Когда они покинули замок, Элинор отбросила всякое притворство и приказала Бьорну и Джейми поднять господина в седло, и Джейми уселся сзади для подстраховки. Иэн начал было возражать, но Элинор прервала его с горящими от ярости глазами.

— Заткни свою пасть, идиот! — заорала она. — Тебе еще повезло, что я слишком хорошо воспитана, чтобы сказать все, что я о тебе думаю, на публике. Ты хоть думал, что делал там?! Что ты собирался выиграть?! Неужели ты надеешься, что король будет держаться за свое обещание дольше, чем за все другие?

— Нет, злостная ты сука, я так не думаю! — ответил Иэн, также выходя из себя. — Но я думаю, что он так разгневается на меня, что его злоба по отношению к тебе в сравнении с этим побледнеет.

Этот образец безумной логики настолько взбесил Элинор, что она потеряла дар речи. Она не могла произнести ни слова, ни даже вообще какого-либо звука, пока по прибытии домой не сорвала с Иэна одежду. Тут ее молчание сменилось криком ужаса. За часы, минувшие с тех пор, как Элинор мыла его в ванне, краснота, которую она заметила на его коже — и списала на счет горячей воды и опрелости под нагревшимися доспехами, — потемнела, превратившись в ужасный сплошной кровоподтек. Вся его левая рука и бок, правое запястье, локоть, грудная клетка приобрели сине-лиловый оттенок, доходящий до черного. Иэн проследил за направлением взгляда Элинор.

— А, ерунда, — устало вздохнул он. — Чего ты еще ожидала, если меня избили почти до бесчувствия. Ничего страшного, всего лишь синяки. Дай мне поспать.

Ничего, подумала Элинор, задергивая занавески вокруг кровати, он говорит, что это ничего! Но ему завтра придется снова сражаться, как он поднимет щит с такой рукой? Как он будет сидеть в седле с таким коленом? Она ошалело размышляла, не дать ли ему какого-нибудь зелья, чтобы предохранить его от завтрашней битвы, но эта мысль была лишь свидетельством временной истерии страха, охватившей ее. Такой поступок означал бы конец их семейной жизни. Иэн бросил бы ее. Любовь, если даже он любил ее, не выдержала бы позора, которым она собиралась защитить мужа.

«Все-таки это интересный выбор, — раздумывала Элинор, глядя в огонь камина. — Что бы я предпочла, смерть Иэна или егр ненависть?» Но Элинор понимала, что ее личные предпочтения — не главное. Это была жизнь Иэна. Хотя она могла распоряжаться ею в мелких делах, но не имела права решать за него. Элинор нисколько не сомневалась, что сам Иэн в любом случае предпочел бы бесчестью смерть.. И Элинор знала, что он не обманывает себя насчет того, что завтра может умереть: безумная пророческая фраза, что он направил ненависть короля на себя, чтобы отвести от нее, была не более чем засахаренной конфеткой для Элинор. Недаром же это сразу заглушило ее вспышку гнева. Происшедшее за торжественным ужином было публичным заявлением о том, что он знает, что на его жизнь готовится покушение, и призывом ко всем присутствовавшим уберечь свободу его жены.

Элинор разрыдалась вслух. Иэн тоже? И Иэн тоже? Она не вынесет этого. Она только отплакала по Саймону, и теперь ей приходится начинать плакать по Иэну, и этот плач будет еще более горестным. Элинор не в чем было упрекнуть себя в связи со смертью Саймона: он умер мирно и даже охотно. Но Иэна она убила так же верно, как если бы сама держала в руках меч или булаву, которая обрушилась на него. В своей похоти и страхе одиночества она откликнулась на его предложение жениться — и теперь он умрет из-за ее слабости, и она ничего не может сделать.

Стон, донесшийся с кровати, положил конец самобичеваниям Элинор. Какая же она идиотка — сидит и рыдает, когда еще ничего не случилось! Она поднялась и поспешила в переднюю, где отдала распоряжение, чтобы немедленно раздобыли песку и принесли кувшины с холодной водой. Песок нужно нагреть на огне и затем рассыпать в мягкие мешочки, а еще найти какие-нибудь тряпочки и размочить в воде.

Пока все готовилось, Элинор быстро подошла к кровати и раздвинула занавески. Иэн спал так глубоко, что его веки даже не шелохнулись, когда лица его коснулся яркий свет. Элинор принесла сумочку с лекарствами и со всей осторожностью и лаской принялась смазывать кровоподтеки Иэна. Он даже теперь не шелохнулся, хотя время от времени стонал.

Этой ночью впервые за много лет к Элинор вернулись кошмары, но к утру ее отчаяние начало постепенно стихать. Не только потому, что Иэн спал уже спокойнее и естественнее, но и потому, что лечение его измученного тела холодными и горячими примочками вроде бы принесло свои результаты. Он ворочался уже достаточно свободно, и стоны сменились молчанием или случайными охами, когда поворачивался на больной бок. За два или три часа до рассвета он проснулся и ошалело посмотрел на Элинор.

— Что ты делаешь? — пробормотал он ворчливо.

— Лечу твои синяки, чтобы ты не был завтра неповоротливым, как бревно, — отрезала Элинор.

Он облизал губы, и Элинор требовательно вытянула руку с пустой чашей. Служанка торопливо налила в нее разбавленное вино. Элинор приподняла Иэну голову и поднесла чашу к губам. Он жадно выпил, затем вновь открыл глаза, щурясь от света.

— Ложись, — жалобно произнес он. — Уже так поздно. Предоставь служанкам присматривать за мной. Я не могу спать, когда тебя нет рядом.

Элинор подавила смешок — а что же он делал до сих пор? Поразмыслив, однако, она посчитала это хорошей идеей. Она очень мало спала прошлой ночью, а этой вообще не ложилась. Она знала, что ей придется снова быть рядом с королем. Что бы ни произошло, она не должна доставить ему удовольствие своей слабостью. Кроме того, если случится худшее, ей потребуется светлая голова, чтобы сориентироваться в обстановке. Несколько часов сна не повредят и ей.

Элинор проспала даже больше, чем собиралась. Смутно знакомый звук встревожил ее, и она проснулась в пустой кровати. Ее охватил ужас.

— Иэн! — закричала она, вскочив с кровати.

— Элинор! — воскликнул Иэн.

И Вильям Солсбери, который только что закрыл за собой дверь, — именно этот звук и разбудил Элинор — вежливо отвернулся.

— Прошу прощения, — пробормотала Элинор, поспешно возвращаясь за занавески, и натягивая халат.

— Не стоит, — с усмешкой ответил Солсбери. — Такое приятное зрелище не может оскорбить глаз.

— Приятное, — рассмеялась Элинор, быстро причесавшись и заплетая косу. — Я такая растрепанная, что, наверное, похожа на ведьму.

— Мадам, если ведьмы выглядят именно так, я с удовольствием завел бы дружбу с этой нечистой силой.

— Прекратите совращать мою Жену в моем присутствии, — весело произнес Иэн. — Возьмите стул и садитесь рядом со мной. Мне очень жаль, что я вынужден заставлять вас заниматься самообслуживанием. Но колено не слушается меня.

Несмотря на эту жалобу, Элинор воспряла духом, взглянув на мужа. Серое от усталости лицо порозовело; глаза сияли, но здоровым блеском. И что самое главное, он уже поглотил огромный завтрак и, в общем-то, был не против съесть еще. Правда, движения его были скованы и, наверное, причиняли боль, хотя лицо не выдавало этого. Тем не менее Элинор предположила, что, когда его мышцы разогреются в действии, они будут послушны ему. Солсбери выглядел, однако, далеко не таким удовлетворенным. После того как его приятное изумление от появления раздетой Элинор прошло, стало очевидно, что ему явно не по себе.

— Вы рано на ногах, — сказал он Иэну.

— Рано? — удивился Иэн и посмотрел в окно, ярко освещенное солнцем. — Должно быть, заутреня уже прошла. Я должен быть на месте, чтобы расставить людей до третьей службы.

— Вы слишком утомлены. Вам, наверное, стоило бы уступить свое место другому. Несколько человек уже предложили заменить вас.

Иэн еще больше удивился и даже немного обиделся:

— Да, вчера мне пришлось потрудиться, но что из того? За ночь я полностью восстановил силы. Вы сами можете видеть это.

— Но вы же сказали, что у вас повреждено колено.

— Это… Да, колено болит при ходьбе, но не помешает мне сидеть на лошади. Вчера, может быть, эго действительно поставило бы меня в худшее положение, но сегодня мы с копьями биться не будем, — резко ответил Иэн.