«Как рассветом пеленали…» Как рассветом пеленали — Даль курлычную стреножить, Как закаты разливали В косогорах лунный свет!… Обернулись пылью дали, Видно, где-то недодали… И сажень несвежей кожи Тащит немощью скелет… Как пленяли-зазывали Подземелья древних башен, Как сверкали зазеркалья По аккордам и холстам!… Завернулись ржой медали — Не по тем дворам плясали… Разбежался хрустом кашель По зашторенным глазам… «Далекой звезды антрацитовый рай…» Далекой звезды антрацитовый рай. Похмелья саднящие звоны. Я вытолкал память из сердца – за край, Я выплевал смерти поклоны. Меж двух полюсов – беспросветная гладь. Бегонии, поручни, слухи. Мне здесь не впервой – умирая – сиять. Все рядом – и страхи, и духи… «Доверяясь первозданно…» Доверяясь первозданно Глаукомам февраля, Я шагал по старым ранам, Округляясь до нуля. Звоны в ми-минор елозя, Грел гортанно горечь дна. Бился абстинентно оземь, Ржой пятнел в вине вина. И не чуял, и не помнил — Как оно – когда свербит И в сердечной камнеломне Смехом напоказ торчит? Как оно – когда без Ноя, Без разлужья, без морщин, Без похмельного прибоя, Без натруженных личин?… Мысли пасмурно метеля, Я добрел в твою страну. И, застряв в зубах апреля, Выжал соки на весну… Марина Павлова Марина Павлова Поэт, сценарист, режиссер. Автор-создатель художественно-исторического проекта «Мария Стюарт: портрет королевы». Поэзия – это уникальная возможность вести откровенный диалог с собой, с читателем, со вселенной. И. Бродский в «Нобелевской лекции» говорил: «Существуют, как мы знаем, три метода познания: аналитический, интуитивный и метод, которым пользовались библейские пророки, – посредством откровения. Отличие поэзии от прочих форм литературы в том, что она пользуется сразу всеми тремя (тяготея преимущественно ко второму и к третьему), ибо все три даны в языке…» Откровение, составляющее основу подлинной поэзии, исключает возможность неискреннего высказывания. Поэт всегда говорит больше, чем хотел бы сказать. И эта откровенность откровения – то, ради чего я пишу стихи. «Хоронили балерину…» Вечерело. Пели вьюги. Хоронили Магдалину, Цирковую балерину. Н. Зубовский, А. Вертинский Хоронили балерину. Провожал ее весь город… С макияжем от Диора, В болеро от Валентино Уходила балерина… В свете розовых софитов Балерина умирала. Умирала – не играла! Меркли музы и хариты. Даже критик знаменитый Восхитился – браво, браво! Балерина оживала. Шум, овации из зала, В этот миг кипящей лавой Падал занавес кровавый. А в партере – клоун грустный Обнимал букет розалий, Глядя песьими глазами На высокое искусство… Розы – к сердцу, сердце – пусто… Так бывает в каждой сказке — Клоун любит балерину. Он расписывал картины, Не жалея свежей краски. Он урвать пытался ласки. Как собака, шел по следу, Норовил схватить за юбку… Уверял, что счастье хрупко — Обещал закликать беды, Пел куплеты про балеты. Он мечтал о балерине! Он хотел на ней жениться… …Так змея желает птицу. За малиновкой – в малину. Поводок казался длинным… Песья верность оборвалась. Он служил ей за подачку. Не дала! И вот он плачет, Дверью хлопает – дождалась! В дождь идет. Какая жалость… Все больны болезнью разной В этой вечной круговерти: Балерина – жаждой смерти, Клоун – тягою к прекрасным. Все усилия напрасны? Жизнь богата чудесами. Балерины – на подмостках Как цветы… сорвать их просто. Соберет букет розалий Клоун с песьими глазами. Петербургский вечер Тротуар, заплаканный сосульками… Месяц, как пуховое перо… Замерцал под солнечными струйками Сероглазый парадиз Петров. Словно после пьяного гуляния Город вспомнил свой вельможный чин. Бледные фасады нарумянены. Небо – синим шелком, без морщин. Далеко, за Невскою излучиной Солнечная баржа залегла. Парадиз все тянется измученно К северному призраку тепла. Трехсотлетие Санкт-Петербурга Волны серы, небо хмуро. Городские очертанья — Как старинная гравюра В окруженьи легких тканей — Петербург стоит жемчужный, Провожая час вечерний, А над ним – такой ненужный Разноцветный праздник черни. С плотно сжатыми устами Смотрит медный император Как кладет цветы на камень Медноликий губернатор, Как кричат и воют музы В нотах варварских мотивов, Тащат праздничные грузы Вдоль по Невской першпективе, Как идут полки Петровы — Не солдаты-гренадеры, А смотрящие сурово Куклы, двойники, актеры… Как гремит «виват» над градом, Осыпаясь грязной пеной На пастельные фасады… Так неспешно, так надменно Из туманной белой ложи, В кружевах тая усмешку, Петербург встает вельможно — Утонченный и нездешний, Переливчато-жемчужный, Провожающий вечерню… И под ним – такой ненужный Разноцветный праздник черни. |
