– Я буду платить вам столько же, сколько вы получаете у Датча. Стало быть, вы будете зарабатывать вдвойне только за то, что отчет вам придется представлять не одному человеку, а двоим.

– И это все?

– Ну... возможно, я попрошу вас придержать кое-какую информацию. Скрыть ее от доброго старого Бенедикта.

– Не пойдет!

Уэстон вскинул голову. Он почему-то не сомневался, что Стайлз уже проглотил наживку.

– Я не заинтересован в том, чтобы обманывать «доброго старого Бенедикта». Если я соглашусь и это станет известным, я лишусь работы, а главное – репутации.

– Да я слова никому не скажу! Все останется между нами.

– Неужели? – Глаза Стайлза блеснули с такой силой, что Уэстон испугался. Кто он такой, этот тип? Люцифер собственной персоной? – С какой стати я должен вам доверять?

– С такой, что я собираюсь платить вам чертову уйму денег! Зачем же мне самому вас раскрывать?

– И что вы подразумеваете под «чертовой уймой»?

Ура! Значит, он все-таки слушает! Уэстон ощутил злорадное торжество. Денверу Стайлзу нужен кусок пожирнее. Как и всем на этом свете.

– Ладно. Если вам мало того, что я предложил, я заплачу вдвое, нет, втрое больше! – Уэстону не терпелось заключить сделку, чего бы это ни стоило. За любые деньги. – Сколько бы Датч вам ни платил, я утрою эту сумму.

– Плата вперед! – Гипнотизирующий взгляд серых глаз не отрывался от лица Уэстона. – Сто пятьдесят тысяч.

– Пятьдесят вперед, остальное потом. Стайлз задумался.

– И за эти деньги я хочу первым узнавать, что вы там раскопаете для Датча, – продолжал Уэстон. – Кроме того, мне нужна информация о его новом проекте – о второй очереди «Камня Иллахи».

– Ну, здесь никакого особого секрета нет. Он собирается расширить территорию и построить еще один корпус, поменьше.

– Где?

– Примерно в полумиле от главного здания, подальше от океана.

Уэстон ощутил холодок приближающейся опасности. Он уже был наслышан об этих планах, но надеялся, что информация окажется ошибочной, что Датч найдет более надежное, более живописное место для своей новостройки. Черт, даже самые продуманные планы иногда дают осечку.

– Окружной совет уже дал разрешение на этот участок. Рытье котлована начнется на следующей неделе. – Стайлз снова взглянул на Уэстона, словно читая его мысли.

– Так скоро? Черт...

Уэстон потянулся за сигаретами и почувствовал, как на лбу у него россыпью выступает пот. «Спокойно! – скомандовал он себе. – Еще ничего не случилось. Главное, не теряй головы». Но ему с трудом удалось совместить огонек зажигалки с кончиком сигареты. Все его тщательно выстроенные планы могут быть уничтожены одним движением ковша экскаватора!

– Итак, мы договорились? – спросил он. – Когда все это кончится, вы могли бы стать богачом.

Стайлз помолчал. Его челюсть окаменела, все мускулы были напряжены, словно это ему, а не Уэстону приходилось торговаться с дьяволом.

– Или покойником, – проговорил он наконец. «Это грозит нам обоим», – подумал Уэстон, хотя вслух, разумеется, ничего не сказал.

– Ладно, Таггерт. – Стайлз поднялся со стула, но протянутую руку Уэстона проигнорировал. – Считайте, что мы заключили договор. Но если хоть слово, сказанное здесь, просочится наружу, вы об этом пожалеете.

– Пожалею?

– Я нарою столько грязи на вашу семью, что вы в ней захлебнетесь. Из того, что мне уже удалось выяснить, видно, что Таггерты ничем не лучше Холландов. По правде говоря, не знаю, кто из вас хуже. – Глаза у него прищурились, губы надменно сжались; он явно демонстрировал свое превосходство. – Вы по уши в грязи, Таггерт, и мы оба это знаем, так что не пытайтесь меня подставить.

Уэстон ушам своим не верил. Эта мразь, этот мелкий жулик пытается его запугать!

– Вы мне угрожаете?

– Просто даю совет. А вы понимайте как хотите. – Он подошел к двери и, не оборачиваясь, добавил: – Я предпочитаю наличные. Все пятьдесят тысяч. Через три дня.

Уэстон проводил его взглядом и попытался убедить себя, что эта собака только лает, но не кусается. Но Стайлз держался уж очень уверенно, а его шрамы свидетельствовали о том, что он в свое время получил суровую закалку. Уэстон вытер внезапно вспотевшие ладони о брюки. Ему оставалось лишь надеяться, что инстинкт не обманул его, что он не совершил худшую ошибку в своей жизни.

Кейна смущал пистолет. Вновь и вновь перечитывая всю собранную им информацию о смерти Харли Таггерта, он все время натыкался на это оружие – нигде не зарегистрированный дамский пистолетик. Шестнадцать лет назад следователи просто проигнорировали пистолет, хотя он был найден на расстоянии броска от яхты и примерно в двадцати футах от того места, где плавало тело Харли. На пистолете даже в воде сохранились отпечатки, но их так и не идентифицировали.

Так как же он попал в воду? Может, он послужил орудием какого-то другого преступления, потом от него избавились, выбросив в воду, а нашли совершенно случайно в тот момент, когда всплыло тело Харли Таггерта? Или кто-то бросил его в воду нарочно, чтобы запутать следствие, пустить его по ложному пути? Имеет ли пистолет какое-нибудь отношение к Клер? При мысли о ней сердце подскочило у него в груди, и Кейн разозлился.

Черт, у него нет времени для всяких эротических фантазий. Только не сейчас, когда он близок к разгадке старой тайны. Надо только сложить вместе все кусочки в правильном порядке.

Разумеется, сестры солгали. Либо они замешаны в этом все вместе, либо убийца – одна из них, а остальные покрывают ее. И, к сожалению, мотив был только у Клер. Но, может быть, произошел несчастный случай? Может быть, после того, как она объявила Харли о разрыве помолвки, он впал в буйство? Заорал на нее, набросился, не позволяя уйти с яхты? Может быть, они начали бороться, и она, защищаясь, ударила его по голове каким-то тяжелым предметом – неправильной формы, первым, что попалось под руку? А он потерял равновесие и упал за борт.

Нет, этого не может быть. Если Харли погиб случайно, она бы вызвала полицию. Зачем бежать? Зачем выдумывать какую-то дурацкую историю про кино и убеждать сестру загнать свою машину в озеро? Бессмыслица какая-то! Впрочем, во всем этом деле вообще нет никакого смысла.

Пристально вглядываясь в фотографию пистолета, Кейн тяжело вздохнул. Неужели он никогда не узнает правды? А это значит, что Датч Холланд так и не заплатит за свои грехи.

Он вышел на крыльцо, где его отец после своего увечья в течение многих лет трудился, выпиливая из поваленных стволов фигурки всякого лесного зверья. Кейн никогда не любил отца, не мог глубоко сочувствовать человеку, который во всех своих несчастьях винил владельца компании. Однако всей правды он тогда не знал. Откуда ему было знать, что его мать стала любовницей Датча, что она переехала в Портленд и жила там в приличном кооперативном доме на деньги Бенедикта Холланда, что ежемесячный чек на триста долларов в действительности приходил от Датча? От отца Клер.

– Ублюдок! – сквозь зубы пробормотал Кейн.

Минувшей зимой его мать умерла от сердечного приступа. Вот тогда Кейн и узнал горькую правду о том, что Элис Моран оставила своего мужа и единственного сына, чтобы стать любовницей Датча.

Его затошнило, когда он представил себе мать с Датчем. Он вспомнил, сколько раз в детстве не спал ночей, дожидаясь ее возвращения, отказываясь верить, что она покинула его навсегда. Он постоянно цеплялся за надежду, что она все-таки вернется. Жестокие слова отца, любившего напоминать ему, что она всего лишь шлюха какого-то толстосума, не могли погасить эту надежду. Зато теперь эти слова живо вспомнились ему: «Ей плевать на нас с тобой, малыш. Она нас никогда не любила. Нет, ей нужны были только деньги, и она нашла способ их зарабатывать, лежа на спине и раздвинув ноги. Помни, сынок, все женщины таковы. За пару монет они на все готовы. Даже твоя собственная мать».

Кейн стиснул зубы и сжал кулаки. Бенедикт Холланд получит по заслугам. Надо только выполнить задуманное, и вся его империя рухнет, как карточный домик.