Ричард никогда не считал нужным приставлять шпионов к своим подданным. Он был готов, даже рад, встретить любой мятеж или измену, которую готовили, в открытрм бою. И подданным не было никакой необходимости шпионить за ним. При всех недостатках Ричарда скрытным он не был.

Джон же был совсем другим. Он был лжив по натуре, а став королем, явил себя настоящим параноиком. Шпионы были столь же естественны при его дворе, как муравьи в горшке с медом, и, наверное, столь же многочисленны.

— Как глупо с моей стороны!.. — непроизвольно вырвалось у Элинор, и глаза ее вспыхнули. — Я сразу почувствовала себя здесь не в своей тарелке, что, как вы знаете, совершенно не свойственно мне, но не знала, что именно так беспокоит меня, пока вы не подсказали. Я так далека от суеты и суматошности королевского двора!.. Думаю, что, раз мы уже решили остаться здесь, нам, может быть, следует подыскать себе дом, где было бы немного поспокойнее.

— Очень разумно, — согласилась леди Эла. — И тогда если кто-то почувствует себя не совсем здоровым и ему потребуется слабительное, он сможет принимать гостей в надлежащем уединении и комфорте.

В голове Элинор мелькнул вопрос, как часто Солсбери, который был крепок, как бык, могло понадобиться «слабительное», но задавать его было бы неосторожно и неблагодарно. Вместо этого она промолвила:

— Теперь, когда вы так удачно помогли мне разрешить эту проблему, леди Эла, может быть, вы будете так любезны и поможете мне еще в одном деле. Я столько лет не была при дворе и думаю, что со времен короля Ричарда мода и манеры сильно изменились. Вас не слишком утомит, если я вас попрошу разъяснить мне, что мне следует надеть в присутствии королевы Изабеллы?

— Меня редко утомляет беседа с одним человеком в домашней обстановке. Напротив, я нахожу это полезным для моего здоровья, и именно такого сорта спокойное оживление для меня лучше всего. И меня никогда-никогда не утомляет раздавать советы!

На этот раз губы леди Элы изобразили удовольствие, и Элинор опять не смогла сдержать смешок. Однако обе дамы тут же вернулись к практическим вопросам. На тему, когда кланяться, какую форму обращения использовать и тому подобных деталей, советы леди Элы были ясны и непосредственны. Она открыто рассказала также о потрясающей красоте Изабеллы и о том, как приятно говорить королеве, как она очаровательно выглядит и как изумительно ей идут наряды и украшения. Придворным совершенно не нужно лгать или выдавливать из себя комплименты, поскольку вкус у королевы безупречен, а король весьма щедро снабжает жену всеми нарядами, какие она пожелает иметь.

«Придется постоянно льстить», — заметила про себя Элинор.

— Единственное, что я нахожу безвкусным, и это моя вина, — то, что придворные дамы королевы слишком интересуются государственными делами. Королеву никак нельзя упрекнуть в этом. К ее чести надо сказать, что она никогда не слушает подобных разговоров и сердится на своих дам, когда те забывают более важные беседы о нарядах и украшениях. Я не могу не согласиться с Изабеллой. У меня самой сердце начинает колотиться, как барабан, при разговорах о таких вещах, которые более к лицу мужчинам.

Голос леди Элы стал особенно жалобным.

— Эти глупые женщины считают признаком любви со стороны своего любовника или мужа, если у него длинный язык и он рассказывает им обо всех своих делах. Если это правда, я должна быть более чем уверена, что Вильям нежно любит меня, несмотря на свое невнимание к моему слабому здоровью. Он всегда пытается поговорить со мной о своих делах, но я не могу этого выносить. У меня начинается одышка, и голова раскалывается, и головокружение становится таким сильным, что мне приходится прогонять мужа и обессиленной падать в постель.

— Как вам повезло, — сладко пропела Элинор, — и с любовью к вам мужа, и с несчастьями, которые спасают вас от любой возможности говорить неразумные вещи. Я сама очень любопытна в таких вещах — я когда-то была переписчицей у старой королевы Элинор и познала вкус к делам государства, но Иэн никогда не говорит ни слова об этом.

Элинор широко раскрытыми глазами смотрела в проницательные глаза Элы, которые в ответ спокойно взирали на собеседницу. Элионор не рассчитывала и не надеялась, что ей поверят, но ей понравилось одобрение, читавшееся в глазах Элы.

— Я полагаю, это связано с тем, что мы так недавно поженились, и он еще не совсем доверяет мне. Может быть, мне удастся узнать что-нибудь насчет него от придворных дам, особенно приближенных к королеве. Тогда он больше будет доверять мне.

— Некоторые дамы, — прощебетала леди Эла, — ближе к королю, нежели к королеве.

— Расскажите мне о них, — прошептала Элинор, придвигая свой стул поближе к леди Эле. — Я должна буду уделить им особенное внимание.

Когда распространилось известие о прибытии и направлении движения короля Джона, вся знать ринулась с женами в Винчестер. Элинор была весьма признательна леди Эле. Благодаря ее совету она вовремя успела снять небольшой дом неподалеку от замка. Иэн поначалу колебался, не желая обижать епископа Винчестерского, который предоставил им свой кров, или короля, если Джон предложит ему поселиться в замке.

Однако Питер Винчестерский не только не обиделся, но и нашел эту идею превосходной. Хотя сам он от всего сердца посмеивался над оправданиями Элинор, полагая, что уж кого-кого, но только не ее можно смутить шумом и суматохой, но сказал, что, по его мнению, эта причина прозвучит достаточно убедительно для тех, кто плохо знает ее.

Иэн встретился с королем, как только стало известно, что Джон готов принять своих знатных подданных, и вернулся домой в растерянности и волнении. Он был принят с учтивостью, которая ему показалась подозрительной. Правда, перед тем как он вошел в парадный зал, его перехватил Солсбери и сказал, что ему удалось смягчить обстановку, но Иэну все равно казалось неестественным, что король никак не отозвался о его браке, а спросил лишь, с ним ли леди Элинор. Иэна подмывало сказать, что ее нет, но уже слишком многие люди знали правду. После нескольких минут вежливой беседы Джон отпустил его с приглашением, которое больше смахивало на приказ, присутствовать вместе с леди Элинор на большом обеде в сочельник.

Еще более странным, чем видимое безразличие короля, было совершенно спокойное отношение к нему со стороны придворных. Иэн слишком хорошо знал способности короля в искусстве притворства. Однако друзья Иэна, казалось, были рады встрече с ним и ни косвенно, ни открыто не предупреждали его о возможных неприятностях.

Его враги, еще лучший индикатор, казалось, совершенно искренне были взбешены его столь удачным браком. Хмурые взгляды и фальшивые слова звучали там, где им и следовало, и при всей своей настороженности Иэн не увидел и не почувствовал ни малейшего намека, никаких ухмылочек исподтишка со стороны придворных, что могло бы указать на какую-то их осведомленность в скрытых планах мести.

Элинор тоже пыталась выяснить, чего им ждать, но преуспела в этом не больше своего мужа даже после встречи с королем двумя днями позднее. Ее в обычном порядке вызвали на судебное заседание по вопросу о выплате компенсации королю за то, что она вышла замуж без разрешения своего сюзерена. Иэн отправился с ней в полном снаряжении, что, конечно, было не совсем обычным нарядом для отвечающих перед судом по иску короля. Джон, однако, удостоил его не более чем быстрым снисходительным взглядом, словно говоря, что он прекрасно понимает оборонительный смысл этой демонстрации, но она совсем ни к чему. Что и подтвердилось.

Элинор оправдала поспешность своего брака постоянной угрозой для ее поместий и наследия ее сына со стороны разбойников, а также неверных и недовольных вассалов и кастелянов. И прибавила, что, поскольку король был на войне во Франции, она не знала, где и каким образом найти его или сколько времени ждать его возвращения.

Если Джон и вспомнил, что гонец Элинор, сообщивший о смерти Саймона, нашел его без малейших затруднений, он ничего не сказал об этом. Он принял оправдание необходимости спешки, но отклонил доводы о невозможности попросить разрешения на том разумном основании, что Иэну было прекрасно известно, где находится армия, и что война к тому времени уже закончилась. Затем он наложил на ответчицу штраф в размере десятой доли ее доходов от имений. Это было тяжелое наказание, но ни в коем случае не безосновательное.