В предвкушении горячей ванны, праздничного обеда и горячей ночи я подошла к мосту в замок и приветливо помахала рукой троллям-сторожам, стоящим около ворот. Они помахали в ответ и стали поднимать ворота. Мечты о вкусном ужине подгоняли меня все быстрее, но тихий плач в высокой траве заставили меня остановиться.

Раздвигая траву руками, я пошла на звуки, которые доносились из-под моста. Дойдя практически до самой воды, я увидела большой камень, на котором стояла корзинка, плотно обвязанная веревкой.

– Аргус, – выругалась я, – кто-то решил утопить котят или щенят, но рука не поднялась? Почему здесь? Надеялись, что ректор сделает черное дело за них?

Я подняла корзину, она оказалась достаточно тяжелой. Хотела развязать веревку, но как представила, что, почуяв свободу, малыши разбегутся в разные стороны, решила не рисковать и сделать это на кухне у Бастиана. Там Зира сможет их накормить и пригреть, а Дарринг не узнает о том, что я подбираю бездомных животных. Я подхватила корзинку и поспешила в замок.

По коридорам замка бегали слуги с посудой и столовыми приборами в руках, накрывая ужин в гостиной. Стараясь не столкнуться со слугами, я пробралась на кухню. На кухне было жарко, дым клубами валил из кастрюль, в которых готовились разные блюда. Шеф-повар горой возвышался над всеми, раздавая приказы направо и налево.

– Бастиан, – тихо позвала я.

– Пташка пришла! Почему ты еще не готова? Дарр Мастерс придет, а его госпожа еще не одета! Зира! Зира! – крикнул он в глубину кухни.

В ту же секунду из дверей выскочила моя служанка, поспешно вытирая руки о фартук.

– А я-то думаю, где дарриса Крис. Переживаю за вас. И ваш Варфоломей, – она осторожно оглянулась, проверяя, не подслушивают ли, – столько советов надавал, как нам работать на кухне, хоть увольняйся.

– Он может, – кивнула я. – Но вы не слушайте, лучше вас с готовкой не справится никто. Уж точно не косоглазый ворон.

– Я все слышу, – на кухню влетел Варфоломей, промазал мимо стола и чуть не угодил в суп.

– Забери эту курицу! – Бастиан поймал его за хвост и всучил мне его головой вниз. – А то сварю.

– Потомственного фамильяра невозможно сварить в каком-то там супе! – обиделся ворон.

– Я тебя в особенном сварю! Будет вороний суп по-королевски.

Пока они пререкались, Зира протянула руку к корзинке.

– А что это ты принесла?

Я поставила корзину на стол.

– Вот, нашла около рва, прямо под мостом.

– Давай-ка посмотрим, кого нам айларово племя прислало, – Бастиан достал огромный нож и разом перерезал все веревки.

Всхлипывания разом прекратились. Четыре головы, включая воронью, склонились над корзинкой.

– Аргусовщина, – первым опомнился Бастиан, – кто же так пошутить решил?

Из корзины на нас смотрели два голубых глаза. Это были точно не котята. Две пухленькие ручки, две пухленькие ножки и курносый носик. В корзине лежала девочка годовалого возраста.

Я протянула руки и достала ребенка, завернутого в легкое одеяльце. Малышка смотрела большими голубыми глазами настороженно, будто проверяя, можно ли мне доверять. Она приняла решение, широко открыла рот и закричала. Я сморщилась. Детский плач – это уже выше моих сил.

– Зира, возьми, пожалуйста, – протянула я ей ребенка.

Горничная с радостью подхватила малышку, и та сразу замолчала.

– Удивительная сила голоса, – проговорил Бастиан, проверяя пальцем в ухе целостность перепонок.

– Ее нужно покормить и перепеленать, – спохватилась Зира. – Когда дети кричат, они либо голодные, либо мокрые.

– Я что-нибудь приготовлю, – быстро выкрикнула я, пытаясь ухватиться за менее неприятное занятие.

– На моей кухне готовлю я, – пробасил Бастиан, выдвигаясь к погребу. – сделаю малышке такую кашу, какую и короли не едали.

– Подержи, – Зира передала мне ребенка обратно, – я принесу полотенца и тряпки, которыми можно перепеленать.

Все разбежались, остались я, ребенок и Варфоломей. Ворон с интересом разглядывал ребенка, наклоняя голову то вправо, то влево.

– Меня одну волнует, чей это ребенок и откуда он появился? – спросила я.

– Я знаю, чей это ребенок.

Ответ ворона меня огорошил, а ребенка заинтересовал. Малышка с любопытством изучала птицу и тянула к нему ручки.

– И чей же?

– Твоего мужа.

Вот не ожидала, так не ожидала. Я чуть ребенка не уронила от такой новости.

– Это ребенок Дарринга, который указан в магических источниках?

Ворон кивнул, подошел к малышке и дал схватить себя за загривок.

– Хватка у нее крепкая, – пропищал он, зажмуривая глаза от боли.

Я посмотрела на ребенка снова. Теперь уже другими глазами. Вот как выглядит ребенок, который был рожден не мной. Ничего, я девочка большая, понимаю, откуда дети берутся. И мужчина, воспитывающий ребенка, меня бы не отпугнул. Только вот предупреждать о ребенке нужно заранее. До того, как вы ставите друг другу помолвочное клеймо с обещанием быть преданными друг другу.

– Вот подарочек-то будет моему будущему мужу, – вздохнула я. – И что теперь с тобой делать?

– Для начала разжать ее руку, – пропищал Варфоломей, который ужом крутился, пытаясь освободиться из захвата.

– Это и твой ребенок, – выдохнул ворон, когда получил свободу.

– Не мой, – я села на стул, посадила малышку себе на колени и начала качать на коленках.

– Магия говорит– это ребенок Мастерсов. А Мастерсы записаны как Дарринг и Кристина Мастерс.

– Ты не понимаешь? – крикнула я, но не очень громко, чтобы не напугать ребенка. – Это не мой ребенок. Я не беременела, не вынашивала, не рожала.

– И что? – ворон развел крылья в стороны. – Мы тоже не рожаем своих детей. Наши дети вылупляются из яиц вполне крепкими, родителям нужно только поставить их на ноги и научить летать.

– Я же не птица! Я не могу взять и сказать, что это мой ребенок.

– Почему?

Глупость ворона начала раздражать.

– Потому что у каждого есть мама и папа. И если мама – не я, значит где-то есть настоящая мать, которая и рожала, и вынашивала, и, – тут я сбилась, – зачала.

Варфоломей огляделся по сторонам.

– Что-то не вижу нигде этой самой матери. Матери не бросают детей на улице. А если ее нет – бери и говори, что это твой ребенок.

– Так нельзя. Да и кто сказал, что я хочу, чтобы это был мой ребенок.

Ворон неодобрительно посмотрел на меня и только покачал головой.

Вернулась Зира с высокой стопкой полотенец и простыней. Расстелила одеяло на столе и велела мне положить ребенка. Я послушно положила. Удивительно, но согревшись на руках, она больше не плакала.

– Сейчас мы тебя переоденем, будешь настоящей красоткой, – ворковала Зира, быстро снимая с малышки тряпки, в которые она была завернута. – Отнеси горничным, пусть постирают. Да и сама переоденься.

– Мне-то зачем? Я уже к горшку приучена.

Зира показала пальцем на подол платья. Посмотрела вниз и увидела большое мокрое пятно, расползшееся по всему платью. Тутже получила в руки такой же мокрый сверток. Пах он просто ужасно. Неужели я также пахну? Вся моя жизнь превращается в кошмар, которого я так боялась с самого детства.

Я шла по коридору в коморку к горничным, неся на вытянутой руке пахнущие пеленки, и вспоминала. Когда мне было шесть лет, к нам приехала жить мамина сестра, тетя Рая. С собой она привезла кулек, завернутый в одеяло и перевязанный синей лентой. День за днем я слышала непрекращающийся плач, видела тетю Раю, с мешками под глазами, засыпающую на ходу, вечно стоящую у плиты и варившую какую-то жуткую смесь, которой пропахла вся квартира. У меня болела голова от крика и запахов нестиранных пеленок свербило в носу, а аппетит пропадал, стоило мне увидеть жидкую размазню, которую тетя вливала в своего ребенка. Через месяц тетя уехала, исхудавшая, осунувшаяся, жалующаяся на свою жизнь. А я решила, что это удовольствие оттяну как можно дальше. И хоть в земном мире появились и подгузники, и быстрорастворимые смеси, я не спешила. А теперь в мире, где нет никаких удобств и технологий, я погрязла в мокрых пеленках.