! Только дай мне всё объяснить!

— Объяснить что? Как так получилось, что какой-то голодранец трахает женщину, которую должен трахать только я?

— Ты всё неправильно понял! Оскар... охранник Суня меня изнасиловал! Да, он взял меня силой! Проследил за мной до сада, схватил грубо за горло и… вот, вот, посмотри — это синяки, — Ева отбросила копну волос за спину, демонстрируя тонкую шею.

— Дура! Неужели ты думаешь, что я не отличу синяк от засоса? — он брезгливо отпихнул её ногой и поднялся. — Пошла вон отсюда!

— Но Силечка… пожалуйста, дай мне...

— Вон!!! — взревел он, указав пальцем на дверь. Смахнув с кровати ноутбук, следом ударил кулаком по стеклянному столику, свалив на пол початую бутылку коньяка и бокалы. — Убирайся, и чтобы я больше никогда не видел тебя, поняла?

— Сильвестр! Я не вру! Умоляю, выслушай! — не вставая с колен рыдала Ева, осознавая, что всё, это конец.

— Я не намерен слушать твои бредовые оправдания! Признавайся, ты крутила с ним ещё на Бали? Крутила, я знаю! Каким же я был идиотом, что не замечал очевидного. Выставила меня рогоносцем. Меня! Мерзкая шаловливая шкура! — замахнувшись, с размаху влепил ей звонкую пощёчину. Ева не удержалась и завалилась набок, глотая слёзы боли, но в первую очередь — обиды, что она оказалась такой дурой, что довела до этого всего.

— Силя, пожалуйста! Мне некуда идти, ты же знаешь, что я здесь совершенно одна, у меня никого нет...

— Меня не волнует, что с тобой будет. И если ты пойдешь на трассу, чтобы не сдохнуть с голода — я буду только рад. И не рассчитывай, что те связи, которыми ты успела обзавестись, пока доила меня, хоть чем-то тебе помогут — все мало-мальски приличные двери отныне для тебя будут закрыты.

— В своём глазу бревна, значит, не видишь. Ты же тоже изменял мне, и не раз! — поняв, что терять уже нечего, зло прошипела Ева. — Думаешь, я не знаю, что ты развлекался с теми тайскими шлюхами? А я всё знала, но закрыла глаза! Почему тебе можно, а мне нет?!

— Потому что я вытащил тебя из дерьма, и ты как минимум должна была быть мне благодарна, что хоть какое-то время пожила как королева. А теперь ты прощёлкала своё счастье, подставив задницу какому-то блудливому кобелю. Водитель… как низко ты пала!

— Оскар личный телохранитель уважаемого человека! И он любит меня, — горделиво задрав подбородок, Ева рывком распахнула дверь шикарной гардеробной. Схватив сразу несколько вешалок с дорогими платьями, бросила на кровать. — А знаешь, я даже рада, что так вышло, потому что мне осточертело подчиняться твоим маразматическим прихотям! Я не твоя вещь, понятно?

— Кстати, о вещах — не смей ничего трогать, убирайся в том, в чём я тебя подобрал — дешёвой тряпке с китайского рынка. И сними драгоценности. Серьги, подвеска, кольцо… Давай-давай… — на удивление спокойно произнёс Омаров, поднимая с пола бутылку и уцелевший стакан.

Глаза Евы вновь наполнились слезами. Громко шмыгнув носом, сняла с ушей тяжёлые серьги с крупными бриллиантами, не расстёгивая сорвала браслет и цепочку с шеи. Швырнув побрякушками в Сильвестра, прошипела сквозь зубы:

— Подавись своими подарками! Мне ничего от тебя не нужно! Я уже сочувствую той идиотке, что займёт моё место.