Но пока рано радоваться. У меня еще два контрольных теста. Нужно замочить и их, чтобы быть стопроцентно уверенной в своей удаче!

Иду на работу в офис, точно пыльным мешком пришибленная. Иду и лыблюсь на тучки, на проглядывающее сквозь них солнышко… Ведь у меня получилось!!! Все три теста показали ДВЕ ПОЛОСКИ, правда разной степени интенсивности, но показали же!

Я — беременна! Не передать словами, в каком волшебном состоянии я сейчас нахожусь! Даже краски вокруг словно ярче, насыщеннее! Звуки объёмнее, ароматы сочнее. Даже вчерашнее происшествие с козлами, кажется мне сейчас досадным недоразумением, не более.

Я невольно порываюсь погладить, приобнять свой еще плоский животик! Ведь я уже безмерно люблю ту крошечку, что уже завелась в моей матке.

Ох, но нужно держать все в тайне! Не хочу, чтобы хоть кто-то в офисе догадался о моем положении, тем более, связал мою беременность и Сулеймана воедино. Вообще, по-хорошему, надо бы оттуда уволиться. Вот отдам деньги миллиардеру и уйду… А с другой стороны, в моем положении лучше бы пока уволиться из салона: вся эта химия, краски, лаки, пены, прочие укладывающие средства здоровья моей кровиночке не принесут. А вот в офисе, тоже химии предостаточно, но все же не целый день я этим всем дышу. Социальный пакет тоже, хороший, стаж, декретные мне дадут приличные… короче в офисе тоже не плохо бы доработать до декрета…

Но только как мне мыть полы и туалеты в компании, ребенка владельца которой я сейчас вынашиваю?! Так, стоп. Вынашиваю я СВОЕГО и только СВОЕГО ребенка! И ничьего более. Сулейман — лишь донор спермы. Он никакой ни отец. А значит, мыть полы, мне никто не запретит.

Все утро Сулейман занят. Я никак не могу улучшить момент, чтобы подойти к нему и вернуть деньги. Да и сама кручусь пчелкой — то коридор мою, то туалеты, то кабинеты кое-какие освежаю.

Застаю его в коридоре. Выжимаю тряпку, а он идет ко мне на встречу. Откровенно разглядывает меня в темно-синих униформенных брючках. Прищуривает глаза, усмехается. Молчит. Тут он — большой босс. Глава целой огроменной компании, а я — вша без палочки. И как так получилось, что его пальцы оказались вчера во мне, я хз, как говорится…

Проходит мимо молча. Но я-то деньги ему должна вернуть.

— Сулейман Каримович! — окрикиваю его, шествующего мимо.

Он застывает, оборачивается. С интересом разглядывает теперь мою форменную футболочку.

— Я… хотела поговорить с вами. — краснею я. — Можно я зайду позже?

Сулейман еще раз внимательно осматривает меня, будто пытается порвать на мне одежду своим острым взглядом.

— Сейчас зайди, раз так хочешь!

СУЛЕЙМАН

Ночью не спал. Дрочил. Как последний прыщавый юнец самоудовлетворялся в своем шикарном джакузи! Потому что охренеть как сильно завелся от Няшки! Удовлетворился даже не с первого захода. Раза три-четыре передернул, пока, наконец, меня попустило. Надо же! Давно так от бабы не кайфовал!

После «забега» в ванной хоть немного смог поработать, а там рассвет и дорогой офис. Дел у меня всегда дохренищи. Так что занимал себя до самого обеда. Почти забыл про нежную девичью плоть на своих пальцах, а потом как увидел ее прекрасную аппетитную попку в коридоре, так все полетело к чертям! Все же хорошую форму я для клинеров закупил. Как будто специально стоит и манит меня жопкой своей кругленькой.

Специально, на самом деле. Вон как охота ей со мной уединиться! Аж разрешения спрашивает. Ну я разрешаю. Видать понравились ей мои пальцы умелые.

Как истинный джентльмен, и просто воспитанный мужчина пропускаю ее вперед. Борюсь с желанием зажать покрепче в проеме, и все же пересиливаю себя. Все-таки я — солидный взрослый мужчина, глава большой корпорации, а она — уборщица. Да и похер.

— Сулейман Каримович, — Няшка прячет глаза и лезет в карман.

Достает оттуда стопку стодолларовых купюр. Вчерашние что ли? Зачем притащила их только? Мало дал? Ну и аппетиты у нынешних уборщиц, я вам скажу!

— Вы. Забыли. Деньги. — тихо роняет купюры Няшка на стол.

— Что?! — ошарашенно смотрю на чудо-дурочку. — Не забывал. Специально оставил.

— А зачем? — Еще более испуганно интересуется чудо.

— Ну… так принято. — пожимаю плечами.

— В смысле… вы мне за девственность заплатили?!

— Слушай, Няшка! — устало тру переносицу. — Забирай бабки и не еби мне мозг! Ясно?! — рявкаю последнее слово, а девочка вздрагивает, но не тянется прибрать купюры, а наоборот, бочком-бочком направляется к выходу.

— Нет. Я не продаю девственность. Поэтому вы не можете за нее платить.

Смотрю на это недоразумение во все глаза. Блядь! Эта шмакодявка мне еще будет указывать, что продается, а что нет?! Серьезно? А ты не охерела ли, малая?!

— Возьми деньги и уматывай! — рычу на весь кабинет.

Няшка все так же продолжает маневр в сторону двери. Сбежать значит хочешь, от дяди Сулеймана?! Э, не выйдет! От меня еще ни одна дичь просто так не сбегала.

В один шаг настигаю ее, ловлю, и властно притягиваю к себе. Она лишь тихо вздрагивает мне в грудь, рвано дыша, и ее сердце колотится как оголтелое.

Ноздрями втягиваю ее обалденный запах с волос. Беру ее за подбородок и тяну лицо вверх, на меня. Вот так! Глаза в глаза! Как же она напугана! И она обалдеть какая желанная в эту минуту. Я впиваюсь в ее губы, точно тысячелетний вампир, живший веками без крови. Я беру ее рот во вражеский захват! Атакую, пленю его и сам становлюсь пленником, нежданно-негаданно. Её пленником.

Рывком подхватываю ее под попу, вынуждая обвить мои бедра ногами. Черт! Я так возбужден, что сейчас мои брюки попросту лопнут! Она прижимается ко мне своей горячей промежностью, а я окончательно теряю контроль.

Сметаю все бумаги со стола одним махом и усаживаю ее. Коленом развожу ее бедра. Черт, брюки! Их просто так не снять. Вот тебе и униформа! Надо платья всем уборщицам выдать! Да покороче! Завтра же издам такой приказ, ну а пока:

— Привстань! — не говорю, а рычу! Потому что дикий голодный зверь сейчас, а не цивилизованный мужчина.

Няшкино присутствие обнажает во мне все мое дикое природное хищное естество, потому что только с ней меня тянет быть искренним, таким, какой я есть на самом деле!

Я обхватываю ее бедра, и стягиваю форменные брючки. Но от моего нетерпения они рвутся! Да и похрен! Няшка потом новую униформу получит.

Трусики! Нет, не с щенятами в этот раз. А жаль… я уже с этой девчонкой совсем извращенцем стал! Простые белые хлопковые трусики! И розовая нежная девичья плоть, скрывающаяся за ними. Я жадно смотрю на последний оплот, скрывающий от меня дорожку в райские сады, а потом срываю и его!

— Черт! — я окончательно теряю контроль.

— Что вы делаете?! — в ужасе стонет Нина.

— Ноги! — командую я. — Разведи по шире!

Ну и держись покрепче, малышка!

СУЛЕЙМАН

Какая же она красивая! Во всех местах! Особенно там! Аккуратные лепестки, свежие и без единого волоска. Шугаринг небось делает, или как это у них у баб называется. Лепестки ее розы немного приоткрыты, так что виднеется горошина самого сокровенного, жемчужины женского организма, и малые губки, влажные и темно-розовые.

Опускаюсь к ее бедрам и жадно приникаю к тому, что находится меж них.

Я мало кого из женщин ласкал подобным образом. Не по-мужски это как-то. Предпочитаю, чтобы минет делали мне, и по чаще! Но сегодня Няшке очень повезло. Я не соображаю, что делаю, полностью отдавшись инстинкту. Я ласкаю лепестки и горошину языком, целую ее там, дышу этим невероятным возбуждающим запахом.

Няшка постанывает иногда, когда я увлекаюсь своим делом и прикусываю ее в средоточье нервных окончаний. Хочу войти в нее целиком и полностью, и биться в ней до упора, вколачиваться как отбойный молоток! Но прекрасно помню, что в моей девушке сейчас побывали лишь пальцы, и что она совершенно не готова к чему-то большему. Возможно, через пару дней, когда у нее там все заживет, я осуществлю задуманное.