Наташа, с посудой на перевес, остановилась у столика.

– Нормально, Жень, ты совсем оборзел? Я тут одна должна ишачить? Встал и пошёл столы собирать, мы договорились – всё быстро сделать и тогда поесть.

Ник взглянул на коллегу и кивнул ей, почувствовав как по-сестрински девушка приглаживает его волосы. Первый кусок еды в горле за последние трое суток. Да, это похоже на возможность жить.

– Твою мать, пять минут нельзя присесть. У меня желудок в толщину хера уже свернулся, – не дожевав, Женя закатил глаза.

– У меня тоже, – Ната повысила голос, пнув с мощного разбега стул парня. – Встал и пошёл убрать.

– Злая ты Наташка женщина, – официант насупился, придвинув кружку с кофе поближе к другу. – Видишь, как умирает патриархат?

– Я помогу, – Ник оживился. Это было новое для него состояние – активные действия. Он взялся за швабру, тряпку и, несмотря на головокружение, искал любой осквернённый посетителями столик. Но не находил. Перед глазами всё превращалось в море: растекалось волнами и тянуло на дно.

– Нет, нет. Ты ешь, отдыхай, – ласково девушка усадила бармена обратно и швырнула липкую тряпку в сторону Евгения. – А ты, с хером вместо желудка, встал и пошёл.

– Наташ… – Женя загнусавил, скорчив жалостливую мину, – Ну Наташ, – ещё более жалостливей захныкал он, умоляюще сомкнув ладони у своего лица.

Раньше оно работало. Девушка таяла, и расплывшись в улыбке, уступала.

Ничего не изменилось.

– Ладно, сама закончу, но учтите, что на первую пару опоздаю из-за вас.

– Окей.

– А что за предмет?

– Социология средств массовой информации.

– У-у-у, – громко протянул Женька, создав по залу музыкальный звук. – Такую пару можно пропустить. Зачем она тебе?

Наташа ничего не ответила, с особой силой полируя поверхность стола.

– Если ускоримся, то ты успеешь ещё выспаться перед парами, – подмигнул ей Женя и отпил немного пивной жидкости, гоняя швабру хаотично по полу как хоккеист клюшку (хотя и будущий IT-специалист). Родители настояли, ведь "времена такие наступают". Ночью – официант, а иногда и музыкант. На гитаре играет, если закажут. К неудовольствию, случается это редко и выпадет только на большие праздники. Обычно просят сыграть Сплин или Бориса Гребенщикова, а Женька терпеть не мог эту унылую пластинку "Депрессин". Утром он приходит из бара и спит по три часа, пока семья на работе, а потом снова подъём и на окраину города в университет. Брат-таксист с утра до утра пересекает улицы города, мама заведует кондитерским складом, отец руководит стройкой в очередном элитном посёлке. Женьке, как самому не занятому в семейном кругу, нужно приготовить обед, ужин и завтрак. Всегда только в таком порядке. А потом пары, выговор за опоздание и бегом на работу. Готовить зал к открытию. И в каждой выпитой бутылке пива после смены, съеденой шаурме скрывалось для него истинное счастье. Особенно оно было таким сейчас, когда он смотрел на своего соседа Никитоса и видел, что настроение в его глазах что полудохлый компьютер – да, жить то живёт, но экран передаёт лишь тусклые цвета. Для себя Женька бы не хотел, однажды (в скором однажды) проснуться и заметить, что из его жизни кто-то безвозвратно ушёл.

На входе в бар погасла неоновая вывеска и зал погрузился во мрак. По улицам путался утренний туман, сливаясь с небом в один холодный серый цвет. Всё было тихо. Переломные шесть часов утра, где одна жизнь засыпает, другая только оживает. В прямоугольных узких дворах, между четырёхэтажными домами, шуршала осенняя листва, и на своём пути можно было встретить только котов, не нашедших места в прохладных квартирах.

Ник прятал руки в карманах куртки и смотрел себе под ноги, не поднимая головы. Впереди него размашистым шагом следовала Наташа, не отвлекаясь от телефона, а рядом с ней, плечом к плечу, вышагивал Женька, заглядывая в чужой экран. Нескончаемый поток информационных лент, в которых его глаза терялись спустя секунду, а её запоминали то, что было важным. А важным было всё.

– Министр экономики посетит с рабочим визитом… Чё там, чё там, я дочитать не успел, верни назад.

Наташа возмущённо убрала телефон от близкого взгляда и сделала настороженный шаг в строну.

– Ты вмешиваешься в моё личное пространство, не замечаешь? – она отлично знала как Евгению глубоко всё равно на все эти новости, многослойные предложения и как не всё равно дышать возле её щеки рядом. Она хотела было улыбнуться, снова заставить его заглядывать в экран, но, из солидарности к Никите, держала лицо кирпичом. А он всё шёл как тень, пытаясь обратить внимание на коллег, но голова подняться не могла.

– Ты меня впускала в своё личное пространство полтора года, как такое можно не заметить, а? – крепко приобнимая девушку за руки, выдыхал Женя, оглядываясь на Толмачёва. Личный пример лёгкости жизни бывает заразителен, он может спасти падающую душу как протянутая рука помощи, но может и ничего не сделать. Было именно так сейчас. Он шёл отстранённо от парочки, непривычно позволяя наслаждаться им только лишь обществом друг друга. Всякое "иначе" осталось в весне. По зацветающему солнечному утру, вчетвером, они шли по дворикам на автобусную остановку. Две пары замечательных людей: Наташа-Женя, Никита-Диана. Она приходила к своему парню на работу и сидела в дальнем углу за столиком, чтобы тренировать в себе примерную жену, которая поддержит мужа. Всегда вместе, всегда рядом. Вторая парочка была такой же: Наташечка и Женечка. Общие смены, одни и те же ссоры и ревность друг другу по пути домой. Диана с Никитой смотрели на это и умилённо шутили, что споры рождают самые крепкие союзы.

– Смотри и учись, нам тоже так надо бесить друг друга как они. Хотя бы ради приличия, —кивала Диана, крепко сплетая свои тонкие пальчики вокруг запястья Никиты.

Одно звено выпало и пара осталась лишь одна. Не вместе, но она была. Когда-то Наташа и Женя встречались, тоже любили друг друга и после расставания всё ещё кажутся привязаными. Она нечаянно зацепит Женю взглядом, а он Наташу подхватит на руки – под визг кружил её вокруг своей оси. Никита смотрел теперь на это зрелище и если раньше улыбался во всё лицо, то сейчас прогонял слёзы. Господи, только не сейчас, только не с ними.

На перекрёстке у знака «Автобусная остановка» трое попрощались и разошлись по разные стороны.

– Ты звони, если вдруг надо поговорить, обязательно звони, – на прощание произнёс тихо Женя, крепче обычного обняв Толмачёва.

Наташа скромно чмокнула парня в щёку, скомкано оставив своё обещание:

– Ты и мне звони, понял? В любое время я буду тебя слушать и держать рот на замке.

Толмачёв ничего не ответил. Сухо кивнул вместо "пока". Надо бы многое сделать. Им, как самым близким сейчас, в моменте, сказать, что из всех друзей они есть те, кто ему нужен. Каждый день. Видеть чужую, суматошную жизнь всегда доставляет какие-то маленькие радости. Но это было недавно, а теперь перестало мелькать перед карими глазами разноцветными красками. Только белое и серое. Сегодня, завтра и далее по сентябрьским будним.

Работа? Помощи ноль.

Дни Толмачёва стали сливаться в один час. События в них, что вспышка – пропадали из памяти спустя пару секунд. Мама заезжала. Она что-то по привычке спешно тараторила, гладила ладонью плечи сына, но он не запомнил как она смотрела на него в этот момент. Бокал ночью выскользнул из рук и разбился, а он не запомнил, что штраф ему тут же простили. За него кто-то другой запоминает жизнь. Настоящий Никита в шесть утра стоял на лестничной площадке и, открыв настеж дверь своей квартиры, смотрел вглубь коридора. Перед его глазами открывался вид мрачный, всегда теперь тёмный. Комнаты стынут без тепла, постель пуста без любви и в кармане его лежит маленькая горстка сладостей из бара не для кого. Руки хотят быстро закрыть квартиру на замок и уехать куда угодно. Убежать скорее. Навсегда. Но сколько будут продолжаться эти побеги? Всю жизнь? Он сделал шаг навстречу пустоте, когда закрыл глаза. Жутко. Под кожей кровь похолодела. Нужно только дождаться, когда утренний солнечный свет проникнет в квартиру. Волнение отступит и перестанет бить по голове. Но Диана всё ещё была здесь. Сентябрь уже заканчивался, а её смерть продолжалась. У порога Толмачёв замирал в оцепенении и видел фигуру с знакомыми очертаниями: контур пухлых губ, тонкие пальцы рук, скульптурная линия шеи и профиль обрисован тенью стен. Он выдыхал волнуясь, что спугнёт её присутствие и больше никогда не сможет видеть. Дрожал, когда тень становилась всё ближе и ближе. Поиграли в обман и хватит. Но её призрак уходить не спешил. Она обнимала за плечи, водила своим носиком по затылку, сжимала в тиски талию Толмачёва. Если это не к врачам, то что это? Он скривился от страха, перестав дышать, и сполз на пол вниз. Отчётливо слышать шорох, знать её ласки как наяву, как будто она ещё жива, становится личной психушкой. Ник закрывал уши, чтобы не слышать обрывки её ладного голоса в голове. В панике жмурился, как только за тёмной занавеской покажутся её счастливые зелёные глаза и улыбка во весь рот. Пол скрипнул. Вжимаясь в стену Никита прижал голову к коленям. Пусть она уйдёт. Пусть только уйдёт, если уже не может быть рядом.