Клер понимала, в чем состояла ее ошибка: она не должна была все ему позволять. С того единственного рокового дня, когда они пересекли невидимую черту и занялись любовью, нарушив данное друг другу слово подождать до свадьбы, – с того самого дня их отношения изменились.

В тот день они поехали кататься на байдарке и сделали привал у входа в небольшую пещеру на северной стороне озера. Харли захватил с собой бутылку вина, которую тайком стащил из отцовского погреба, и они распили ее на двоих, разомлев под летним солнцем, а потом плавали, плескались, дурачились и целовались, упиваясь своей любовью. Клер, никогда прежде вообще не пробовавшая спиртного, слегка захмелела, но дело было даже не в вине. Ей казалось, что склоняющийся к вечеру день полон волшебного очарования, и она отбросила осторожность, развеяла по ветру все свои сомнения. А ветерок, обвевавший ей щеки и трепавший темные волосы Харли, казался таким ласковым и теплым...

Харли осмелел и стал более настойчивым, чем когда-либо, а у Клер немного помутилось в голове. Его поцелуи становились все более глубокими и требовательными, а она охотно отвечала на них, позволяя ему гладить ее скользкое от воды тело. Наконец его пальцы дерзко скользнули под лифчик ее купальника, и он отбросил полоску эластичной ткани быстрым, ловким движением, как будто проделывал это уже сотни раз. Крепко прижимая Клер к себе, он целовал ее груди над водой. Ей стало щекотно; теплая, сладкая боль разлилась по всему телу.

– Держись за меня ногами, – ласково, но властно попросил он, не отрываясь от ее кожи.

Капли озерной воды алмазами повисли на его ресницах, Когда она повиновалась и обхватила ногами его мускулистый торс, откинувшись на спину и чувствуя, как солнце согревает обнаженную грудь, он прошептал: «Вот это моя девочка!» – и поцеловал ее живот.

Клер парила на волне чувственного наслаждения, пока он нес ее на берег. Тут игра началась всерьез – он водил губами по ее груди, брал в рот и посасывал соски, отчего у нее внутри все стало плавиться и в конце концов превратилось в затягивающий жаркий омут. Харли заставил ее взяться рукой за пульсирующий бугорок у него между ног, застонал и поклялся ей в вечной любви. Потом он сорвал с себя плавки, и она впервые увидела его совершенно обнаженным. Его могучая эрекция немного испугала Клер, но он уже стягивал с нее нижнюю часть бикини.

Харли не спрашивал разрешения, а она не стала возражать, когда он опрокинул ее на спину, коленями заставил разжать ноги и одним быстрым движением похитил девственность, которую она так ревниво охраняла в течение семнадцати лет. Клер почувствовала боль, пролила несколько слезинок, но Харли осушил их поцелуями. После нескольких быстрых толчков он обмяк и навалился на нее, тяжело дыша от восторга, и повторил, что будет любить ее до самой смерти.

Обхватив пальцами поручень, Клер закрыла глаза и словно наяву вспомнила, как его тело покрылось испариной, мускулы напряглись, а на сосредоточенном лице появилось выражение торжества в ту минуту, когда он овладел ею. А она вся горела желанием, ее обуревала жажда, и она верила, что только он сможет эту жажду утолить. Она была слепо, бездумно влюблена.

Они поклялись, что всегда будут вместе, что поженятся, заведут детей и попытаются сделать так, чтобы их семьи помирились. Но в последнее время Харли стал совсем другим. Его добрая улыбка исчезла, он стал буквально одержим желанием заниматься сексом. При каждой встрече он давал понять, что только этого и ждет, что только этого ему от нее и нужно. Сейчас Клер казалось, что с того самого дня на озере его интересовало лишь ее тело.

Но это же нелепость! Он же любит ее! Или нет?

Клер услыхала подъезжающую машину, и сердце у нее часто забилось: на этот раз Харли ее не подвел. Шаги застучали по доскам причала, и она улыбнулась, увидев, что он бежит к ней.

– Прости, я опоздал, – запыхавшись, пробормотал Харли, обнимая ее и уткнувшись лицом во впадинку между шеей и плечом. – Господи, как же мне тебя не хватало!

Его пальцы вплелись ей в волосы, он шумно вздохнул, и Клер сразу же простила его. Это был он, ее дорогой Харли, милый мальчик, которого она любила душой и телом! Закрыв глаза, она прижалась к нему, обняла его, отгоняя прочь все сомнения и страхи, подтачивающие основу их любви.

– Мне тоже тебя не хватало, – хрипло пршептала Клер, чувствуя, как слезы обжигают ей глаза.

– Прости меня!

Ее сердце чуть не остановилось.

– Мне не за что тебя прощать.

– О, Клер, если бы ты только знала! Прозвучавшее в его голосе отчаяние эхом откликнулось в ее душе.

– Что я должна знать?

Все тело Харли напряглось, он стиснул ее так крепко, что она едва могла дышать.

– Что я должна знать, Харли?

Он медлил чуть дольше, чем следовало.

– Что я люблю тебя. Что бы ни случилось, ради бога, верь, что я люблю тебя.

– Харли, успокойся, ничего не случится. – прошептала Клер, но, даже прижимаясь к нему, ощутила глубоко в сердце ледяной холод.

– Надеюсь, что ты права, – сказал он, подняв голову и глядя ей прямо глаза. – Бога молю, чтобы ты оказалась права!

Взглянув на часы, Миранда почувствовала, что сердце ее забилось быстрее. Надо было спешить: Хантер уже ждал ее в коттедже. При одной мысли об этом у нее пересохло во рту.

Впервые в жизни Миранда была влюблена. Она понимала, что это безумие, что у нее с Хантером Райли нет общего будущего, но ничего не могла с собой поделать. Не могла сделать вид, что между ними не существует взаимного влечения. И не только в этом было дело. Он был по-настоящему дорог ей.

Досыта насмотревшись на душевные страдания Клер, Миранда понимала, что сама вступила на опасную дорожку – точнее, даже на тонкий канат, который непременно оборвется. Но она восемнадцать лет следила за каждым своим шагом, ни разу не уклонилась от прямого пути и теперь решила следовать своей дорогой, хотя и знала, что в конце ее ждет только страдание. Ну и пусть! Она даром потратила свою юность, чтобы доказать Датчу Холланду, что ничуть не хуже так и не родившегося у него наследника мужского пола, а чего добилась? Все ее усилия не произвели на отца ни малейшего впечатления. Он вообще не обратил на них никакого внимания!

Миранда схватила брошенный в ногах кровати свитер, сунула под мышку сумочку и направилась к черной лестнице. Хантер был старше ее, и, хотя он бросил среднюю школу, не закончив курса, ему потом удалось сдать экзамены экстерном и все-таки получить аттестат. Теперь он учился в местном муниципальном колледже и в то же время помогал своему стареющему отцу, а иногда еще подрабатывал у Таггертов.

Миранда впервые по-настоящему обратила на него внимание в конце весны, когда Хантер с отцом расчищали от валежника одну из полян для пикников на берегу озера. Она сидела на заднем крыльце и читала, но тут небо затянуло тучами, и на землю упали первые дождевые капли. Под навесом крыльца ей было сухо, она могла не бояться дождя, но Хантер и его отец продолжали работать под открытым небом, даже когда хлынул ливень. Не обращая внимания на непогоду, Хантер ломал и оттаскивал крупные сучья, хотя дождевая вода стекала у него по подбородку, а футболка влажным компрессом прилипла к спине. Миранда, как зачарованная, следила за ритмичной работой его мускулов. Их плавное перекатывание вызвало у нее странное, доселе неведомое ощущение: как будто в самом низу живота вдруг забила крыльями целая стая мотыльков.

Его светлые, песочного оттенка волосы потемнели от дождя, а когда он оглянулся через плечо и посмотрел прямо на нее серыми и сумрачными, как зимний шторм, глазами, ей пришлось отвести взгляд. По всему ее телу вдруг разлилось тепло, впервые в жизни она ощутила слепую, бездумную тягу своего женского естества.

В тот день Миранда не сказала ему ни слова, да и на следующий день тоже. Но она снова вышла на крыльцо с книгой, делая вид, что поглощена чтением, а на самом деле не сводила глаз с парня, которого знала всю жизнь, однако до сих пор так и не видела по-настоящему.