— Вставай! У меня доставка горит, я не могу опаздывать, понимаешь? Я всегда успеваю в срок. Я — профессионал!

С трудом, но мы начали покорение “Эвереста”. Я думал, он помрёт на девятом этаже. Но нет! Он смог подняться на одиннадцатый и уже там двинуть кони. Вначале захрипел, затем посинел, потом споткнулся, перевернулся на спину и начал жадно хватать воздух ртом. И замер, выпучив язык. Наверно, действительно избыток холестерина его погубил. Так и остался там лежать, в обмоченных брюках.

Меня снова с силой сжало и накрыло мужской вибрацией, громко кричащей:

— Ну, сынок, тяни!

Я физически ощущаю как теплые, мягкие пальцы паренька обхватывают холодные внутренности рыбы, и, с громким чавканьем, вырывают их наружу. Опа. Я вырываюсь вместе с ними. Вот это поворот.

Что же получается: теперь я — остывший орган? Сердце, желудок, или кишки?

— Какая мерзость! — кричит пацан, брезгливо. — Все руки испачкал. И одежду.

— А ты как думал? Хотел выпотрошить рыбку, не испачкав труселей?

— Юрис! — строго процедила женщина сквозь зубы. — Чему ты учишь сына?

— Он — пацан! — взревел мужик. — Пора уже и руки замарать, и к девкам приставать!

Вот это я понимаю батя! С таким воспитанием пацан не пропадёт. Это точно.

— Пап, я уже пристаю к Роже!

— Как? Гулять зовёшь на речку?

— Ага! И она ходит со мной, и мы гоняем птиц на берегу, кидая в них палки!

— Молодец какой, гоняет он птиц на берегу. Я бы на твоём месте, кинул бы палку…

— Юрис! — снова недовольно пробурчала женщина.

— Ладно-ладно. Отто, собери всё в ведёрко, и пойди на улицу, выкини в яму. Пусть птицы попируют.

Чувствую, как меня сдавило со всей силой, что аж говно сейчас хлынет через рот. Только вот вопрос: есть ли у меня рот? И говно — есть ли оно?

— Пап, смотри! — брезгливо кинул пацан.

— Что это? — мужик вскочил со стула, приблизился. — А ну ка, подай мне нож со стола, мне тоже интересно, что это там шевелится в рыбьих кишках!

— Может, мне тоже каждый раз брать нож, — говорит женщина, — когда у тебя начинает шевелиться? — и начинает ехидно хохотать.

— Пап, можно я сам разрежу?

— Режь! Да ёпты! От себя! Дай, я сам достану…

— Пап, я сам хочу!

— Хорошо…

Вначале я почувствовал заскорузлое прикосновение к своей плоти, словно колючий свитер надели на мокрое тело, а потом тепло приятной волной разлилось по моему телу.

— Ого! — воскликнул пацан. — Мам, смотри, червячок! Беленький, я таких раньше не видал…

ЧЕРВЯЧОК?! Кто? Я? Бляяяяя…. Быть этого не может…. Я же был тупой рыбиной, брызжущей семенем на икру. Парень, ты точно ошибся, я — продолговатый мозг рыбы, иначе чем я могу думать? Стоп, а у рыбы есть продолговатый мозг? У рыбы вообще есть мозги? А-А-А-А-А!!! Если я сейчас же не успокоюсь — сойду с ума, и похуй на то, что я давно уже пересёк эту черту безумия! Нужно успокоиться.

Всё нормально!

Всё хорошо!

Пробую пошевелить хоть чем-нибудь — и получаю сигнал в мозг, если это можно назвать мозгом. Тело ответило. Начинаю двигаться. Что ж греха таить — я извиваюсь как змея. Пиздец! Пацан не обманул, я — червячок…

— Пап, смотри как он умеет… Фу-у-у-у-у…

— Сожгите эту мерзость, — брезгливо завопила женщина, — брось в костёр!

Баба, ты ошалела? Какой, нахой, костёр? Дай только добраться до тебя, и сама узнаешь, что такое быть охваченной пламенем! Падла, отпусти меня! Да бля, кому говорю!

— Опа, — сказал мужик, — и во второй рыбе такой же. Может, это новый вид паразитов? Или рыба заплыла не здешняя. Так я и думал, что на вершинах чёрте что творится. С ихним там колдовством, срака-наха. Потравят нас, сволочи, потравят! Хотя… — мужик заходил из стороны в сторону, остановился. — Гретта, может, пожарим их, попробуем на вкус? Если их породило колдовство, так может, и мы… Ну что ты глазёнки вылупила? Ну, хорошо-хорошо, я всё понял. Сынок, иди, выкини всё в яму.

Да, пацан, выкини меня в яму, а там я не пропаду, найду, как выбраться.

— Хорошо, пап!

Да, хорошо, пап, мы пойдём, прогуляемся и я спокойненько съебусь от вас. От сюда.

Пацан зашагал прочь, оставив спорящих родителей где-то позади. К ощущению полёта я уже начал привыкать. Тёплый ветерок обдувал мою кожу, а возможно это было и дыхание мальца, решившего меня разглядеть поближе.

Глаза, мне нужны глаза. Нихуя не вижу. Крот и то больше видит в своей земляной дырке. Но ведь когда я был рыбиной — я всё видел. Странно. Ну ладно, хорошо еще что могу шевелиться, уже что-то. Чувствуешь ноги — чувствуешь свободу. Осталось только почувствовать землю. Бетон или асфальт. Можно почву. Не ногами, но хоть своим телом, напоминающим грязный шнурок от кроссовки.

Жрать!

Как же хочется жрать…

Меня вдруг резко дёрнуло, потом как скрутило! В прямом смысле. Скрутило в пружину.

— Выбрасывать я тебя не буду, — шепчет мальчуган, судя по всему, обращаясь ко мне, — намотаю на палку и Роже покажу!

Кому? Да кто, мать твою, это Роже? Вообще, что ЭТО? Так, пацан, кончай уже прикалываться, тебе что отец сказал! Идём к яме. Выкинешь меня и пиздуй на все четыре стороны к своей Роже! И кстати, выкини меня так, чтобы мне понравилось! Слышишь меня?!

ПАЦАН! Ну, куда же ты побежал? Рядом зашуршала трава, захлюпала мокрая почва. Тёплый ветерок снова скользнул по моему тонкому тельцу.

— Роже! — кричит шкет. — Роже, смотри, что у меня есть!

— Фу-у-у-у-у! — с отвращением тянет девичий голосок, юный, но уже не девчачий. Девка явно старше парня. — Что это у тебя за сопля на палке?

Просто охуенно. Теперь я — сопля. Вроде достаточно, но можно и продолжить. Может мне уже кто-то наверняка скажет — что я такое? Намёка будет достаточно, но не такого стрёмного, как мне довелось сейчас услышать. Нет? Больше никаких ремарок? Желающих нет? Короче, надо уматывать. До свидания!

Пытаюсь пошевелиться, выпрямиться, слезть с палки.

— Твоя сопля живая? — спрашивает девчонка.

— Ага! Давай разведём костёр и поджарим его! А?

Опять костёр. Может, хватит уже пытаться меня поджарить, а? Это я должен всех жарить! Грубо и с наслаждением!

— Я это есть не буду!

Молодец, хорошая девочка. Осталось донести твою здравую мысль до тупого пиздюка, не отдающему отчёт своим действиям!

— Вот вы вредные девчонки, — напрягся пацан, — боитесь в рот брать, даже не зная, какой он на вкус!

Малец, это ты сейчас выдал просто на пять. Но знай, не все девчонки бояться, есть такие, что целиком заглотят! У тебя всё еще впереди. Потерпи.

— Вот и пробуй.

— Вот и попробую. Папа сказал, что он волшебный! Я его съем и получу его силу. Стану как ты. А может даже сильнее!

— И умнее…

— И умнее!

— Хорошо, — говорит девочка, — пойдём за дом, наберём веток, а уголёк я из печи принесу. Попробуем приготовить твою соплю.

Девчонка, судя по голосу, та еще сучка, вечно гребущая под себя. Свой зад никогда не подставит. А зачем? Есть же другие. Пусть они проникают в заброшенные квартиры, рыщут по шкафчикам, ищут, чем можно разжиться. Загоняют так, что будешь жалеть о том дне, когда подошёл к ней и предложил дружбу. Роже, мне бы посмотреть на твою рожу…

— Пошли, — довольно воскликнул пацан.

Пытаюсь двигаться — и чувствую сухую шершавую палку, на которую меня намотали как пружину. Чувствую трещины, кусочки кары, врезавшиеся в моё мягкое тело. И хрупкое. Но это не точно. Если я — червячок, то раздавить меня можно и пальцем, но я смутно припоминаю из уроков биологии, что в природе есть определённый вид червей, которых и ударом молотка не раздавить. Надеюсь, я такой.

Снова предпринимаю попытки ощутить своё тело, осознать — где конец, а где начало. Пробую и так, и сяк — двигается всё тело, как мускул, сокращающийся под напряжением. Но мне так не нужно, мне нужно по отдельности! А если так попробовать… снова не выходит, только туже стянул палку. ЗАРАЗА!