Литмир - Электронная Библиотека

Юра разорился. Сделки не клеились, бизнес рушился там, где, казалось бы, все было учтено. Спустя год он встретил девушку, женился, они вместе открыли маленький магазин сладостей. Родили троих детей. Любовь и доброта царившая в семье, грела их сердца и души. Потеряв миллионы, он нашел нечто большее, нечто настолько важное, что невозможно измерить деньгами: любовь, тепло, преданность, желание жить.

Генка преуспел. В его компании было более тысячи человек, с филиалами по всему миру. В личной жизни, правда, не складывалось. «Богат и одинок», – именно так писали о нем газеты. Он погиб через три года, разбившись на своей дорогой оранжевой машине. Перед смертью ему привиделась старая цыганка, она качала головой и тихо, почти шепотом бормотала: «Каждому крест дан – по нему, не проси чужого креста – не вынесешь…» Генка слушал ее и улыбался. Наконец-то его мучения закончились. Он уходит. Туда, где будет самим собой.

Чужое мнение

Пустырь. Впереди – шоссе, позади – шоссе. И поля, поля… Красно-белая автозаправка казалась инородным телом в этом мире дорог и нескошенной травы. Вывеска на въезде сообщала, что к услугам посетителей не только порция разбавленного бензина, но еще туалет, магазин и кафе. Кафе – то, что нужно. Припарковав машину слева от входа, девушка не торопясь вошла.

Закусочная выглядела словно в старых американских фильмах. Сонная официантка, вяло протирает барную стойку. Пластмассовые тяжелые столы некогда белого цвета. Красные в белый квадратик салфетки. На каждом столе – бутылка кетчупа и горчицы. Варя улыбнулась. Как мало осталось мест, которые не боятся быть собой, не следуют по пятам за стилем, правилами и советами маркетологов.

Девушка уселась за столик и принялась рассматривать лежавшее тут же бумажное меню. «Я бы взяла яичницу с помидорами, черный кофе и пончик, – грустно подумала она. – Но выберу, как всегда, просто зеленый чай. Потому что девушки вроде меня заказывают именно его. Возможно, еще салат из зелени, с кунжутным маслом и семечками».

– Вы определились? – сонная официантка медленно подошла к Варе и посмотрела на нее без малейшего интереса. Посетительница почувствовала себя неловко и, извиняюще улыбнувшись, быстро выпалила:

– Зеленый чай, пожалуйста.

Дверь заправки хлопнула, и старомодный колокольчик над дверью обиженно тренькнул.

– Твою мать, Наташка! Что за дерьмо вы налили мне в бак? – мужчина средних лет в потертой кожаной куртке подошел и уселся за стойку. – Старая рухлядь теперь не едет!

Официантка, совершенно забыв про Варю, кинулась к вошедшему:

– Геннадий Петрович, что вы, что вы! Димочка лил девяносто пятый, он же знает.

– Ни хрена твой Димочка не знает! Говнюк. За что я вам деньги плачу?

– Кофейку, Геннадий Петрович?

Варя хмыкнула. Это место все больше ей импонировало. Никакой фальши, все по-честному. Кому она тут нужна? Поест и уедет, а вот Геннадий Петрович, кажется, здесь имеет слово. И собственное мнение.

Собственное мнение… Варя взяла бумажную салфетку и аккуратно загнула на ней уголок. У Вари никогда не было собственного мнения. Все, что происходило в ее жизни, всегда решали окружающие. Сначала мать – властная, громкая женщина. Там, куда она заходила, остальным тут же не хватало места. Она заполняла собой все пространство. Громко говорила, громко дышала, громко, почти истерично навязывала всем вокруг свои правила и убеждения. С ней никто не спорил, да и Варя не спорила. С детских лет она привыкла делать так, как сказала мама. А мать любила критиковать. Нет, не любила. Она так жила.

– Что у тебя за голос, Варя? – возмущенно спрашивала она. – Что ты орешь под балконом, как иерихонская труба: «Ма-ма!»? Как дверь скрипучая. Вот посмотри, как Оленька Синицына маму зовет, словно колокольчик звенит, а ты…

Мать качала головой и, тяжко ступая, шла на кухню. Варя потом неустанно репетировала перед зеркалом, как надо звать маму с улицы, только с каждым разом выходило все хуже и хуже.

– Варька, ты что на себя надела? – спрашивала мать уже у старшеклассницы Вари. – Колготки какие-то страшные, юбка. У тебя ноги кривые, разве можно в колготках? На-ка, штаны мои надень, давай-давай, не ерепенься…

И Варя не ерепенилась. Натягивала синие, сильно поношенные спортивные штаны и шла в школу. В восьмом классе, перед летними каникулами, мать ее подстригла. Сама.

– Ишь, еще чего, к парикмахеру! Что тут стричь-то, – бубнила она, деловито орудуя ножницами. Длинная русая Варина коса сиротливо валялась на полу. – Вот! Каре! – мать удовлетворенно оглядела свою работу. – Коль! Коль! Иди посмотри, – позвала она отца.

– Ну скажи, так же лучше? И на лето не жарко.

Варя стояла, опустив голову, и молча глотала слезы. В зеркало смотреть не хотелось.

– Дура ты, Райка… – тихо сказал отец и вышел, хлопнув дверью.

Варя все лето не снимала кепку. Стыдно было перед друзьями. К сентябрю волосы немного отросли и получилось собрать хвостик. С ним она и пошла на линейку в девятый класс.

Чужое мнение шло с Варей по жизни рука об руку. Когда ей исполнилось шестнадцать, она закончила школу. Одноклассники ушли гулять на пруд с ящиком шампанского и грандиозными планами на жизнь. Варя медленно плелась домой, понимая, что мать не одобрит загула, и размышляла, как странно все устроено в жизни. Пока ты маленькая, на тебя влияют родители. Ты зависишь от них во всем, начиная от одежды и заканчивая выбором друзей. Подрастая, знамя перенимают учителя, они точно знают, хорошая ты или плохая, правильно поступила или нет. Они даже наперед знают, что из тебя получится. Вот из Валерки Игнатенко, Вариного одноклассника, толка точно не будет, он все время на уроках что-то чертит в тетради, рисует, высчитывает. И совсем не учится. Классная так и сказала: «Быть тебе, Валера, дворником. Никакие знания в голове не держатся». А ей, Варе, пророчат светлое будущее. Оно и верно, Варя девочка хорошая, в компаниях допоздна не гуляет, с мальчишками не водится, на лавке у подъезда до ночи не сидит. Учительницей Варя будет, точно! И классная руководительница, и мать так решили. Прекрасная профессия.

Но волею судеб поступила Варя все-таки в Менделеевский. На химика. Мать отговаривала, мол, не та профессия, иди в педагогический. Варя соглашалась. Даже документы подала, но в день экзамена свалилась в обморок в метро. То ли от нервов, то ли от недоедания. Накануне экзаменов кусок в горло не лез. В Менделеевский набор все еще шел, и Варя подала документы и туда. На экзамене набрала высший балл.

– Химиком, значит, будешь? Ну-ну… – отреагировала мать.

Химиком Варя стала и даже вполне успешным. Но время было неудачным. Руководители Вариной необъятной родины решили, что наука – это пустая трата времени и денег из казны. Такое было у них мнение. Наука развалилась как класс, чужое мнение сломало не только Варину жизнь, но и отбросило развитие страны на много лет назад. Варя пошла в косметологию. Тетка, родная сестра матери, пристроила. Варю не спрашивали.

– Там, Варенька, платят хорошо, диссертацию напишешь. А вообще, это будущее, коммерция расцветает, скоро ваша продукция хорошо продаваться будет. Завтра в девять будь любезна подойти в отдел кадров, они все оформят, – сказала как отрезала тетя Катя.

Варя не спорила. Косметика действительно продавалась. Варя, как хороший технолог, нравилась руководству. Ее ценили. И платили немало. Обязали, правда, выглядеть соответствующе. В расцвет капитализма к ним в институт стали все чаще наведываться журналисты, и на интервью всегда выставляли Варю. Ухоженная, тоненькая, с длинными волосами, она воплощала собой образец женственности. То, что нужно, для продвижения косметики на рынок.

А потом Варе встретился Он. Ей было тридцать два, ему без года пятьдесят. Он – успешный владелец сети обувных магазинов, с огромным особняком на Волге и квартирой на Патриарших. Влюбился как мальчишка. Встречал с работы, носил на руках. Выполнял любую прихоть. На работе стали шептаться: «Такой старый, к чему он ей?» Мать смотрела волком, обзванивала сестер, Вариных теток, умоляя вразумить бестолковую. Даже лучшая подруга и по совместительству соседка Вари, Жанна, закатывала глаза и томно тянула:

8
{"b":"797680","o":1}