У гения очень похожая картина – его нейроны также образуют замкнутый, не принимающий ничего внешнего, круг. Он тот же простак, только его мозг сконцентрировался не на решении, какое же пиво вкуснее, а на решении математических, экономических или физических задач.

Гений живёт в своём маленьком мирке точно так же, как и простак. Простак, между делом, чисто по бытовой необходимости, вспоминает математику или физику. Точно так же и гений только между делом вспоминает о бытовой необходимости.

А наш прототип оказался куда более интересным. У него очень сильно развиты связи между самыми разными отделами мозга. Из двух тысяч опрошенных только у него был такой нестандартный результат.

– Могли бы просто сказать: «Он мыслит нестандартно», – тоном, отбивающим всякое желание продолжать речь, оборвал Верт. И это сработало, профессор замолчал.

– Ладно, я вас понял, док. Вы нашли своего идеального кандидата. Гагарина, можно сказать. Но будьте осторожны. Человека с улицы будет тянуть назад, на улицу. А вместе с собой он может прихватить и ваши тайны, и наш кошелёк.

– Ну, и вы не зря свой хлеб кушайте, куратор! – уколол собеседника профессор.

Верт рассвирепел. Он спрыгнул со стола, в два шага преодолел расстояние, разделявшее их с профессором, и схватил последнего за грудки. Профессор так и не понял, как его пятая точка потеряла контакт со стулом. Верт одной рукой держал на весу старичка и глядел ему прямо в глаза.

– Я не тот, кому вы будете подкидывать задачи. Я тот, кто размажет вас по стенке, если вы облажаетесь. Причём размажу в самом прямом смысле слова. Ваш гениальный и сосредоточенный в одной узкой точке мозг мне совсем не интересен. Разве что в виде студня, разлитого по полу. Надеюсь, вы это учтёте, когда в очередной раз откроете своё профессорское хлебало.

Старичок беспомощно хлопал глазами, глядя в бескомпромиссное лицо куратора. До него, наконец, начало доходить истинное значение этого слова: «куратор». Вернее то значение, какое придал ему его новый знакомый, Дин Верт.

Куратор опустил профессора на скамью. Тот не подал ни единого признака испуга, просто молча смотрел в лицо Верта.

– Я надеюсь, мы поладим, господин Белов? – Верт перешёл на мягкий тон.

– Не сомневаюсь, – всё так же бесстрастно ответил старичок.

– Вот и славненько! А то мне вашу физиономию минимум три месяца наблюдать, есть и спать через стенку от вас. И будет не очень хорошо, если мой сосед будет недоброжелателен.

Профессор промолчал.

– Ладно, читай свои записульки пока, а я пройдусь. Очень хочется посмотреть моё койко-место.

– Идите, дорогой, идите. Прямо по коридору. Увидите надпись «Жилой блок». Только не перепутайте с дверью с надписью «Ж» – это женский туалет.

Дин Верт проснулся в жилом блоке секции «J», в своей отдельной комнате. Он недовольно сожмурил глаза, свесил ноги с кушетки и резко поднялся на одном только прессе. Кушетка напротив пустовала. Это немного улучшило настроение куратора. Намедни он «попросил» своего нового приятеля, профессора Белова, освободить это самое койко-место. Тот возмущался, ругался благим матом, сыпал угрозами, а тем не менее собрал свои пожитки и переселился за стенку.

Возможно, именно эти возмущения и угрозы, всплывшие в памяти при виде пустой койки, немного подняли Верту настроение.

Спал Дин Верт в одежде, так что много времени на сборы у него не ушло.

Выйдя из своей комнаты, Верт нос к носу столкнулся с профессором Беловым.

– Доброе утро, док!

Профессор пробурчал что-то невнятное и прошёл мимо. Верту ничего не оставалось, как пойти следом.

– Какие у нас сегодня планы? – спросил Дин, спокойно идя за спешившим профессором. Тот снова что-то пробурчал и резко юркнул за дверь, не забыв ею хлопнуть. Верта этот жест нисколько не смутил, он спокойно зашёл следом.

– Док, я искренне рекомендую вам – научиться отвечать на мои вопросы, – Дин похрустел костяшками пальцев, как бы «тонко намекая».

Профессор безразлично посмотрел в сторону куратора и, ничего не ответив, опустил свой взгляд в какие-то бумажки.

– Сегодня мы осматриваем прототип, проводим дезинфекцию, – внезапно ответил Белов своим фирменным, мерзким голосом.

– Надо же, какой сюрприз! Я уж думал, что вы этого бродягу даже купать не будете, чтобы проверить, получится ли грязь сохранить в ходе копирования.

– Не волнуйтесь, грязи под ногтями нам будет достаточно, – совершенно серьёзно ответил профессор.

– А когда вы эту дворнягу приютскую сюда притащите? – продолжал ехидничать Верт.

– Он уже здесь. Два часа как. Уже сдал все необходимые анализы. Сейчас он на визуальном осмотре.

– Вы не хотите присоединиться к этому, док? В конце концов, именно вам оценивать, насколько качественно вы повторите его тело.

Профессор поморщился и выдал в презрительном тоне:

– Меня совершенно не заботят его гениталии, и насколько точно они будут повторены. Меня волнует его мозг, и только!

– Насколько мне известно, задача ставилась шире, чем только копирование мозга. Разве нет?

Профессор закрыл глаза, явно выражая недовольство.

– Конечно. На втором этапе. На втором этапе полное копирование всего тела, до последней молекулы в ногтевой пластине.

На первом же этапе – мы ограничимся копированием мозга. Тем более что секция «W» давно подготовила аппарат для размещения этого мозга. В наших планах – произвести копирование прямо в контейнер от этого аппарата.

– И вы уверены, что этот киборг оживёт? – совсем без иронии, а даже с интересом спросил Верт.

– Я ни в чём не уверен. Поэтому это и называется – эксперимент.

Верт поджал губы, выражая не то скепсис, не то восхищение.

– Док, а как вы собираетесь понять, что вы удачно скопировали мозг? – задумчиво продолжил Верт.

– По моим расчётам, должны сохраниться нейронные структуры и гормонально-восприимчивые центры, которые…

– Док, я вас прошу, чуть проще, – Дин скромно улыбался. – У меня всего-то техникум за плечами, и тот кулинарный.

Профессор самодовольно улыбнулся.

– Попроще… Проще… – Белов словно жевал слова, которые хотел произнести. – Как это говорится, для ту… В общем: образец должен помнить всё то, что помнит прототип. Чувствовать всё то, что чувствует прототип. Мыслить так же, как мыслил прототип. Да и вообще, не должен понимать разницы между собой и прототипом.

Верт понимающе покивал.

– Успех будет полным только тогда, когда ни близкие, ни родные люди, ни даже мы с вами не сможем отличить, где прототип, а где образец.

– Ну, думаю, в случае с киборгом у вас ничего не получится, первый же металлодетектор выдаст нужного, – иронизировал Верт.

– О боги! Киборг – это первая часть. Она вообще не столь важна. Простой робот будет проще в изготовлении, да к тому же превзойдёт по интеллектуальным возможностям.

Нам же этот этап должен открыть – насколько сильно мозг привязан к своему родному телу. Да и вообще – в мозге ли центр человеческой личности.

– А что должен открыть следующий? – этот вопрос Верт задал с необыкновенной осторожностью, будто ответ мог сразить его наповал.

– О-о-о, мой юный кулинар, – это как раз и есть самая важная часть. Никто не ответит вам сейчас, потому что никто не знает. Но и никто не сомневается в том, что откроет нечто великое!

Иронию напрочь стёрло с лица куратора. Теперь в нём читалась готовность слушать и, что называется, «мотать на ус».

Профессор собрал бумаги и направился к двери по другую сторону кабинета. Верт последовал за ним.

Они оба вышли в длинный коридор, по одну сторону которого была глухая стена из бетона. Роль другой стены выполняли стеклопакеты, за которыми открывался вид на внутренний зал. Этот зал, по масштабам и форме, напоминал ангар для самолёта истребителя. Пол «ангара» был этажом ниже, поэтому Верт и профессор рассматривали происходящее с высоты. Между колонами, поддерживающими этажи выше, стояло множество оборудования, в том числе и та штука, что походила на раскрытый трансформатор, с кучей трубок и двумя «хрустальными гробами» наверху.