– За братом сигала в реку?

– Нет. – пискнула она. – Не пойму, что деется.

– Что? – Олег не понял.

– Не знаю. Я бежала… они Родимовича унесли… а я…

– Уймись! – не вынося криков её, резанул Олег. – По порядку расскажи, что с тобой случилось?

– Ой, милые. А я тут вам принёс…

Олег глазами пробежал по старику и удивлённо задержался. Непонятно, что с ним было. Кожа будто бы в земле вся. Измазаны лицо и руки. Одет также странно. В седых волосах шишки застряли. Горбик на спине. Старик миску на стол с орехами поставил. Олег вопросил:

– Ты кто?

– Я, друже, Лесовитый. А тебя как нарекли матушка да батюшка?

– Я Олег. Сын Богдана, князь Сварога. Вхожу в род Чуров.

Алёна вдруг на князя вылупила очи.

– Ты… как же… – изрекла.

– Мне в Перун нужно вернуться. – глухо перебил Олег.

– Не пойму тебя я, друже. То ты князь Перуна, то Сварога, хотя и выше их быть невозможно. И разве не Чур твой прародитель?

– Да что ты, дед, несёшь?! – Олег терял терпенье. – Сварог – земля под властью рода Чурова, Перун его столица – град! Я оттуда!

– Это светлые владыки. – засмеялся Лесовитый, будто бы не замечавший дёрганье Олега. – О какой земле ты мне тут твердишь?

Олег дыханье задержал и глянул на Алёнку.

– Как же я в Перун попала? – меж тем уронила дева. Олег еле удержал в себе язвительные вопли. Красный от натуги, он выдохнул сквозь щель меж губ. Князь вернул взор к Лесовитому:

– Река, на берегу которой ты нас подобрал, теченьем унесла нас от столицы. Мне нужно к ней!

Улыбка незнакомца упала. Он лес оглядел.

– Мои владенья в этом месте. Тут тоже хорошо. Оставайтесь, милые.

– Не понимаешь, что ли? Я князь! Мне нужно воротится.

– Я не знаю, как ты попал сюда. Но, увы, отсюда вы уйти не сможете.

– Как не сможем? – Алёна спохватилась. – Я не могу остаться здесь. Мой брат…

Она запнулась. В глазах вновь проявились слёзы.

– Прости, Алёнушка, но я правду говорю. Мои владенья – этот лес. Он маленький, день туда и по деню в стороны, – руками Лесовитый замахал. – Далее мои собратья. Но бороться с ними иль в их владения пройти не по силу вам. Я ничем не помогу, роднушки, увы. Мне б за собственным леском уследить.

– Я не могу! Родимович!… – взвизгнула Алёна. И разразилась плачем.

Олег поморщился от крика. Но яд новый удержал.

– Отведи меня к границе владений твоих и других, – князь молвил. Вздохнул Лесовитый:

– Ты не выйдешь, милый…

Более не хотел князь попусту болтать.

– Отведи меня до краю.

В ожидании судьбы

Миролюба поднялась в постели и колени обняла. Легко упало покрывало с ложа у неё. Игривый настрой у княжны был. Она улыбалась.

В постельной её с сёстрами было просторней и светлее по сравнению с другими горницами в тереме. Зимой, в морозны дни даже хладно становилось. Печи хоть и жарили, но в Свароге дни снежные бывали круты да суровы, благо, что нечасто. Но сейчас-то весна в небе. Даже окна приоткрыты.

Феня вновь ушла учиться. Ранняя птаха она. Миролюбе б таку прыть и умок, как у сестры. Да не могла себя заставить столько читать и слушать мудрых. Была на год она младше Миролюбы, да взрослей. Часто Феня с сёстрами делилась новыми познаниями, те же с завистью боролись. Порою даже часть запомнить они не могли из речей сестры. У главы их рода – брата Пересвета – Феня любимицей была. Сколь мог, он проводил с ней время. Та ж с его детьми и женкой помогала часто, хоть и мало их любила. Миролюба не могла этого понять.

– Есть какая вещь, сестра, как почтение и благодарность. – Феня отвечала ей. С гордостью перс подымала и грозила им: – Ни для кого из вас столько брат не делает, сколи для меня. И не потому что он меньше любит вас, а потому что видит то, что я могу, и то питает.

В её речах звучал голос Пересвета. Не её эти слова, а явно вбитые ей в разум. И это утешало. Сварожечий владыка – братик Ярослав – в отличие от Пересвета, неприкрыто любил девок Чуровского рода. Баловал, как и отец когда-то тешил их. Пересвет не был таким. Много из сестер он беседовал лишь с Феней. От остальных был вдалеке. Но из слов всё той же Фени ничего не укрывалась от взора Пересвета. Всемогущий брат следил за всем и даже за самим Владыкой.

Но сегодня грустные раздумья Миролюба сбросила. В её яви вскоре произойдёт прекрасное. Покраснев, она запищала радостно и подскочила к сундуку с платьями своими.

– Иди умой лицо вначале. Что ты мечешься опять? – услыхала Миролюба, глас Ясинки. Хитро сощурила глаза вошедшая в двери сестра и скрестила на груди руки: – Авось плывущий к нам князёк будет с свиным рылом.

– Завидуй, Ясенька. Завидуй. – сестре Миролюба показала язычок. – Ведь сама всё знаешь. Не князёк, а отингир33. И он, как мне сказали, нравится многим девицам! Чернобровым его кличут. Был в бою, мир повидал. Я женою ему буду.

Ясеня губы сузила и к окну отвернулась. Видно, как сама сестрица раскраснелась за напускную строгостью.

Одевшись, Миролюба быстро подошла к зерцалу, гребень ухватила и принялась космы чесать, кинув те через плечо:

– Утешься, милая. И ты счастье своё сыщешь.

– Камус, видела, подрался? – перевела внезапно Ясеня разговор.

Воздушность Миролюбы мигом тяжестью поникла.

– Я всегда его боялась. Когда проходит рядом, мне кажется, что он сейчас меня ударит.

– Да с чего бы? – удивилась в ответ Ясенка. – Греза говорила, он ни разу не поднял руку на неё.

– Я не верю ей. Она его уж слишком любит, или же боится. Видела, как он её за руку схватил? Она же отмахнулась просто… а он так её…

– Но не побил же. Чего ты суетишься? – Ясенька запнулась и заметила с улыбкой: – Помнишь, как она-то припустила, когда к ней стражник подбежал – сообщил о драке?

– «Да что ж такое?» – вякнула и припустила к крепости. – Миролюба прыснула. – Да, то потешно было. Особенно лицо её.

– А кто это подрался с ним? Я не представляю, кто б на то осмелился?

– Я тоже не скумекаю. – призналась Миролюба. – Да коли разбирать, с кем дерётся Камус, если верить Грезе, дня мало одного. Он не человек.

– А вдруг и твой красавец не лучше будет? Камус тоже ведь нравится многим девицам и мир-то повидал, и в боях-то был… – вставила Ясенька и с испугом осеклась. – Ой, извини, родная.

В груди защемило у Миролюбы сильно. Видно, выдала себя, потому как Ясенька тут же всполошилась. Пытаясь успокоить Миролюбу, сестра делала лишь хуже. Пришлось притвориться, чтоб Ясенька утешалась.

Заутрок34 прошёл с сёстрами в лучах от солнца, что проникали в горницу. Окна отворили. Но из-за того, что Аделя с Надей были с ними, любое утро – как в тени. Опечалились сестрицы Чуровского рода. Все молчали, и кто бы ни пытался разговор начать, их Аделя обрывала. Спорить со старшей из сестёр опасно. Особенно сейчас.

Надя зрела в пустоту – будто не жива.

Миролюба ощущала всю тяжесть, что витала над вдовицами. Она уже и позабыла, что это за ноша. Пять годов назад на них рушились несчастья одно за другим. Батюшка погиб так резко. Никто не ожидал. Каким же он был бодрым! Таким добрым был. Его гибель потрясла не только Чуровых. Как скверно. Слёзы прожгли вдруг очи Миролюбы. Она сбросила из дум образ батюшки, но вдруг в памяти возник лежащий Пересвет. Как страшно в муках умирал от своей ужасной хвори. Как же было страшно и больно нестерпимо. Какое счастье, что он жив, только вот их Игорь… Не успел род даже порадоваться за Пересвета. Миролюба проглотила душащий её ком. Как же семья страдала. Что же с ним стряслось? Никто так и не смог с ясностью ответить. Игоря не хоронили. Пропал с супругой он бесследно.

Как ушли Аделя с Надей, дышать легче стало. Обменявшись фразами, княжны разбрелись каждая по делу. В эти ясные деньки братья позволяли не слишком много заниматься и даже гулять. Кто-то из княжон пошел с чадами играться. Миролюба ж села безмолвно на скамью крыльца.