Я никогда не видел Ее в расцвете… Мы встречались в сумерках, когда солнце уходило за горизонт, а смешливый ранний месяц появлялся на небосводе. Иногда мы встречались утром, на ранней зорьке, в медово-красных лучах восхода. Я хотел остановить Ее, поговорить. Но Она все время ускользала. Растворялась в утренней дымке, ускользала туманным послевкусием. Я решил, что мне без нее не жить. Пасмурное небо сопереживало мне, проливаясь на землю пресными слезами. Тогда я пришел к Ее отцу – хмурый вечер был не рад мне.
– Она не для тебя, – сказал отец, и холодный осенний воздух наполнился горечью.
– Но как мне жить без Нее? – воскликнул я. – Все мои мысли лишь о том, как хотел бы я обнять Ее, прижать к себе и не отпускать никогда!
Листья зашелестели, опадая на землю. Порыв ледяного ветра заставил меня вздрогнуть.
– Ваше время никогда не наступит. Там, где она, не может быть тебя! А там, где правишь ты, ей нет места. Смирись с этим, так заведено.
Ее отец не оставил ни единого шанса. Внутри меня будто кончились силы. Я чувствовал Ее приближение, понимая, что должен уйти. Теперь Она – хозяйка. К осени приходит Ее время, долгое и тягучее. Томительное и пугающее. О, как бы я хотел разделить его с ней! Впиться в Ее сущность, опутать сетью, озарить светом изнутри, извне, вокруг… Как жить, осознавая, что мы никогда не будем вместе? Для чего все это?
Она близко. Я чувствую Ее, и будто невидимые силы уносят меня все дальше и дальше. Прошу вас! Кто бы вы ни были! Позвольте остаться, позвольте попрощаться с Ней…
Я страдал, и мир страдал вместе со мной. Я убывал, и все во мне переворачивалось. Я умирал, и Она готова была умереть вместе со мной. Она не могла помочь мне и лишь грустно смотрела, боясь подойти. Ведь будь она ближе, я растворился бы без остатка.
Я ушел. Не мог выносить больше Ее присутствие. Я затерялся среди гостеприимных звезд, готовых утешить меня, принять к себе. Я блуждал между песчинок мироздания, не зная покоя, пока одна яркая, ослепительно белая звезда не спросила меня:
– Ты и вправду так хочешь быть с ней?
– Это смысл моей жизни – обрести Ее, быть рядом… – я грустно усмехнулся. – Но это невозможно.
– Возможно… – прошелестела звезда. – Не навсегда, но на время…
Звезда вернула меня к жизни. Она рассказала, что существует место, где мы можем встречаться и быть единым целым несколько недель. Потом мы должны расстаться, но ровно через год, в это же время, мироздание снова подарит нам свидание. Окрыленный, я летел на встречу своей любимой.
Пронзительно тонкий, золотой шпиль Адмиралтейства сиял золотом, протыкая серо-синие облака. Я встретил Ее. Она ждала меня. Она была моей! Я растворился в ней без остатка, впитывая Ее каждой частичкой себя. Мы дышали друг другом и не могли надышаться, не веря происходящему…
– Я люблю тебя, Ночь… – шептал я, задыхаясь в ее объятиях.
– Я люблю тебя, День… – вторила она чуть слышно, покрывая меня поцелуями. Мы сплелись воедино, смешав все, что было в нас. Мы летели над городом и смеялись. И ветер обнимал нас, как старый друг, радуясь нашему единению.
– Мамочка! Смотри! Уже ночь, а так светло! – закричала откуда-то снизу маленькая девочка.
– Это белые ночи, малышка. Единственное время в году, когда День и Ночь могут быть вместе…
Ботинки для Золушки
– Мне одиноко без тебя… – женщина, вздохнув, встала со стула и, шаркая тапочками, направилась на кухню. Кот орал не переставая. На одной ноте. Кажется, это была нота «фа». Лизавета Сергеевна, покачала головой, глядя на вопящего пушистого вымогателя.
– Сколько же ты ешь, Юпитер?
Кот нежно и просяще потерся о ее ноги. Открыв холодильник, женщина достала начатый пакетик с кормом. Перейдя в «ре» второй октавы, кот бросился к миске. Лизавета усмехнулась. Хорошо быть котом. Всех дел – поесть да поспать.
Женщина погрустнела. Совсем недавно умер папа. Конечно, он был совсем стареньким, много болел. Последний месяц не вставал и все твердил с дивана: «Лизка-сосиска, не вешай нос, прорвемся!» Лизавета смеялась сквозь слезы. Прорываться было некуда: три инсульта подряд. Она приносила ему лекарства, делая вид, что они обязательно помогут. Он выпивал их, делая вид, что верит. Папа всегда так. Боялся обидеть, ненароком оскорбить чувства того, кто рядом. Маму Лиза не помнила. Она уехала за границу, оставив дочь на попечение мужа и свекрови. Дочь ее не винила. Мать была актрисой, небожителем. Красавицей из волшебных сказок. Зачем ей заурядная дочь и скучный муж? Это папа так говорил, что он скучный. А для Лизы веселей и находчивей человека было не сыскать.
– Лизка-сосиска, давай в карты играть научу? – сказал он ей лет в пять.
И научил. Да так, что она любого ловкача обыграть могла. Талант! Папа говорил, что у нее изящные пальцы – такими удобно тузов по рукавам прятать. Лизка смеялась. А потом папа отвел ее в музыкальную школу, там как раз шли выпускные экзамены. Лиза заглянула в актовый зал и пропала. Мальчик лет одиннадцати играл удивительную, чудесную мелодию. Играл так, что все в Лизиной душе переворачивалось.
Позже, уже будучи ученицей по классу фортепиано, Лиза узнала: ученик играл Бетховена. «К Элизе», так называлось произведение. Лиза мысленно убирала букву «Э», и получалось «к Лизе» Ей казалось, будто композитор написал эту музыку именно для нее. Только для нее.
Лиза росла и все четче осознавала, что некрасива. И как ни пытался папа ее переубедить, уверенность крепла в девочке с каждым днем. Одноклассники подливали масла в огонь. Женька, главный заводила и красавец в классе, дразнил ее Поросячьим Хвостом. Откуда он взял это прозвище, девочке было непонятно, но от этого еще больше обидно. Первая красавица класса Кира томно закатывала глаза и качала головой, глядя на скромно одетую Лиз, мол, куда ЭТОЙ до меня… Всем в классе девочка казалась серой мышкой, скучной и неинтересной. И, пожалуй, только папа видел в дочери умницу и красавицу.
– Ты, Лизка, глубокая личность! – на полном серьезе заявлял он, когда они шли из школы домой. Под ногами хрустел снег, все в школе готовились к встрече Нового года. В школьном театре ставили сценку из «Морозко». И Лизе так хотелось сыграть там. Ну хоть кого-нибудь. Конечно, не Настеньку, которую играла Кира, а хотя бы Бабу Ягу. Но учительница, распределяя роли, даже не вспомнила о Лизе.
– Да какая я личность! Меня же в упор никто не видит, – жаловалась Лиза папе.
– Кому надо, тот обязательно увидит. И вообще! Не вешать нос, Лизка-сосиска!
Лиза выросла и выбрала профессию преподавателя по фортепиано, потому что музыка была для нее всем. Ей казалось удивительным, что с помощью всего семи нот можно сказать так много. Можно заставить человека плакать, улыбаться, внутренне раскрываться и взлетать душой. Теперь она учила детей чувствовать музыку. Учила ровно ставить пальцы на клавиши, учила слушать и слышать, как отзывается инструмент. Лизе очень нравилась ее работа. Она искренне любила своих учеников. Пожалуй, кроме учеников, музыки и, конечно, папы, в ее жизни больше ничего и не было. А теперь нет и папы…
– Мяу! – ласково произнес Юпитер и прыгнул к хозяйке на колени.
– Ну конечно, есть еще и ты! Куда же без тебя, – Лизавета Сергеевна, грустно улыбнувшись, погладила пушистого друга.
Воспоминания разбередили душу, и тоска по единственному близкому человеку стала еще сильнее. Скоро Новый год, который они с папой всегда встречали его вместе. Весело накрывали на стол, пересматривая комедии Гайдая, и обязательно красиво наряжались. Папа настаивал, что в новый год надо вступать при полном параде. После похорон отца Лиза решила, что в этот раз встречать праздник не станет. Ну какое новогоднее настроение может быть, если папы больше нет? А потом… потом он ей приснился! Стоял в дверном проеме, почему-то одетый, будто только вернулся с улицы – в своей темной потертой дубленке и связанной Лизой серой шапке. Он ласково улыбался и шутливо грозил пальцем:
