Призрак Белые ночи за пыльным окном. Сумерки – время химер. Будто бы кто-то стучится в мой дом, Огромный, как Гулливер. Тихо стучится – и движется прочь, Чайки уносятся вслед. Я окунаюсь во влажную ночь. Взглядом рисую портрет: Вьется воздушно на фоне Луны Белый каскад парика. Это фонтаны – вознесены — Пенят собой облака. Тускло мерцает жемчужный камзол, Кружевом черным расшит. Это оград неподвижный узор Вдоль тротуара бежит. На треуголке – лиловый плюмаж, Вязь синеватой тесьмы… Это сирень распускает меланж В дымном узоре листвы. Бледные щеки, изогнута бровь, Кисть в серебристой парче. В жилах его – благородная кровь, Сумерки белых ночей. Это – его вековая земля, Нам здесь позволено жить. Пьем забытье из его хрусталя. Строим свои миражи. Сновидение Смотри, как больно — Горят ладони. В оврагах лунных Ты прячешь крылья. Бежишь по струнам — …Вы были, были… Луна и горы… Зовут предгорья… Залиты кровью Луга Наварры, Кричат вороны: …Элиза Барра… Бежать по крови — Не оглянуться! Забыть при беге Шамана танцы, Лицо из снега… …Вернись, останься… Упасть в соцветья. Услышать небо — Как гром грохочет — О, где вы? Где вы? Луга и руны, Луна и чары… …Элиза Барра… …Элиза Барра… Мэри В темных лужах асфальтовых прерий Отражалась большая луна. Я случайно зашел к милой Мэри, Чтоб согреться за чаркой вина. Я печально стоял у порога, И, закутавшись в клетчатый плед, Хозяйка смотрела так строго На следы моих мокрых штиблет. Я увидел большие ресницы, Пену кружев на нежной груди… Мэри тихо спросила: «Не спится? Слишком теплая ночь… Заходи». И за мною захлопнулись двери, И хозяйка, задвинув засов, Предложила: «Согреемся шерри?» И пробило 12 часов… Моя милая, милая Мэри, Голубой мотылек у огня… Ты свое слишком сладкое шерри, Пригубив, пролила на меня. Я сказал: «Ничего, все нормально…» Ощутив себя явным лжецом, Так как Мэри вздыхала печально, В мокрый галстук уткнувшись лицом. Под ладонью горячее тело Трепетало, как будто струна, А в окно тихой спальни смотрела И смеялась большая луна. Мир уснул, затуманенный влагой, И сражались со сном только мы, Покоряя друг друга отвагой В теплых сумерках этой зимы… Но рассвет постучался в окошко, Я увидел его у стекла… А под боком, свернувшись, как кошка, Мэри делала вид, что спала. Сумасшедшая, нежная Мэри! Она молча глядела в глаза… И было что-то в этой манере, Отчего я дрожал, как слеза. Словно стебли ползущих растений, Ее руки держали меня, И как плющ, обвивали колени. Было утро… Час нового дня. Я недолго стоял у порога, Так как Мэри, кутаясь в плед, Отчего-то дрожала немного… Я смотрел на следы от штиблет, На испорченный галстук, на двери, И – сквозь дым сигарет – на нее. Она плакала – бедная Мэри — А слезинки текли на белье… И я вышел, смущенный, как мальчик, Окунувшись в морозный туман… Чей-то крохотный солнечный зайчик Опустился в мой черный карман. Этот город асфальтовых прерий Наконец-то очнулся от сна. Я зайду еще как-нибудь к Мэри… И тогда вдруг наступит весна. Невыразимость Шестое чувство седьмого неба, Восьмое чудо девятого света… Как же сладко я ночью плакала!.. Это ты, мне родной по крови, Утешал меня взглядом ласковым, Усыплял меня тихим словом… Так бывает в часы безмолвия: Изливается дух на волю, Если сердце разбито молнией Неподвластного звукам горя, Если руки летят, зовущие, К серебристому свету Веги… Только ты мог прочесть беззвучие, Властелин темноты и снега. Хоть на миг погостить в бессмертии. Быть скиталицей слишком страшно. Я проснулась, а снег все вертится В круглом куполе черной башни. Песнь дракулы Отсюда, из башни высокой моей Я вижу – бегут облака. Я вижу внизу табуны лошадей, Ущелье, где вьется река… Я вижу в долине цыганский костер, Я вижу пастушьи стада. Вечерний туман опускается с гор, И церкви звонят в городах… И я устремляюсь к ущелью. Туда, Приникнуть к сырой глубине! Пусть травы свивают венки, чтоб отдать Холодной лиловой волне. Мне чудится шепот, дыхание в ней… И падает тихо слеза, Она солонее кровавых морей. А где-то грохочет гроза, И полночь-цыганка колдует в окне, Монистами капель звеня. Там небо чужбины рыдает по мне, Там сны воскрешают меня! Я – птица, пронзившая холод вершин, Я – рыба в расщелине скал, Я – хищник, бегущий в еловой глуши, Охотничий длинный кинжал, Я – эхо среди остывающих крыш, Я – ропот пугливых овец, Дыхание леса, летучая мышь, Биение спящих сердец. Легенда и тайна, и призрачный звон, На глади озерной круги… Я знаю, что вечность короче, чем сон. Мне жаль просыпаться другим. |
