Он осторожно останавливает меня, уже вошедшую в раж, отстраняет от своего органа. Встает. Поднимает меня с пола, и, выкинув уже ни к черту не годные бумаги, кладет меня грудью на поверхность. Перед моими глазами оказываются матерные письмена, что я сама вырезала пару часов назад. Моя попа беззащитно торчит кверху, а мне страшно до ужаса, и сладко до невозможности в предвкушении самого главного блюда!

Сулейман гладит, ласкает мои булочки. Его пальцы каждый раз срываются в лепестки, набирают немного смазки и размазывают ее по клитору и складочкам. Меня это немного расслабляет, ну и дарит неземное блаженство, конечно же!

Вскоре я расслабляюсь на столько, что мое колечко перестает сжиматься, будто находится под прессом. Его незамедлительно касается нечто мокрое, и очень скользкое! Смазка! Обильная, густая и очень скользящая! Я даже не замечаю, как в колечко по смазке соскальзывает первый палец мужчины! Вообще не больно! Ни грамма! Наверно у этой смазки специальный состав, чтобы не повредить нежную кожу в таком месте. За первым пальцем проскальзывает и второй. Сулейман продолжает нежно разрабатывать эти «копи», постепенно вводя и третий свой палец. Я вся замираю на столе, отдавшись странному приятному чувству в своем запретном отверстии.

Затем все резко прекращается. Сулейман вытаскивает пальцы, а моя попочка инстинктивно тянется за ними, чтобы вернуть, заполнить тут пустоту, что зудит и требует еще большей наполненности.

— Сейчас, девочка, сейчас! — хрипло сообщает Сулейман.

К моему колечку приставляется нечто огромное, горячее и очень обильно смазанное! Это — оно! — Понимаю я, и стараюсь максимально расслабить свои мышцы, чтобы впустить огромную головку.

Давление усиливается. Стеночки растягиваются, принимая этого гиганта в свои жаркие объятия!

Мы стонем оба. И нас совершенно не волнует, слышит ли это кто-то из сотрудников миллиардера, или нет!

Мне вообще не до мыслей! Меня переполняют такие эмоции и удовольствие, что я не в силах соображать, а уж бояться чего-то там и подавно!

Наконец, Сулейман полностью во мне! Я чувствую в себе переполненность, и боюсь вздохнуть, но меж тем, каждое неосторожное малейшее движение приносит мне довольствие!

— Как ты, Няш? — хрипло интересуется Сулейман, который замер во мне, видимо боясь двинуться и причинить тем самым боль.

— Х… хорошо… — еле как выдыхаю я.

Сулейман начинает плавные поступательные движения, я же вся замираю на этом столе, полностью сосредоточившись на своих ощущениях внизу живота. Это чистый несравнимый ни с чем кайф! Сулейман постепенно убыстряется, и я понимаю, что умру от этого наслаждения в конце-концов, потому что просто не выдержу этого!

И тут Сулейман снова удивляет меня! Я чувствую, как дергается моя горошина, от того, что она нашел ее пальцами и принялся ласкать, таким образом стимулируя меня вдвойне!

Мне остается только, вцепившись в столешницу глухо стонать под напором двойного удовольствия! На долго меня не хватает! Я ожидаемо взрываюсь! А потом еще и еще! Множественный оргазм! Я о таком лишь в книжках категории «восемнадцать плюс» читала, а теперь вот пожалуйста! Сколько раз меня подкидывает к небесам? Три-четыре-пять… я уже сбиваюсь со счета! Последний оргазм уносит меня куда-то в кому… я просто отрубаюсь от всего происходящего. Лишь на грани сознания чувствую, как мощная струя семени орошает мою поясницу и булочки, чувствую, как Сулейман берет меня на руки, и обходя горы погрома стороной, несет меня в ванную комнату, где нежно обмывает теплой водой из-под душа.

— Няш… Нина, ты в порядке? — несильно бьет меня по щеке, чтобы я очнулась. — Да, Няша, блин! К доктору тебя отвезти? Что с тобой?!

Я еле разлепляю тяжелые ресницы и совершенно счастливо смотрю на самого прекрасного мужчину на земле.

— Я… люблю тебя, Сулейман…

— Что?! — рычит ошарашенно мужчина. — Что ты сказала?! Повтори!!!

Дура! Какая же я полная идиотка!!! Ну зачем призналась ему в любви?! Разве он достоин этого? Да нет, конечно! И так странно среагировал на мои признания. Стал замкнутым и отстраненным.

Мне такого отношения тоже не нужно. Я не Кошмара, чтобы бегать за ним, требуя внимания и раскрывать свои булочки по первом его зову!

Несколько дней уходит у меня на подготовку к побегу. Пока эта дура Кошмара, делает вид, что она — главная жена в его пент-хаусе, я спокойно ухожу с Миу-шей на рынки и в торговые центры.

Сулейман так и не отобрал у меня золотой карты, а посему я могу подготовиться довольно хорошо, и финансы на побег у меня тоже имеются. Но! Все траты приходят ему в виде отчетов смсками, а значит, надо действовать более изощренно.

Мне приходится идти на хитрость. Я покупаю супер-дорогую шубку для дочери, расплачиваюсь безналом, и тут же возвращаю вещь назад. Деньги мне возвращают наличкой. Сулейман не видит этой операции, а также ему и в голову не придет пересчитывать шубки и пальтишки нашей принцессы.

Ничего, доченька, — успокаиваю я и себя, и младенца в животе, этого нам вполне хватит на первое время. А там дальше посмотрим — у меня в руках профессия. Причем такая, всегда востребованная и высокооплачиваемая! Парикмахер нужен всем и каждому, а значит без куска хлеба с маслом мы с тобой не останемся!

Такого папку как Сулейман нам не надо, без него вывезем, без него сдюжим!

С таким настроением, налегке, просто нацепив сумочку с паспортом и документами, я сообщаю Миу-ше, что иду в туалет в торговом центре, и даю из этого туалета ноги, через черный выход для персонала галереи.

Прости меня, дорогая Миу-ша! Ты единственная, кто приняла меня в этом доме как родную, ты и девочки, Ким с Андрэа помогали мне во всем. Но твой хозяин — это дьявол во плоти. С ним я не смогу остаться, даже ради тебя. Мне очень жаль, что он наорет и возможно уволит тебя, но я ничего не могу поделать. Я не могу поступить иначе…

Щедро плачу таксисту наличкой, чтобы вез меня не по заказанному адресу, выкидываю сим-карту из окна, и еду домой к маме… в богом забытую деревеньку!

— Горе-то какое, Ни-и-инка!!! — ревет мамочка белугой, обнимая меня и целуя куда придется.

До этого она конечно погоняла меня поганой метлой по избе, потому что узрела мой живот.

Материлась конечно жутко, а потом, потеряв весь запал принялась шмыгать носом и подвывать.

— Как же мы теперь будем, Нинка! Чего же ты в подоле принесла, кошка ты драная, похотливая!!! Я же говорила тетке следить за тобой!!!

— Мам, ну не переживай, я уже взрослая женщина, я заработаю денег на все. Нам хватит.

— Заработаешь!!! — всхлипывает мамочка, — вон уже заработала! Звездой так работала, что теперь рожать скоро!!! Кто там хоть у тебя?! Пацан? Али девка?

— Девочка у меня, мамуль, внучка у тебя будет…

— Ах ты господи, снова девка, да что ж за проклятье-то какое!?

— Почему проклятье, мам? — удивляюсь я. — Девочки, это же хорошо! Помощницы…

— Прошмандовки! — горько сморкается мамочка в платок. — И ее обрюхатит мудак какой, и она в подоле принесе-е-ет…

Пока несет только мою мамулечку. Нет, она не алкашка, и не сумасшедшая, просто очень эмоциональная и жизнь у ней тяжёлая. Поэтому выдает не совсем адекватную реакцию, но потом, когда отойдет, переварит и свыкнется с этой новостью, сама же будет мне сырники на завтрак жарить, чтобы доченьку мою свежим творогом кормить.

— Пойдем, мамуль, я нам сейчас обеим чай с мятой заварю, чтобы успокоиться.

Я помогаю мамочке приподняться, и мы обе заходим из веранды в дом.

Здесь все так же убого, как несколько лет назад, когда я уезжала из родного гнездышка в большой город. Убого, но чистенько. Мамуля никогда не допускает грязи разрастаться в доме. Все протерто, выстирано и выглажено, будто мама знала, что я вернусь именно сегодня.

Вечером пьем чай с сырниками. Да уж, мамочка очень предсказуема. За окном темнеет, за покосившимся забором никого — и пыль дороги не вьется над ней — нет причины, ведь народу почти в поселке не осталось. Надеюсь, Сулейман меня здесь не найдет. Я рожу в тишине и спокойствии, спрячу малышку тут, чтобы не отобрал и уеду в Питер! Почему нет? Ведь тоже по сути огромный город, и салонов красоты в нем хоть отбавляй!