– «Тандем»? – иронизируя, спросил Верт.

– «Тандем» – так мы теперь называем пару «прототип» – «образец три», так как действительно не знаем, кто из них кто.

Верт закатил глаза и неодобрительно покачал головой.

– Тянуть с экспериментом не будем, – продолжил Белов. – Сегодня вечером и копируем. Полагаю, вы захотите проверить смертность «образца четыре» с помощью вашего пистолета. Нисколько не возражаю. Куда и как стрелять – решайте сами.

Верт поджал нижнюю губу, демонстрируя размышление. Он залез рукой в широкий набедренный карман своих камуфляжных штанов и чем-то пощелкал.

– Ваша идея мне нравится, – спокойной улыбнулся Верт. – Будет здорово, если «четвёртый» сдохнет. Тогда сегодня я смогу крепко заснуть.

Профессор никак не отреагировал на похвалу, просто опустил голову и вернулся к своим цифрам.

– А когда вы собираетесь выпустить «подопытных кроликов» на волю, порезвиться? – настороженным шёпотом спросил Верт.

– «Образец номер один» пойдёт к семье завтра. «Тандем» за ним, по одному в день, на полные сутки.

– Ого! Шустро! Но я очень расстроен, что вы не предупредили заранее. Мне нужно собрать моих ребят. Вы же не думали отправить их домой без сопровождения?

– Я не вижу в этом особой нужды.

– А я вижу, и очень даже особенную. Ваши «кролики» могут разбежаться.

Профессор поднял на куратора взгляд, в котором читалось удивление. И хоть Белов ничего не сказал, Верт уже всё понял – этот профессор, может, и гений, но точно не видит дальше собственной тетрадки. Ему и в голову не приходило, что его «образцы» могут сбежать.

Куратор довольно улыбнулся – приятно осознавать, что ты в чём-то умнее и лучше седого всезнайки. Это чувство тёплым эфиром растеклось по душе Верта, и его гнев бесследно растворился.

– Ладно, готовьте «кроликов» для вечернего рагу. А я соберу своих ребят. Уверен что «образец номер один» ещё не знает, что ему завтра предстоит встреча с семьёй. Сообщите ему как можно скорей! Нашему единственному киборгу тяжело даётся каждое решение, особенно – что касается семьи.

Прошло уже три недели. За это время я уже хорошо научился управлять своим новым телом. Как выяснилось, не такое оно уж и сильное – жим лёжа выполняет штангой в сто двадцать килограммов, удар левой – восемьсот килограммов, правой – девятьсот. Максимальная скорость бега – 20 километров в час. Короче, до супермена ещё далеко.

Из приятных новостей: уже ем нормальную еду. Немного. По детской порции. А больше и не влезает.

Ден притащил мне банку пива. Смешно. С одной банки накрыло точно так же, как на первом курсе с бутылки текилы на пустой желудок. Ден говорит, что виной тому количество крови в моём организме – её у меня полтора литра. А больше и не нужно. Из живых тканей, по словам Дена, у меня остались только мозг, кишечник, печень и кожа. Может, что-то ещё, но это не столь важно. Я даже дышу через искусственное лёгкое, чему ещё удивляться?

Со своей новой участью я почти смирился. Вот только далеко не все вокруг с такой лёгкостью принимают перемены. Кроме Дена и господина Верта, никто не может увидеть во мне человека. Для остальных я полумеханическое «нечто», которого стоит побаиваться и обходить стороной. Особенно больно наблюдать такую реакцию со стороны Лайзы Чан – она бежит, бежит в прямом смысле слова, если мне вздумается обратиться к ней по любому поводу.

Ден не такой. С ним мы много болтаем, играем в карты и настольные игры, обсуждаем прелести холостяцкой жизни, давно позабытые мной.

Вот и сейчас мы остались с Деном вдвоём. Вот только что-то поменялось. Он почему-то сидит сам не свой.

– Что стряслось, Ден?

Он молча пожал плечами.

– Слушай, ты так поник, как будто знаешь, что меня через час распотрошат и ты ничего не сможешь с этим сделать.

Ден усмехнулся, но в его глазах блестел ужас, который я расшифровал как ужас раскаяния. Раскаяния в том, что посеял чрезвычайную тревогу, притом напрасно.

– Да нет, – с извиняющейся улыбкой начал объясняться Ли. – Дело в том, что мне поручили кое-что у тебя спросить, а у меня язык не поворачивается.

Я заинтересовался.

– Ну и что же они хотят выяснить?

Ден помялся, но, поняв, что разговор он уже начал и отступать поздно, выдавил из себя:

– Они хотят знать: соскучился ли ты по семье?

Меня словно окатили кипятком. Смесь ненависти, тоски, ярости и печали до краёв заполнила мои внутренности. Я даже почувствовал учащение сердцебиения, хотя понимал – это не естественная реакция, а программное реагирование.

Да, Ден, ты не зря боялся задать этот вопрос. И, да, я знаю уже, почему они его задают. Они хотят, чтобы я пошёл к Клэм и Бити. Чтобы заявился в своём роботизированном воплощении и перепугал их до смерти.

Но, с другой стороны, если эти балбесы правы? Что если «престиж» – это я, а тот, кто спит в мягкой постельке, должен захлебнуться под сценой? Что, если я настоящий, я живой, а тот – бездушная кукла? Что, если мои родные разглядят меня в этом противоестественном теле? Позволят ли эти живодёры остаться мне с моей семьёй?

Скорее всего, позволят. Позволят, потому, что это очень интересный эксперимент! Им очень хочется знать, как скоро семья поймёт, что рядом с ними киборг? Как отреагируют? Как сложится дальнейшая семейная жизнь?

А я? Я готов ставить эксперименты над собственной семьёй? Сама мысль об этом вызывает гнев и рвоту. Но… я ужасно по ним соскучился!

Вдруг в мою голову пришла мысль. Нет, пришла – это мягко сказано. Мысль разорвала мне голову, молнией поразила мои нейронные связи, и я поспешил её озвучить:

– Ты можешь передать господину Верту, что у меня есть условия.

Ден вопросительно поднял брови.

– Да, у меня есть условия для нашего добровольного и продуктивного сотрудничества. Это не требования, и это особенно уточни, это скорее просьба.

Мой собеседник продемонстрировал мне развёрнутые ладони, что на его языке это значило: «Поторопись, я теряю связь твоих мыслей».

– Раз уж они так и так хотят меня отправить к моей семье… Если моя семья признает во мне… «Меня»… А в другом не признает… Пусть они разрешат мне вернуться к семье!

Глаза Дена округлились от изумления. Видимо, ему и в голову не приходило, что я могу попросить о подобном. Да и кому могло? Разве что мне самому. Но я не закончил на этом.

– Ден, скажи, что я готов к любым экспериментам, к любой работе, ко всему что угодно! Только оставьте меня с моей семьёй!

Я буду приходить сюда как на работу. Если какие-то проблемы, задерживаться и… – я изобразил пальцами кавычки, – … «Уезжать в командировки». Готов пахать на компанию за мизер… Только не отнимайте у меня моих…

К горлу подкатил комок, и глаза защипало. Я чувствовал фальшивость этих ощущений. Но понимал и то, что они соответствуют смятению в моём сердце. И потому совсем не пытался остановить капли воды, вышедшие из моих «псевдоглаз». Эти якобы слёзы способствовали выбросу чего-то в кровь. Чего-то, от чего вмиг перестала болеть голова, пропал шум из ушей и настроение улучшилось.

Ден наклонился ко мне и очень тихо прошептал:

– А что ты намерен делать, если семья признает того, а не тебя?

Вопрос этот был вполне обоснованным, и я к нему был готов, правда, только в глубине души… На поверхности же… Только я осознал его слова, совсем упустив из внимания вопросительные нотки, на меня накатала новая волна меланхолии, а «слёзы» по щекам полились ручейками.

– Не знаю, – едва смог выдавить я на волне новой «слезной» эйфории. Ден в ответ просто покивал. После непродолжительной паузы он сказал мне:

– Чтобы ни случилось, помни, я твой друг! Ты уже не один в этом мире!

Я поднял на Дена взгляд, которым пытался выразить безмерную благодарность. Но на самом деле в этот момент никакой благодарности я не чувствовал. Всё, что я почувствовал, причём в очередной раз, что этот Ден грамотный психолог. Он привязывает меня к себе незамысловатыми приёмами. Он заставляет меня полюбить его как брата и довериться ему. Вот только иногда у него не получается доиграть свою роль до конца. Самая маленькая долька неискренности выдаёт, что он такой же говнюк, как и все в этой секции. Меня это уже перестало заботить.