— Сидеть, — приказываю я.
И он садится на корточки, но его так сильно штормит, что он чуть не улетает в дырку позади себя. Я успел сделать шаг и схватить его за волосы. Ну вот, ладонь испачкана теперь не только гноем с повязки, но и жиром с его волос! Обтерев руки об мантию, я приказал ему стоять и не двигаться.
Отлично, первый пункт выполнен. Теперь надо найти подходящее место. Со столом. И с хорошим освещением. Не знаю как точно это описать, но словно какое-то внутреннее чутьё или знания старика, подсказывают мне, что надо идти в сарай.
— Вперёд, — командую я патлатому, указывая рукой на выход из комнаты. А далее мы выходим из дома. Моего ручного “зомбака” заносит с каждым шагом, но он идёт. Идёт вперёд, пытаясь смотреть на меня через плечо.
Мне любопытно: он хоть что-нибудь понимает? Он понимает — кто я? Где он? Или его разум чист как у младенца, и он безукоризненно слушается взрослых, не вступая ни в какие споры? Надеюсь, он всё понимает.
Теперь меня беспокоить другой вопрос: чувствует он боль? Проверим…
Ладонью я бью его в бок, туда, куда я ранее нанёс десяток ударов ножом. Патлатый лишь пошатнулся, споткнулся о корень и рухнул на землю. Даже не пискнул. Послушно встал и двинул дальше, к сараю. Плохо. Я хочу, чтобы он чувствовал. Чувствовал всё, что я буду с ним делать! Чтобы он ощутил весь тот страх, через который пришлось пройти Роже. Нет, так просто он у меня не помрёт! У любого зелья есть своё время действия; рано или поздно, но и мой коктейль его отпустит. Надеюсь, что это произойдёт рано…
Мы подошли к сараю.
Приказав патлатому стоять, я распахнул деревянную дверь. Меня обдало жаркой вонью гнили и скисшей воды. В лицо хлынули мухи. С трудом сфокусировав глаза, я попытался заглянуть внутрь — там мрак. Чернота глотала свет как изголодавшаяся гуппи сжирает своих мальков сразу же после родов. Не беда. Сейчас всё поправим. Обойдя дом, я распахнул все ставни. Ну вот, — другое дело! И проветрим помещение.
По моей просьбе, патлатый зашёл в сарай первым, я — следом. Первое, что я почувствовал — липкий пол, но на это я особо не обратил внимание. Всё моё внимание приковал стоящий по центру сарая “Х” образный стол, сколоченный из двух толстых досок. Его поверхность устилали сколы от различных лезвий и пятна крови, как свежие, так и давно засохшие. На концах досок были кожаные ремешки. Этакий набор для извращенца — любителя БДСМ, с переодеванием в кожаные наряды и надеванием толстого дилдо.
Еще в сарае вдоль стен стояли узкие столы, заставленные множеством крохотных глиняных колбочек. На стенах висели открытые полки, в которых можно было разглядеть глубокие кастрюли, тряпки, и книги. Книги! Заглянув в одну, я увидел нарисованную от руки картинку, на которой наглядно было показано, как вынуть сердце. В других книгах была схожая информация. А где-то были аналогичные советы, но только по отношению к животным. Дед меня удивлял с каждой минутой! Он был кем-то вроде хирурга, но каждый пациент не получал лечение, а давал новые знания в области анатомии. Конечно же — ценой своей жизни. Но было еще что-то… Что-то, до чего я пока не мог доковыряться в его гнилой памяти.
Приблизившись к столу, я что-то задел ногой. Опустив голову, я увидел своё ведро. Ура! Надеюсь, маска там-же.
С трудом наклонившись, я беру ведро за ручку и начинаю поднимать, но она настолько тяжелое, что у меня трясутся руки. Ведро заходило ходуном, выливая густую кровь на пол. Охренеть! Полное ведро крови! Зачем? С трудом, но я поставил ведро на стол. С отвращением осмотрел его и заметил плавающий на поверхности твёрдый кусок какой-то хуйни. Дотронувшись пальцем, эта херь сдвинулась в сторону, словно айсберг, что скрывает под водой свою основную часть.
Я запускаю ладонь в остывшую кровь, нащупываю твёрдый предмет и, обхватив его пальцами, вытаскиваю наружу. Маска. Она словно обмазана горячим мазутом, что тонкими густыми струйками стекает на пол. И что мне с ней делать? Как мне при помощи этой затвердевшей болячки найти эту грязную сучку, посмевшую на публике обозвать меня паразитом?! Как?!
ТВАРЬ!
СУКА!
Что есть силы, я швыряю маску в угол сарая. Меня всё бесит! Бесят все! Мне хочется убить себя, убить эту суку, убить этого пидора с длинными волосами!
— Хуйли ты уставился! — кричу я на патлатого. — Ложись на стол!
Он послушно начал лезть на стол, но это выглядело настолько нелепо и опасно, что мне пришлось ему помогать. Давай. Ногу сюда… ага, молодец, теперь вторую ногу закидывай сюда. Помучившись пару минут, мы, наконец, улеглись на стол, вытянув руки и ноги вдоль досок. Я уложил его животом вниз — так мне будет удобно работать с кожей. Зафиксировав его конечности ремнями, я встал по центру стола. Первым, что я ему отрезал, — волосы. Его сальные волосы, которые застилали шею и могли мне помешать. Собрав их в хвост, я аккуратно рубанул, стараясь не повредить кожу — она еще мне пригодиться! Ох, как же я сейчас мечтал иметь в руках машинку для стрижки волос. Я бы обрил его целиком, ни оставив на коже не единого волоска. Мечты-мечты.
Дальше я срезал повязку, обнажив его тело. На удивление, все нанесённые мною порезы — зажили! Остались лишь бледные шрамы и крохотные подтёки крови, и то, они появились после моего удара ладонью.
Может дед и стар, дряблый как вялый хуй, но руки у него твёрдые как сталь. И мне это нравится. Ладони уверенно держат нож, исключая любую тряску, какую мы можем наблюдать у алкаша, держащего стопарик водки возле своих губ. Работать я смогу комфортно, не боясь повредить…
— Пить…
Опа! Ты очнулся. Какая прелесть.
— Ну что, — говорю я, прикладывая лезвие ножа к его небольшой шишке на затылке, — начнём!
Глава 21
Находясь в этом тесном сарае, за любимой работой, я вдруг вспомнил один прекрасный день из моего детства. Тогда я был пиздюком, и мы всемером (такие же пиздюки как я) любили играть в прятки. Особенно приятно было играть в прятки среди разрушенных домов, где ты мог слиться с любой тенью, где ты мог подлезть под любую валяющуюся бетонную плиту, и, наконец, ты мог спрятаться в любой квартире, если конечно у неё сохранились четыре стены и крыша, а таких, поверьте мне, было немного.
В тот день наш выбор пал на пятиэтажку, манящую нас своим единственным уцелевшим подъездом. Скинувшись на “цу-е-фа” — проиграла Юлька, ей и водить. А Юлька умет считать очень быстро, и по этому времени у нас было очень мало.
Забежав в подъезд, я сразу нырнул в квартиру на первом этаже, забежал в комнату и спрятался в платяном шкафу.
Бывало, мы по долгу не могли найти друг друга. А бывало и во все — кто-то пропадал навсегда.
Юлька мне нравилась, и сам того не подозревая, я мечтал быть первым, кого она найдёт. Найдёт в этом шкафу, а я, вместо того, чтобы выйти, протяну ей руку и позову к себе. Мечты-мечты. Она зачем-то попёрлась на второй этаж, мандавошка тупая!
Ну и хер с ней! Я вылез из шкафа, выскочил из дома и подбежал к металлическому столбу, пронизанному насквозь осколками. Там Юлька и считала. Мне нужно было положить ладонь на холодный металл и произнести: стуки-стуки за себя! И всё — гейм-овер! Но я отвлёкся, увидев на соседней улице трёх мужчин в военной форме и с автоматами, под руки несущего четвертого. Того, что был четвёртым, особо не устраивало происходящее. Ногами он упирался в асфальт, оглядывался и что-то выкрикивал, яростно сопротивляясь.
Ну и какие тут прятки? В жопу прятки! Мне стало любопытно, и я двинул следом, из всех сил стараясь быть незамеченным.
Мужики зашли в дом через дорогу. Данную конструкцию домом назвать сложно: всё, что осталось — первый этаж и подвал на четыре подъезда из десяти возможных.
Живя среди развалин — ничего интересного не происходит. Каждый день одно и тоже: ты ешь, если есть что, ты играешь, если есть с кем, и ты выживаешь, если есть где. И когда происходит что-то необычное, как сейчас, что-то интригующее — ничто тебя не удержит на месте. К тому же, я был ребёнком. Маленьким, любопытным, ловким ребёнком.