Старался Ванька угодить и директору детского дома Федору Степановичу, высокому бородатому мужчине преклонного возраста. Каждый раз, когда мужчина проходил по коридору, Ванька улыбался еще сильнее, казалось, что щеки его сейчас соприкоснутся с ушами, так сильно мальчик старался их растянуть. Федор Степанович останавливался, смотрел на Ваньку задумчиво не меньше минуты, потом бормотал: «Ну ничего, ничего…» и спешил прочь.

Ванька был почти глухой. И имел целый букет диагнозов, появившихся трудами сильно выпивающей во время беременности матери. А еще при родах акушер, пытаясь вытащить его щипцами, повредил шею. Поэтому Ванька не мог говорить, а голова его все время была наклонена вправо – сказывалась травма позвоночника. Зато он мастерски умел улыбаться. И читать по губам. Ванька всегда понимал, чего от него хотят. Если повариха баба Клава спрашивала, будет ли он добавку, Ванька улыбался сильнее обычного и кивал. Баба Клава улыбалась в ответ, накладывая ему побольше.

У Ваньки был лучший друг – кот по имени Драник. Мальчику казалось, что они с ним очень похожи. Еще котенком Драника чуть не задрали собаки, отсюда и имя. Он так же, как и Ванька, оказался на пороге детского интерната никому не нужный, еле живой. Один глаз у кота отсутствовал, второй видел совсем слабо. Обгрызенный собаками хвост представлял собой короткий обрубок. Зато кот был пушистый и умел урчать, как маленький реактор. Жизнь мальчика и кота была пусть не простой, но пропитанной искренней, неподдельной радостью от того, что они есть друг у друга.

А потом объявилась мать. Избитая, с неделями нечесанной головой, она грязно ругалась и требовала вернуть ей сына. Кто-то из друзей-собутыльников надоумил, ведь за инвалида государство должно неплохо доплачивать. Разговаривали с ней, впрочем, недолго. Быстро объяснили, что прав на сына у нее нет, и вытолкали взашей. Ванька смотрел на мать из маленького чулана над крыльцом. Он узнал ее сразу. Почувствовал где-то внутри липкий страх и беспросветную тоску. В голове против воли зазвучал мотив песни «Виновата ли я…» Ванька хотел закричать, чтобы она уходила, но, разумеется, не закричал. Дети с его диагнозом не умеют и этого. Тогда он заскулил, и Драник рядом ощетинился, вздыбил жидкую шерстку и зашипел, всем своим видом показывая, что будет защищать друга любой ценой. Ванька видел, как мать уходила. Матерясь сквозь зубы, она оборачивалась и размахивала руками. На минуту их взгляды встретились. Ее – злой и пьяный, полный алчной ненависти в сухих безжизненных глазах, и его – испуганный и несчастный. Ванька покрепче прижал к себе кота, не в силах отвернуться. Ему хотелось, чтобы она снова ушла в небытие. И она ушла. Ванька не заметил промелькнувшее в глазах женщины торжество.

Наутро Драник пропал. Ванька бегал, мычал, заглядывал в каждый угол, под каждую половицу и забывал улыбаться. Бил себя по груди и размазывал слезы. Паниковал. Ему нечем было дышать, маленькое, измученное сердце разрывалось от боли и ужаса. Ванька не мог справиться с потерей единственного родного существа. Все пытались помочь, обыскали каждый угол интерната, но кота нигде не было.

Мать принесла его вечером, когда температура у Вани дошла до сорока градусов и ни одно из жаропонижающих не помогало. Хотели увезти в больницу, но мальчик хватался за кровать и скулил. Плакать уже не мог. Мать пришла к директору и показала на мешок. В нем было маленькое пушистое тельце.

– Отдадите сына – верну ему кота. Я знаю, что идиот привязан к нему, – дыша перегаром, опустившаяся женщина уставилась на Федора Степановича.

– Пойдемте.

Директор собрал в кулак всю волю и, преодолевая брезгливость, взял женщину за локоть. Проходя мимо дежурного, директор округлил глаза и выразительно кивнул в сторону незваной гостьи. Охрана скрутила ее в одно мгновение. Директор вырвал из рук бушующей алкоголички мешок с животным. Единственное, о чем он в этот момент молился, – чтобы кот был жив.

Зайдя в комнату мальчика, Федор Степанович бережно достал кота. Драник еще дышал. На теле не было никаких видимых повреждений. Облегченно выдохнув, Федор Степанович протянул кота Ваньке. Мальчик приоткрыл глаза и посмотрел на друга. Единственный голубой глаз кота смотрел абсолютно счастливо. Кот плакал. Ванька прижал пушистый комочек к себе и подумал, что жизнь слишком добра к нему. Она вернула ему друга. Возможно, их обоих не должно было быть в этом мире. Их не ждали. Но кто-то там, наверху, дал им шанс найти друг друга. Чтобы человек и кот, оба с изломанными судьбами, могли кого-то любить. Ведь это так важно в жизни – обязательно кого-то любить. До конца.

Мальчик и кот лежали обнявшись и улыбались. Их сердца перестали биться одновременно. Ваньку и Драника так и хоронили – вместе. Как лучших друзей, которые видели и любили друг друга сердцами.

Люда знала, что детей у нее быть не может. Муж смирился. Да они оба смирились. Но проходя мимо детской площадки, нет-нет да со вздохом поглядывали на молодые счастливые семьи, которые гуляли с карапузами. Сердце Люды тоскливо сжималось. Ей уже тридцать восемь, года бегут все быстрее, только что отмечали Новый год, а вот уже пакуют чемоданы, чтобы поехать летом на Волгу, а дальше снова елка, мандарины и снег.

Родители мужа косились. Она понимала – не одобряют. Да и что это за семья – без детей? «Пусть так, – уговаривала себя женщина, стараясь смириться. – Значит, так надо. Значит, судьба такая». Когда по утрам стало жутко мутить, она и подумать не могла, что беременна. И даже когда врач сообщил, что у них будет ребенок и срок уже приличный, они с мужем ошалевшие сидели в кабинете доктора и отказывались от УЗИ. Боялись навредить малышу.

Несмотря на возраст, беременность протекала легко, и в назначенный день муж отвез Люду в роддом, оставшись в тревожном ожидании у ворот клиники.

– Еще, еще тужься! Умница! – акушерка вытащила маленького розового человека, и через секунду раздался требовательный крик новой жизни. Люда заплакала.

– Оп-па! – Акушерка всплеснула руками. – Да тут еще один! Идет-идет… А ну-ка, милая, тужься! Тужься! Рано расслабляться!

Не понимая, что происходит, Люда следовала указаниям акушерки.

– Вот и молодец, еще чуть-чуть, ага-ага… вот! Да ты, мамочка, счастливица! Сыновья у тебя! Двое!

Люда плакала навзрыд, прижимая детей к себе. Такого счастья она не могла вообразить даже в самых смелых мечтах.

Ванька и Данька лежали рядом в люльке. Родные братья, похожие как две капли воды. Их сердца снова бились в унисон, они чувствовали друг друга. Правда, теперь в этом мире их ждали. Они были желанны и любимы и сами, едва появившись на свет, уже умели искренне и по-настоящему любить.

– Кем они станут в этот раз? – младший ангел, блаженно улыбаясь, стоял над кроваткой близнецов.

– Ваня будет батюшкой с большим приходом, – ответил старший ангел, распорядитель судеб. – А Даня станет директором детского дома.

– Им обоим нужно было прожить те жизни, ведь правда? – ангел с надеждой посмотрел на Старшего.

– Безусловно. Жизнь, в которой один из них начал самую страшную войну, а второй уничтожил целую династию, не могла пройти бесследно. Но в этой жизни они сделают много добрых дел и спасут множество жизней. Ведь теперь они точно научились чувствовать сердцем.

Электричка была переполнена. Как всегда, в это время люди ехали с работы. Я забилась в угол, поближе к окну, и смотрела на проносящиеся за окном пейзажи. Дома, здания, деревья, машины. Где-то там живут иначе. Другой жизнью. Ездят на собственном автомобиле, попивая обжигающий кофе в ярком картонном стаканчике. Переключают магнитолу, выбирая музыку по душе. Живут так, как хотят. Электричка резко затормозила, и подвыпивший грузный мужик завалился на меня.

– Пардоньте… – ухмыльнулся он, дыхнув на меня запахом дешевых сигарет и пива. Я поморщилась. Мне тридцать пять лет, и я живу не так, как хочу.