Нашла о чем думать! Он пытается мой сосок отыскать сквозь поролон, а я о пальцах мужских размышляю! Какие бы идеальные они ни были, хозяин все равно полный придурок. Жаль, что сказать ему в лицо этого нельзя.

— Вчера мне хотелось извиниться, но теперь планы на тебя изменились. Выбирай: будешь моей личной шлюхой или работать на меня поломойкой…

Злата

— Тебе доставляет удовольствие унижать тех, кто слабее тебя? — на его «заманчивое» предложение даже отвечать не собиралась. Выбора как такового там не было. Макар пытался унизить меня, растоптать гордость в пыль, показать место, которого, на его взгляд, я заслуживала.

— Если бы я делал то, что доставляет мне удовольствие, ты бы сейчас хрипела подо мной и пыталась расцарапать лицо… в конце, возможно, расслабилась и даже кончила на моем члене, — для убедительности двинул тазом, чтобы я могла в полной мере ощутить, что он не шутит. К ярости добавилось смущение, но не то, от которого щеки горят, а другое, от которого не знаешь, куда деться, хочется исчезнуть или провалиться сквозь землю. Выпуклость в его штанах ощутимо давила на поясницу, я пыталась сползти пониже, чтобы разорвать контакт, когда услышала горячий шепот прямо в ухо: — Не верти задницей, пока я сам не решил за тебя, кем ты будешь.

— Никем, никем я для тебя не буду, — сжимая кулачки на столе, едва слышно, но при этом твердо произнесла я. В каждую букву старалась вложить всю ту ненависть, что сейчас к нему испытывала.

Ни один парень до сегодняшнего дня не позволял себе так со мной разговаривать: открыто, пошло, вызывающе. Оскорбляя каждым произнесенным словом. Кайсынов измывался, доводил, подавлял. Он не знал жалости. Игнорировал любое «нет».

— Будешь, рыжая, — уверенно, вызывая своим тоном дрожь в теле. — И пока у тебя есть выбор, но это только пока. Согласишься мыть полы у меня в квартире, пальцем не трону, а продолжишь и дальше морду от меня воротить, ляжешь сначала под меня…

— Ни под кого я не собираюсь ложиться, — прошипела и дернулась, вкладывая в рывок все оставшиеся силы, но легче было скалу с места сдвинуть. В этом гаде столько силы! — Оставь меня в покое, — я опасалась ему грубить, поэтому в голосе сквозила напускная вежливость.

— Не получится, рыжая. Теперь не получится. У тебя два дня, чтобы дать мне ответ, но не забывай, что в случае отказа я не буду таким добрым.

«Добрым? Да его все студенты боятся! Глаза в пол опускают, будто перед ними дон Корлеоне, восставший из мертвых!»

— Ты не знаешь значения этого слова, — я специально не обращалась к Макару по имени, чтобы исключить любую, даже самую мизерную, близость. Он чужак, враг, псих, от которого нужно держаться подальше.

Он не позволял уйти, молчал. В столовой повисла тишина, повара на кухне шуметь посудой боялись, замерли и ничего не делали, хотя я знала, что они там. Вот он – показатель власти и жесткости этого отморозка. Пообедать ребятам не дал, свои хотелки и капризы превыше всего. Я не собиралась больше с ним разговаривать. Будем молчать. Первой не сдамся.

— Иди, — сказал минуты через три, будто понял, что между нами необъявленная война. Только я не радовалась победе. Она казалась мне ничтожной, ведь впереди столько сражений…

Не оглядываясь, я покинула столовую. Тишина за спиной будоражила каждый нерв, тревожила, напрягала. Свернув в коридор, я привалилась к стене, чтобы успокоить дыхание. Нужно дойти до туалета и умыться холодной водой. Ловила на себе заинтересованные взгляды, которые неимоверно раздражали.

«Оказывается, так мало нужно, чтобы стать «звездой» университета», — скептически подумала я.

Марфа, наверное, ждет у аудитории. Это хорошо, потому что мне нужно время, чтобы прийти в себя и придумать объяснение. Она не отстанет, а пересказывать все гадости, что наговорил мне Кайсынов, я не собиралась. Подруга заведет разговор о посвящении, а я еще больше разозлюсь. До начала новой пары было еще шесть минут. Мне хватит двух, чтобы дойти до нужного коридора, остальное время решила переждать в уборной. Не самое приятное место, но здесь было очень чисто. Курить в туалетах не разрешалось, для этого были специально отведенные помещения на каждом этаже. Вспомнила Макара, которому закон не писан, и в душе вновь все всколыхнулось.

В уборной никого не было. Умывшись и промокнув лицо салфеткой, достала телефон. Теперь можно и включить. Как я и думала, куча звонков и несколько сообщений, которые я удалила, не читая, вместе с чатом, а номер телефона кинула в черный список. Мне неинтересно, что этот псих хотел мне сказать. Даже как-то легче на душе стало.

Ровно за две минуты до звонка покинула уборную, игнорируя чужое внимание, уверенной походкой двигалась к цели – нужной мне аудитории. Пусть смотрят и шепчутся, если больше заняться нечем. Через несколько дней новость приестся, и они зацепятся за что-то другое.

— Рыжая, привет, — дорогу мне перерезал высокий парень, явно старшекурсник. Отвечать ему не хотелось. Дерзкий взгляд нагло скользил по мне, задерживаясь на груди, ногах. Ухмылка на лице не располагала к душевным беседам с этим типом. Мажор – к бабке не ходи.

— Я могу пройти? — игнорируя приветствие.

— Слышал, тебя Кайсынов хочет поиметь? — громко. Я оглянулась, чтобы понять, насколько все плохо. Рядом никого не было. Еще один отморозок, от которого все бегут врассыпную?

— Я такими сведениями не располагаю. Извини, на лекцию опаздываю, — попыталась его обойти. Не нравился он мне.

— Я могу помочь. Реально помочь. Он к тебе не подойдет…

Злата

Три дня относительного спокойствия, если не считать семинар у Меленчука. Но даже там все прошло относительно спокойно. Игорь Андреевич не заваливал меня при очередном испытании, к моему удивлению, на защиту встал Славка. Однокурсник видел сцену в столовой, теперь мне казалось, что он меня жалеет. Во время семинара Славка демонстративно вытащил телефон и начал снимать на камеру мое очередное выступление у доски.

— Сахаров, вы вообще страх потеряли? — от злости жуя губы, обратился к однокурснику Игорь Андреевич, заметив в руках парня телефон.

— А что такого? Правилами ВУЗа не запрещено вести видеосъемку во время занятий, — Славка вообще наглый, а сейчас еще так наигранно выгибал брови, что Меленчука от злости перекосило, но, в отличие от меня, мажору он ничего не сделает. — Все достижения ВУЗа выкладываются в открытый доступ. Алаева у нас гордость курса, лучшая студентка, пример для подражания, выложу запись с ее выступлением на ютуб, пусть неучи просвещаются, — продолжил царапать нервы преподавателю. В душе я была благодарна Славке за поддержку, но понимала, что эта выходка аукнется мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А с чего вы взяли, Сахаров, что Алаева лучшая студентка? — нервно дергая верхней губой, взвился преподаватель.

— Так ведь только лучших на каждой паре к трибуне вызывают, или я что-то не так понимаю? — Славка хлопал глазами, будто действительно не понимал. Он жестко стебал преподавателя, а тот ничего сделать не мог.

— Сахаров, может, тогда вы выйдете и ответите? — гаденько процедил сквозь зубы. Мне стало неловко, ведь Славка не самый примерный студент, а сейчас он из-за меня подставится.

— Когда подготовлюсь, обязательно выйду, отвечу, — твердо ответил он.

— Я ставлю вам «неуд», — решительно направился Меленчук к столу, где стоял компьютер с открытой вкладкой электронного журнала.

— Так у меня освобождение, можете в деканате уточнить, почему я имею законное право не посещать занятия и не готовиться, — в голосе однокурсника сквозило превосходство. Теперь он дерзко демонстрировал свою мажорскую природу.

— Уточню, уточню, — Меленчук неловко плюхнулся за стол.

Я слышала, что Славка к каким-то соревнованиям готовится по плаванию, будет наш ВУЗ представлять на региональном чемпионате. Наверное, получил в деканате освобождение. Он практически не бывает на первых парах, проводит время за утренней тренировкой.