Кстати, сам Ямпольский с тех пор, как нарвался на кулак Дениса, стал себя вести гораздо спокойнее. Перестал отпускать язвительные шуточки по поводу и без, перестал называть его «деревней», да и вообще как будто перестал замечать. Но при этом почему-то повадился таскаться с Денисом на перекур. Тот в душе не ебал, зачем. Все равно они там не разговаривали. Либо вдвоем молча дымили, смотря в разные стороны, либо (что было чаще) за ними увязывался кто-то еще, и Ямпольский привычно выступал в роли весельчака и балагура, рассказывая в лицах очередную киношную байку.

Так было и в этот раз. Ямпольский, держа в одной руке сигарету и активно размахивая другой, вещал:

– …во втором сезоне у нас Матвеев снимался в одном эпизоде, а гримерша была новенькая. Молоденькая такая девчонка. И она так разволновалась, что перепутала средство для седины с клеем ПВА.

– О боже! – округлила глаза Оля.

– Представь, да? Матвееву пришлось несколько часов мыть голову – клей вообще не хотел отмываться!..

Народ посмеялся и поужасался, представляя себе реакцию известного актера, и засобирался на репетицию.

– Идешь? – небрежно спросил Ямпольский у Дениса. Хоть они и не разговаривали, пока курили, но приходили и уходили почему-то вместе. Вернее, Ямпольский старался, чтобы так было. Хуй пойми зачем.

– Нет, я еще не докурил.

– Ты же две уже выкурил.

– И третью еще выкурю, – разозлился Денис. – Тебя ебет что ли?

Ямпольский вздернул бровь, посмотрел на него с видом аристократа, утомленного тупостью своего слуги, и ушел. А Денис и правда достал третью, надо же было как-то успокоиться перед репетицией. Он затянулся, почти не ощущая вкуса, и мрачно выдохнул дым. Настроение было ниже нуля. А все почему? Потому что сейчас будет постановка общего танца на балу, а Денис мало что ненавидел так же сильно, как хореографию.

Нет, он не был бревном. И двигался в целом хорошо, но была одна большая проблема: насколько легко он запоминал текст, настолько же тяжело ему давалось запоминание движений. Тут Денис был чисто золотая рыбка: сделал и тут же забыл, как это делал. Выход он нашел еще в институте – снимал последовательность движений на телефон, а потом заучивал ее дома до посинения. Но тем не менее позора первой репетиции по постановке танца это не отменяло.

Денис тоскливо вздохнул, забычковал сигарету и нехотя направился в репетиционный зал. Нужно было как-то смириться с тем, что на ближайшие три часа (а то и больше, если Зураб, их хореограф, разойдется) его самооценка окажется в жопе. Учитывая, что рядом будет тусить Ямпольский, который вроде как в танцах хорош, все это вообще нихуя не радовало.

Так. Еще раз.

Денис привалился к стене, прижав пальцы к ноющему лбу, и устало зажмурился. Несколько секунд, и надо продолжать.

Он проморгался и снова уставился на видеозапись танца на балу. Последняя версия – лучшая из всего, что смог вчера сотворить с ними Зураб. Лучшая еще и потому, что на ней танцевал Ямпольский. Легкий, гибкий, пружинистый. На маленьком экране телефона он выгибал спину каким-то немыслимым образом – именно так, как хотел Зураб, – а еще делал эти странные шаги, держал кисти под правильным углом и красиво склонялся в церемониальном поклоне. А когда музыка менялась со старинного менуэта на жаркую латину, он подхватывал Олю, ловко крутил бедрами и переступал ногами так, будто это, блядь, было самой легкой вещью на свете. Сука.

Мудак и гандон.

Если бы не он, Зураб по-любому бы упростил танец. Он всегда так делал: вначале придумывал что-то невозможно гениальное своей хореографически двинутой башкой, потом показывал это актерам, мучился, переставлял их как куколок туда-сюда, гнул им руки и ноги, оставался недоволен, бегал с бешено выпученными глазами и криками «нет, эти коряги никогда так не станцуют!», затем срывался и уходил курить. Потом обычно возвращался странно расслабленный и делал все намного проще – так, как могут сыграть простые смертные, у которых хореография была только в институте, причем далеко не основным предметом.

А блядский Ямпольский вчера сломал им всю схему. Он реально сделал все, что показывал Зураб. Охренели все, включая Зураба. И теперь тот, конечно, требовал этого же и от Дениса. А Денис даже половины движений вчера не запомнил.

И сейчас уже два часа мучается, а прогресса ни на муравьиный хуй.

Сколько уже? Десять вечера? Ну час еще можно потусить в зале, а потом будут выгонять и закрывать здание. Можно было бы и дома, конечно, репетировать, но там места нет. А надо ведь учить все эти шаги, надо же запоминать рисунок танца… Хуянца, блин.

Денис еще раз отсмотрел запись, потом включил ее сначала и вышел на середину зала. Шаг, шаг, поворот, рука. Шаг, поворот, поклон – замерли. Раз, два, три – выпад на колено. Рука, голова, замерли – и вот тут типа Оля подходит. И начинается самое интересное.

Денис когда-то уже танцевал латину – и в институте, и в одной из комедий-однодневок, которые в театре ставили чисто ради бабла – но там было все проще. А здесь был слишком быстрый ритм, за которым Денис еле успевал, попутно забывая все движения. Пам-пам-пам – голова, пам-пам-пам – разворот и еще что-то, пам-пабам – Оля запрыгнула на бедро…

– Воображаемая партнерша? – вдруг раздался насмешливый голос, который Денис узнал бы из тысячи. – Реальные уже не дают?

– Дверь там, Ямпольский, – устало отозвался он, даже не поворачивая головы в его сторону. – Нахуй тоже там, не ошибешься.

– Ты бедро не докручиваешь. И если бы танцевал с Олей, то судя по твоим движениям, оттоптал бы ей ноги и выдернул руку.

– То есть все-таки проводить тебя нахуй? – уточнил Денис, выключая музыку и разворачиваясь к нему. – Сам не доберешься?

Ямпольский стоял, привалившись к дверному косяку. В мятой белой футболке, все в тех же своих сумасшедших лосинах, с непривычным для него выражением заебанности на лице.

– Тебе, может, помочь? – вдруг как-то очень просто спросил он.

– Себе помоги, – буркнул Денис. – А я уж как-нибудь справлюсь. Что ты вообще тут делаешь? Хорошие мальчики давно уже дома в кроватках спят.

Ямпольский, ничуть не обидевшись, мягко рассмеялся.

– Хорошие мальчики были на репетиции, а потом два часа занимались сценречью с Антониной Павловной. Кажется, мне сегодня в кошмарах будет сниться ее когтистая рука на моей диафрагме и бесконечное «ирли-лилирли, эрлэ-лэлэрлэ и…

– …и орло-лолорло», – хмыкнув, закончил Денис. – Так шел бы домой, раз задолбался. Че тут-то забыл?

– Я собирался, – кивнул Ямпольский. – Но случайно встретил того, кто задолбался еще сильней меня. И теперь мне совесть не позволяет уйти. Я серьезно, Денис: давай помогу. Считай, что долг возвращаю за украденную идею.

Денис поморщился. Было как-то унизительно принимать помощь от конкурента, но он уже реально устал. И если считать это возвратом долга…

– Ладно. Допустим. Говори, че делать. Я в целом не дебил, просто запоминаю плохо.

Ямпольский прошел в зал и приблизился к Денису.

– Первая часть, которая медленная, у тебя неплохо выходит.

«Еще бы, я с этими тридцатью секундами ебался битый час, – угрюмо подумал Денис.

– А вот парный танец не очень. Давай.

– Что давать? – не понял он.

– Руки клади на меня, тормоз, я буду с тобой за партнершу танцевать.

– Может, не надо? – перепугался Денис. – Это как-то…

– О, снова гомофобные деревенские установки полезли, – презрительно фыркнул Ямпольский. – Ты как вообще в театр попал, колхозник? Тут же костюмы, парики и, о боже мой, даже грим! Грим на мужиках! Что же ты делаешь, бедненький, когда тебе гримеры лицо тональником мажут? Шепчешь заклинание «я не гей, я не гей, чур меня, чур меня»?

– Ой иди ты нахуй, – вспыхнул Денис и решительно схватил Ямпольского за руку, а вторую руку положил ему на талию.

– Выше, – спокойно откомментировал тот. И Денис послушно поднял ладонь выше, пристроив ее между лопатками. На ощупь спина Ямпольского оказалась неожиданно крепкой, с отчетливо выступающими мышцами. Он все время носил свободные футболки и рубашки, и от того создавалось впечатление, что под всеми этими болтающимися тряпками скрывается абсолютный дрыщ. Но нет, нихуя. Денис чуть шевельнул пальцами. Ощущать под ними сильную гибкую спину оказалось странным образом не противно. Скорее приятно.