– А вам что, не заплатили заранее? Те, кто заказывал транспорт? – интересуюсь со злостью. Только разборок с водителем мне не хватало.

– Мне никто ничего не заплатил! Оплата должна быть в конце поездки. Третий раз за месяц! Никакого уважения к чужому труду!

– Я думала, ты взял деньги, – смотрю на Барова.

– А я думал, поездка не входит в тот период «без денег – без телефонов».

– Мне не важно, что вы тут думали! Я бесплатно вас не повезу! Вы и так всю дорогу ругаетесь! У меня башка уже гудит от вашей сумасшедшей парочки. Мне проще высадить вас. Мошенники!

Оставляя нас задыхаться в облаке пыли, водитель срывается с места и стремительно удаляется из зоны видимости.

– Так почему ты не взяла деньги на такси? – сразу же набрасывается на меня Баров с насущным вопросом.

– Мы едем к твоему деду, позволь напомнить. Мне и в голову не пришло, что поездка не оплачена, – продолжаю бушевать, размашисто зашагав по трассе. – Есть такое понятие, как предоплата!

– Папа серьезно сказал, без денег, значит, с самого начала без денег. Куда ты прешь, Исаева? – Баров хватает меня за руку, резко поворачивая к себе. – Не в ту сторону идешь.

– Как не в ту? Мы ехали по этой дороге, – указываю в том направлении, куда усвистала машина нервного таксиста.

– Он проехал мимо нужного поворота. Почти довез до места, дальше надо было бы ехать по грунту, а не по асфальту.

Действительно, чуть справа виднеется поворот и извилистая неасфальтированная дорога.

– И долго нам шкандыбать? – со вздохом скольжу взглядом вдоль дорожки.

– Я сюда пешком не ходил, на машине вроде быстро, пошли.

– Лучше бы, конечно, на машине. Давай поймаем какую-нибудь попутку? За них вроде не надо платить. Ездят же как-то люди автостопом, – размышляю вслух, надеясь на лучшее.

– Проще будет пойти, а если покажется попутка, выпустим тебя на дорогу. Покажешь сиськи, любой водитель остановится, – ржет как конь.

– Баров, ты серьезно? – фыркнув, закатываю глаза. – Заканчивай с шуточками за триста.

– Исаева, ты забыла свою сумку.

Оглядываюсь и вижу, как моя пузатая сумка сиротливо стоит с краешка дороги.

– Ты что, не можешь помочь и понести ее?

– С чего бы? – складывает руки на груди и смотрит с вызовом.

Не могу подобрать аргументы. Раз он так решительно и отрицательно настроен, вряд ли прислушается хоть к одному. Но так и хочется треснуть по мордасам. В каждой ситуации идет наперекор. Ему ничего не стоит потащить и мою сумку вместе со своей, но мальчику же надо повыпендриваться!

– Ладно! Я и сама донесу.

– Не надо изображать из себя мученицу. Ты сама набрала столько вещей, – зудит под руку Баров, идя рядом, и я бы огрела его этой самой сумкой, но она, зараза, тяжелая.

Я же не подозревала, что придется ее самолично нести до пункта назначения. Бреду, пыхчу от злости и точно знаю, что надолго меня не хватит. Руку уже выкручивает боль, и я держусь только на упрямстве и силе воли. Рядом непринужденно идет Баров, засунув в рот травинку, вставив руки в карманы и вышагивая в своих модных джинсах и кепке.

– Любишь напоминать мне о моих косяках, да? – стиснув зубы, выговариваю ему. – Злорадствуешь…

– Не борщи, Исаева, воспринимай это как силовую тренировку, – и в ус не дует, хотя слышит, что я дышу как загнанная лошадь. Остановившись, бросаю сумку на землю и сажусь сверху.

– Дай воды, – тяну руку к нему, с вожделением глядя на бутылку в его ладони.

– Чего? Ты всё вылакаешь, мне ничего не останется.

– Баров! Ты мне воды пожалел? – Мое возмущение добралось до критической точки.

– Может, так ты хоть думать начнешь. Деньги не взяла, воды с собой не прихватила. Как ты вообще до своих лет дожила?

– Дай воды! – угрожающе надвигаюсь на него, устав терпеть издевки. Мне слишком жарко, и жутко хочется пить, я как иссохшее дерево, которому жизненно важна влага.

– Если бы ты хорошо попросила, дал бы, а ты, Исаева, только требуешь, – с издевкой говорит гаденыш и прямо на моих глазах допивает остатки воды.

Гляжу во все глаза и не могу поверить. Он сделал это намеренно! Вредитель! Гад! Это же прямое нарушение прав человека! И вот с этим нагибатором мне жить месяц? Да я его прикончу, стоит мне добраться до первого пригодного колюще-режущего предмета.

– У тебя в глазах жажда убийства, – как ни в чем не бывало сообщает Баров, даже не подозревая, как он близок от кончины. Сминает бутылку и запихивает ее в кармашек своей легкой сумки, закидывая ее на плечо и намереваясь идти дальше.

– Я предупреждаю один раз, Баров, – грожусь ему вслед, – еще раз такой трюк вытворишь, я тебя прикончу!

– Это вряд ли, – подмигивает он, – ты не сможешь спрятать мое тело. Я тяжелее сумки.

Задохнувшись от возмущения, я даже приобретаю новые силы. Адреналин шпарит по венам. Ух, я как чудо-женщина, всех побежу. Или победю. Я даже прохожу какое-то время быстро и без жалоб, но потом усталость наваливается с новой силой, дорога кажется бесконечной, а перед глазами начинают плыть круги. В общем, спустя минут двадцать к отваливающимся рукам добавляются ноги, которые не желают сгибаться.

– Долго еще…

– Сказал же, не знаю. Скажи спасибо, что дорога одна. Было бы ответвление, я бы вообще не знал, куда идти. А тут я просто знаю, что вперед.

– Какое облегчение! Баров, возьми хотя бы одну ручку, я не прошу нести всю сумку, но давай хотя бы вдвоем понесем? – Даже не знала, что способна на такой просящий тон, но я иначе просто не дойду до пункта назначения.

– Можешь же, когда хочешь, – с улыбкой заявляет он и подхватывает мою сумку как пушинку. От облегчения я готова танцевать, вот только думаю, что в итоге придется расплачиваться за свою слабость. Баров точно не спустит мне этот момент.

Не успеваю я развить мысль, как вдалеке слышу какой-то шум.

– Это что? – поворачиваюсь в ту сторону.

– Не знаю, кто-то едет, – жмет он плечами и вместе со мной устремляет взгляд назад.

Вскоре перед нами появляется громыхающая телега с впряженной в нее лошадью. Зубастое чудовище машет мордой и недовольно бьет копытами по земле. Приходится инстинктивно спрятаться за спину Барова.

– О, Сенька! А ты тут какими судьбами? – вопрошает мужик в тельняшке и в черной помятой кепке. Даже папироску отбрасывает на радостях.

– Дядь Ген, здорово, я к деду приехал, – улыбается ему Баров.

– А ты что, женился, али че? – заглядывает ему за плечо любопытный мужичок, потягивая на себя вожжи. – Тпру, родимая!

– Али че, дядь Ген, это моя невеста. Вероника.

– Красивая девка! Валька с Дунькой рыдать будут, когда узнают, – гогочет похлеще своей лошади, а меня отчего-то злит упоминание дочек этого дядьки. Они что, обе на Барова претендовали?! – Ну, раз породниться не выйдет, давайте хоть подвезу. Митрич обрадуется, ему помощь ой как нужна. Я ему тут везу как раз кой-чего, – кивает в сторону телеги, на которой стоят какие-то ящики. – Курей он купил Феньке вашему.

Баров закидывает сумку на телегу и сам ловко запрыгивает туда, подавая мне руку. С сомнением оценивая это мероприятие, я всё же погружаю свое усталое тело в телегу, морщась от запаха сена и сырости.

– Там правда курицы? – кошусь на ящики, накрытые тканью.

– Да, десяток мне, а десяток – ему, – рассказывает Геннадий, протягивая руку и волоча на себя кусок плотной ткани. – Пусть подышат родимые, перед смертушкой. Митрич точно на радостях двум бошки свернет, чтобы любимого внучка курятинкой побаловать!

Вероника

– Вот это хозяйство! – присвистнув, оцениваю представшую перед нами картину.

Слышу рядом смешок спрыгнувшего с телеги вслед за мной Барова.

– Что? – непонимающе оборачиваюсь на него.

Он стоит на широко расславленных ногах, засунув руки в карманы, лениво грызет травинку, со значением смотрит на свой пах.

– Рад, что ты оценила.

– Фу, пошляк! – морщусь и закатываю глаза. – Я же про усадьбу. Твоему деду тут нужна целая команда помощников.