Денис втолкнул Тима в гримерку, захлопнул дверь и больно впился в него поцелуем.

– Ненавижу, – прошептал он, до крови прикусив ему нижнюю губу. – Сука, как же я тебя ненавижу…

Тим слизнул алую каплю и уставился на него черными то ли от злости, то ли от возбуждения глазами.

– Ударишь? – ровно поинтересовался он.

– Хуже. – Денис притянул его к себе, обхватив ладонью затылок, и прошептал на ухо: – Выебу. Как сучку.

Он протестующе дернулся, но Денис только рассмеялся. Как все же легко его вывести из себя. Какой же он чувствительный, мгновенно загорающийся и гневом, и страстью. Хорошее качество для актера, полезное.

Был бы он не такой подлой тварью, цены бы ему не было.

– Ты же не гей, – презрительно выплюнул из себя Тим. – Зачем тебе?

Денис промолчал и поцеловал его еще раз – жестко, подавляюще.

Он сам не знал ответа на этот вопрос.

Пальцы привычно запутались в мягких светлых волосах, и Денис чуть потянул их назад, чтобы Тим запрокинул голову и открыл доступ к беззащитной шее. Он уткнулся в нее лицом, жадно, по-звериному вылизывая гладкую, вкусно пахнущую кожу. Жаль, что нельзя поставить тут засос – яркий, красноречивый синяк. Такой большой, чтобы ни один гример не смог его замазать. Такой, чтобы держался минимум неделю, а то и две.

Но нет, на шее точно нельзя – это слишком заметное для актера место, а вот ниже…

Он дернул наверх щегольскую, с двумя рядами мелких пуговиц рубашку Ямпольского и ткнулся губами куда-то под ребра, с силой всасывая кожу и оставляя на ней свое клеймо.

Тим вскрикнул и чуть прогнулся в спине, чтобы было удобнее его трогать, но вид у него был при этом замечательно злющий.

– Скотина, – шипел он сквозь зубы, как рассерженный кот. – Мудак. Какого хрена…аххх!

Денис чувствительно куснул Тима возле солнечного сплетения, а его рука в это время протиснулась под пояс узких брюк и сжала крепкую ягодицу. Тонкая ткань предательски затрещала.

– Костюм мне не порви, придурок, – простонал Тим. – Подожди, я лучше сам…

И стал торопливо расстегивать сложную систему пуговиц и крючков, с помощью которой художница по костюмам добилась того, чтобы брюки идеально облегали узкие бедра Тима и его образцово-показательную задницу. Ту самую задницу, на которую Денис пялился всю репетицию и до которой так хотел добраться, что ему сейчас было плевать на все.

На то, что театр полон людей. На то, что идет репетиция. На то, что он нормальный и мужики его не привлекают.

И даже на то, что этот подлый мерзкий сучонок встал между ним и его мечтой. О, как же сильно, яростно и сладко Денис ненавидел Тима! До черноты перед глазами.

И хотел.

Ничуть не меньше.

Глава 1. Хороший сбор, и новости интересные

Первый после летнего отпуска сбор труппы Денис ужасно любил. И даже немного стеснялся этого. То, что остальные называли скучным: обсуждение изменений в составе, рассказы о новых постановках и планируемых гастролях – его до сих пор по-детски радовало и настраивало на работу.

Он шел между рядами кресел, украдкой касаясь деревянных подлокотников, отполированных до блеска зрительскими рукавами, и с трудом сдерживал глупую улыбку. Ему всегда хотелось служить в театре с историей – не в собранной наспех студии, которая занимается на территории бывшей фабрики и играет что-то невыносимо современное и никому не понятное, а вот в таком месте, как их театр. Куда приходили, приходят и будут приходить обычные люди, чтобы смотреть на нормальные хорошие спектакли. И где можно не бояться, что Дездемона в новом режиссерском прочтении будет парнем и отсосет у Яго, а Чехова будут играть с голыми жопами и в декорациях из стеклянных бутылок.

Денис сел в любимом седьмом ряду, обменялся рукопожатиями с сидящими на соседних креслах Витей и Пашей, парнями из массовки, подмигнул Ольге – самой хорошенькой девчонке из всей труппы, и уважительно поздоровался с Валентином Семеновичем, старожилом театра.

Денис вообще старался со всеми сохранять нормальные отношения: ни с кем зря не ругался, никого не подставлял и к тому же не пиздел лишнего, но его все равно не слишком любили. Скорее всего за то, что он работал как проклятый. Таких только режиссеры любят, а свои братья актеры не слишком жалуют.

Впрочем, на любовь коллег Денису было глубоко насрать. Не пакостят и ладно, а что за глаза говорят – похер. Как говорится в одном старом анекдоте, пока меня нет, вы меня можете даже бить.

Дружелюбно скалясь, Денис оглядел зал и вдруг напрягся. Нового парня он сразу выцепил взглядом, причем шестым чувством понял – этот хрен пришел не в массовку. Нет, зуб дает – не в массовку. Слишком хитровыебанное лицо было у него, слишком дорогие и стильные шмотки. Судя по всему, местный. Только москвичи всегда одевались так небрежно и в то же время модно, что Денис рядом с ними ощущал себя валенком из маленького сибирского городка. В институте еще как-то приглядывался, пытался что-то перенять, но все это один хуй на нем не смотрелось. В итоге плюнул и ходил круглый год в кедах, джинсах и толстовках. Плюс в шкафу висел один костюм на все случаи жизни, а к нему две рубашки: голубая и белая. И Денису бы точно не пришло в голову напялить эту парадную белую рубашку под рваную джинсовую куртку, как это сделал новенький. Да еще пуговицы так расстегнуть, чтобы всю шею было видно. Хотя выглядело ничего так, надо признать. Стильно. Да и вообще весь новенький был неприятно хорош собой – сладкий блондинчик из тех, кого до визга обожают зрительницы. Явно не характерный актер, типаж не тот – значит, герой. Тот самый, кто играет в «Золушке» принца, в «Чайке» Треплева, а в «Гамлете» Гамлета.

Впрочем, первый год такие роли никому не достаются, будь ты хоть трижды талантливый. Сначала на второстепенных потрешься, а потом уже, если понравишься худруку и в труппу впишешься, можно на что-то рассчитывать.

Вообще, конечно, непонятно, за каким хером Григорьев его берет. Парней возрастной категории двадцать плюс у них в театре хватает: в прошлом году худрук треть курса Романовского к ним забрал. Кто-то, как Витя с Пашей, за весь год дальше массовки не продвинулся, а кто-то – вот тот же Артем, к примеру – неплохо себя показал. Даже в Вампилова его поставили дублером. И ничего, справился. Так зачем, спрашивается, им в театре еще один такой молодой лось?

Размышляя обо всем этом, Денис не заметил, что пялится на новенького куда дольше, чем это предполагали приличия, и поэтому знатно офигел, когда этот блондинчик вдруг тоже на него посмотрел и… широко улыбнулся.

Денис резко отвернулся, пытаясь справиться с раздражением. Еще не хватало.

– Друзья! – худрук звучно откашлялся и хорошо поставленным голосом начал сбор. – Рад поздравить вас с началом сто семнадцатого театрального сезона. Сначала давайте о новостях, касающихся изменений в составе труппы, а потом уже пройдемся по нашим планам. Временно выбыла Марина Красильникова: ушла в декрет, главные роли Марины переходят дублерам, а про второстепенные я еще подумаю. Дальше. Уволился Гоша Рудник. – При этих словах Григорьев еле заметно поморщился.

– Его в Табакерку переманили, – шепнул Денису сидевший рядом Витя. На сцене он не блистал, зато отыгрывался в околотеатральной жизни: был в курсе всех сплетен, всегда знал, кто, с кем и в какой позе спит, а о беременности Красильниковой узнал чуть ли не раньше ее самой.

Значит, Рудник все-таки ушел. Денис едва не цокнул языком от досады. Черт, его реально будет не хватать, на таких крепких актерах половина репертуара держится. Конечно, найдется, кем заменить его на первое время, но жаль-жаль…

Задумавшись, он пропустил ту часть речи, где Григорьев рассказывал о том, кто из актеров предположительно заменит выбывшего Рудника, и снова начал слушать, когда режиссер стал представлять пополнение.

– Давид Оганесян, служил в Тюменском драматическом, – Невысокий армянин, лет сорока, с очень живым, подвижным лицом, порывисто подскочил и шутливо раскланялся. – Попробуем его в Вырыпаевских «Пьяных» и еще в «Старшем сыне». Пока так, дальше посмотрим.