Вот показалась дорога, а там, на горизонте наша деревня. Еще чуть-чуть и…
Вдруг перед нами выросла тень…
Сильнейший удар в голову отключил разум пиздюка, а тело швырнул на траву. Удар был такой силы, что вибрация пронеслась через всё тело Отто, подкинула меня, и охуячила головой о стенки кишок. Остатки молофья смягчили удар.
Связь с телом оборвалась…
Пиздец…
Глава 15
Больше всего на свете я ненавижу три вещи — застрявший лифт, лопнувшее колесо, и отключение электричества. Последнее — самое болезненное! Как правило, всё происходит так: сидишь себе дома, никого не трогаешь, портки на полу, трусы спущены до колен. И смотришь спокойно порнушку. В мусорном ведре пустая пивная банка, в пепельнице дымит сигарета. За окном ночь.
Сюжет порнухи до ужаса примитивный; грудастая блондинка и её босс — всё очевидно, но именно простота и цепляет зрителя! Зернистая картинка показывает нам крохотный офис; мы видим стол, стулья и диван! Куда уж без него! Блондинка медленно снимает атласную блузку, босс — белую рубашку. Они помогают друг другу избавиться от белья: мы видим офигенно упругие сиськи и твёрдый хер! Всё, больше мы ни на что не смотрим. Как бы не старались декораторы, как бы не изгалялись модельеры — мы смотрим на мокрые тела, охваченные страстью.
Сейчас начнётся! Делаем тягу… раздаётся треск бумаги, поднимается давление. Шишка уже набухла и с минуты на минуту готова лопнуть, извергнув порцию горячей молофьи.
Тебе хочется перемотать на самое интересное — ты берёшь мышку, тянешь ползунок хронометража на середину видоса и бац! Всё нахуй вырубается. В доме отключили свет.
И как дальше быть? У тебя всё готово, фантазия бьёт через край, но чего-то не хватает! Последствия! Ты начинаешь думать — куда спустить, как убрать?!
Забей! Рецепт простой: просто возьми и доведи начатое до конца! Встань и взорви шишку!
Сейчас, когда вырубили свет и оставили меня в сырой темноте, мне некогда думать! Надо действовать, надо взорвать шишку, не думая о последствиях.
Вибрация, что окутывает меня частыми волнами, указывает на стоящего недалеко от меня мужчину. Роже громко кричит. Она сопротивляется! Я различаю звуки борьбы. Нужно торопиться…
Я начинаю тереться. Трусь о тёплые, пропитанные влагой кишки. Трусь о фекалии, натыкаюсь своим мягким тельцем то на орешки, то на еще какую-то хрень, что пацан жрёт без остановки! Трусь и трусь! Да… вот так… хорошо… еще-еще! Главное в кровь не стереться!
Первая партия выходит из меня, но ничего не происходит… Ничего!
Трусь еще! Продолжаю, прикладывая больше усилий!
Давай, парень, просыпайся! Слышишь меня! Вставай! Мозг в отключке, но я точно смогу это исправить. Мой разум главнее. Мой разум сильнее! Я управляю телом!
Я!
Трусь и трусь, выжимаю себя как мокрое полотенце и… и… вот оно! Вместо вибрации, я начинаю различать голоса. Получилось! И первым, кого я услышал, — патлатый мудила из “Щепки”! Вот урод! Выследил нас.
— Ну, не сопротивляйся, — говорит он, — будь хорошей девочкой!
Сейчас я тебе покажу хорошую девочку! Пробую поднять руку — но нихера не выходит. Губы окаменели. Ног не чувствую. Всё что я ощущаю — это тепло. Тепло солнца, бьющее прямо в глаза.
Веки поддались, и я смог открыть один глаз. Второй заплыл синяком; я так и чувствую, как онемела кожа возле виска, словно сделали укол заморозки, и чувствую тёплую кровь, сочащуюся из разбитой брови.
Патлатый держит Роже за запястья, и пытается уложить её на траву, наваливаясь всем весом. Она сопротивляется, кричит, отбивается ногами, но безрезультатно. Только зря тратит силы. Мужик на адреналине — ему её удары как укус комара. Единственное, что поможет — это если Роже врежет ему как следует, — коленом в пах, — но она даже не пытается. Может, боится? Обязательно научу её нескольким приёмам самообороны!
Ублюдок улыбается, продолжает напирать, но уже яростнее и сильнее, и Роже сдаётся. Падает на траву и испуганно смотрит на фигуру человека, медленно стягивающую с себя штаны.
Это уже не смешно! Я пробую пошевелиться, дёрнуть рукой, но ничего не получаете! Ну, давай, Отто! Очнись!
Патлатый швыряет штаны в сторону (трусов на нём нет), встаёт над Рожей и начинает медленно присаживаться.
— Вот, посмотри! — говорит он. — Смотри, что сделала твоя подружка!
Пальцем он указывает на свою мошонку…
Его член обмотан тонкой серой тряпочкой, с которой обильно капает какая-то хуйня прямо Роже на платье. Он берётся двумя пальцами за свисающий краешек тряпочки, и начинает медленно разматывать свою мумию, то есть — свой член! Я не представляю, что сейчас чувствует Роже, но даже до меня доходит запах гнили и гноя! Последние мотки он снимал с воплями; судя по всему, тряпка прилипла к его херу, и ему пришлось её отдирать. Закончив, он сгибает колени, становясь ближе к лицу Роже, и говорит:
— Ну что, теперь ты видишь?
Я тоже увидел этот пиздец…
Вместо хера из его лобка торчал кривой обрубок, покрытый нагноениями и шершавой коростой, словно на кусок варёной свеклы насыпали кокосовой стружкой! Выглядело как изжёванная “Рафаэлка”. Ну такой себе подарочек девушке… На любительницу…
— Не приближайся ко мне! — кричит Роже.
— Да ты не бойся меня, — он хватает её за руки и начинает тянуть её ладони к своему обрубку, — давай, покажи, на что ты способна!
Видя, как Роже сопротивляется, он быстро меняет свой тон, становится добрее…
— Пожалуйста, помоги мне! Ты же видишь, как я мучаюсь!
— Отпусти меня!
— Отпущу, только ты вылечи меня! Пожалуйста!
Тут мне стало искренне жалко мужика. Чисто по мужски. Да и Роже может ему помочь… вроде…
— Я не могу тебе помочь, ничем! Я могу залечить раны, но не отрастить новую конечность! Отпусти меня, — она начинает хныкать, — я не могу тебе помочь…
— Нет, ты сможешь! Ты обязана исправить то, что натворила твоя подружка! Сучка отказала мне и натравила своего лохматого друга! Видишь, что эта тварь наделала! Лечи меня! Иначе…
— Я не умею такое лечить! — Роже начинает неистово дёргаться, махать ногами, пытается высвободить руки, но всё тщетно. — Отпусти меня!
— Ну раз так! — он отшвыривает её руки в стороны, рвёт лямки на платье, и пытается оголить грудь. Наклоняется и проводит своим грязным языком по её щеке.
Ну, гнида! Сейчас-сейчас… Пальцы на моих ногах дёрнулись. Хорошо! Я сжал ягодицы — лучше. Напряг пресс (если это действительно пресс, а не складки обвисшего жира). Сжал кулаки.
Язык патлатого уже скользил по Роженой шее, начал спускаться ниже. Дотянулся до соска, облизал его, и жадно вгрызся губами в грудь.
Я пробую поднять спину — что-то получается, но этого не достаточно. Лишь слегка оторвался от земли и тут же припал обратно.
Эта грязная сволочь запустила руки ей под платья!
— Пожалуйста, — стонет Роже, — отпустите меня!
Нет! Я этого не допущу! Я должен встать! Чем громче плакала Роже, тем я лучше ощущал своё тело. Еще чуть-чуть… И… Вот спина поднялась. Я сижу! Могу поднять руки, поджать под себя ноги. Мне нужно найти тяжёлый предмет (камень или палку) и уебать этого гондона по голове! Прямо в висок, чтоб расколоть череп на три части!
Начинаю рыскать глазами вокруг себя, но вижу лишь траву. Ведро! Где моё ведро? Я еще раз окинул всё взглядом — нет ведра! Но тут я заметил его штаны. Вижу продетый кожаный пояс. И вижу ножны, из которых торчит рукоятка кинжала. Бинго!
Я быстро припадаю к земле и начинаю ползти к штанам. Патлатый на столько увлечён, что даже меня не замечает.
Потерпи, Роже, я скоро, осталось пару метров!
— Да не сопротивляйся ты, — брызжа слюной, он пытается утихомирить Роже, сделать её покладистой, — я быстро! Потом сама себе всё залечишь! — и начинает хихикать как дурачок.
— Зачем вы это делаете?! Я расскажу папе…
Вытащив свои руки из-под платья, он хватает Роже за щиколотки, вгрызается своими пальцами в розовую кожу, да с такой силой и жадностью, что кожа белеет. Затем раздвигает ей ноги. Роже так сильно дёргает ногами, что сандалии улетают в разные стороны, но из лапищ насильника выскользнуть она не смогла.
